Книга Гибель линкора "Бисмарк". Немецкий флагман против британских ВМС. 1940-1941 - Вилль Бертольд

Капитан-лейтенант Нобис резко поднялся. Вошел младший лейтенант Петерс. Держась чуть напряженно, он доложил:

– Вас хочет видеть командующий флотом, герр капитан.

– Где?

– На мостике, герр капитан.

В это время флагман «Бисмарк» снялся с якоря. Нобис машинально взглянул на ручные часы: 5.02 пополудни. Линкор двигался навстречу врагу.

Он двигался навстречу величайшей победе германского флота.

Он двигался навстречу жесточайшему поражению германского флота…

«Бисмарк» медленно и спокойно тащился мимо Бергена из норвежского фиорда. За ним следовал тяжелый крейсер «Принц Эйген» водоизмещением 19 000 тонн с командой численностью 1400 человек, которые тоже готовились впервые вступить в бой с врагом. В открытом море сформировалась эскадра. Перед авангардом шли два тральщика. Пять эсминцев прикрывали фланги и тыл.

На мостике «Бисмарка» стоял адмирал Лютьенс, человек, которого еще никогда не видели улыбающимся. Курс – 260 градусов. Высота гребня волны 2–3 метра. Сила ветра 4–5 метров в секунду. Видимость – 22 морские мили.

К вечеру опустился туман. Через четыре с половиной часа хода эскадра встретила конвой торговых судов. Адмирал потребовал опознавательного сигнала. Конвой его дал.

Это был немецкий ложный конвой из 12 судов под прикрытием легкого крейсера и двух эсминцев. Он вышел в море лишь для маскировки операции «Бисмарк». Ему приказали следовать дальше.

Суда конвоя вернулись в порты приписки.

Теперь отпустили также и корабли прикрытия. Флагман «Бисмарк» и тяжелый крейсер «Принц Эйген» изменили курс. Когда капитан Линдеман узнал о новом курсе, он покачал головой. Верховное командование флота предполагало, что кораблям следует прорываться в Атлантику между Исландией и Фарерскими островами. Но командующий флотом адмирал Лютьенс располагал полной свободой действий. Почему он предпочел более опасный Датский пролив, Верховное командование так и не поняло.

Приказ «отбой» отменили. Команда на верхней палубе хранила свои спасательные жилеты и стальные шлемы всегда в пределах досягаемости. Напряжение охватило корабль с носа до кормы, от киля до верхушки мачты. Каждый, ощутивший внезапно вибрацию корабля, утешал себя, что все это естественно, и все же беспокоился. Тревожились как молодые матросы, впервые участвующие в боевом походе, так и бывалые офицеры, которые не выдавали своих чувств ни за что на свете. Каждый реагировал на обстановку по-своему. Некоторые становились вдвое болтливей, чем обычно, другие не говорили ничего. Одни говорили шепотом, другие кричали. Одни сидели все время в гальюнах, другие стояли без движения.

Старшина Мегринг забыл свои истории о женщинах. Линк думал о невесте. Младший лейтенант Петерс шутил. Но у всех на душе было скверно. На тех, кто говорил тихо, кричали, что они говорят слишком громко.

Все вдруг ощутили присутствие врага, который мог атаковать под прикрытием ночной мглы и тумана как с воздуха, так и из-под воды. То, что в течение нескольких часов ничего не произошло, лишь усиливало напряжение. Впередсмотрящие боролись с ночными привидениями. Они повсюду видели подлодки. Ухмыляющаяся фата-моргана посылала одну ложную команду за другой. Их отменяли, снова давали и отменяли вновь. Во время боевого похода ничто не вызывает беспорядка больше, чем бездействие… У младшего лейтенанта Петерса пропал аппетит. Но он предпринял максимум усилий, чтобы скрыть это. «Какого черта я пошел служить во флот?» – спрашивал он себя в мрачном расположении духа. Он отбросил салфетку и снова вернулся в штурманскую рубку. Капитан-лейтенант Нобис приветствовал его словами:

– Вы бледны, Петерс.

– Я всегда был бледен, герр капитан… даже когда был ребенком. – В тот же миг Петерс покраснел.

– Вы сейчас уже не бледны, – возразил Нобис с усмешкой.

– Мне не страшно, герр капитан.

Нобис похлопал его по спине:

– Никто не говорит, что вам страшно. Вы не знаете, как я себя чувствовал, когда оказался впервые в морском походе. Никому не говорите, но меня мучила морская болезнь дважды в день.

Теперь усмехнулся Петерс:

– Вам известно, как собирается действовать адмирал?

– Нет. Я не намерен в это вникать.

– Старик, должно быть, пойдет мимо Фарер.

– Я бы тоже шел этим курсом, – проворчал Нобис. Он склонился над картами, отодвинув компасы. – По мнению Лютьенса, англичане, видимо, полагают, что мы пойдем на этот раз другим курсом. Адмирал рассматривает два варианта. На то он и адмирал… Если англичане тоже рассматривают два варианта, все будет в порядке… Теперь я хочу отправиться на боковую на полчаса.

Нобис вышел из штурманской рубки, спустился с мостика, вдохнул свежего воздуха и прошел под крытую палубу.

В это время матрос Пфайфер выскочил из офицерского гальюна. В суматохе, вызванной «боевой обстановкой», он попал не в свое отхожее место.

– Ты соображаешь, откуда идешь? – спросил его Нобис.

– Так точно, герр капитан.

– Что значит «так точно»? – рассмеялся Нобис. – В следующий раз, будь любезен, контролируй, куда идешь.

– Так точно, герр капитан.

Матрос оставался стоять на своем месте в нерешительности.

– Ты имеешь хотя бы малейшее представление, куда тебе нужно идти?

– Никак нет, герр капитан.

– Какой дивизион?

– Второй матросский.

– Идем со мной.

Нобис вошел в матросскую столовую. Старший по вахте скомандовал: «Смирно!» – и отдал честь.

Когда Нобис остановился среди рундуков, вдохнул спертый воздух, увидел изображения полуголых девиц, он сразу ощутил себя в домашней обстановке, забыл, что является офицером. Он почувствовал себя среди людей, с которыми делил судьбу. Вибрация пропала. Это заметил не только он, но и другие. Пропала на несколько минут. Только на несколько минут.

На откидной полке стояла полупустая бутылка бренди. Старший матрос собирался ее убрать.

– Оставь ее, – сказал Нобис. Он взял кружку и наполнил: – Прочь напасти, – выпил все залпом. Затем поднялся.

Он вдруг вспомнил, что служит на «Бисмарке» офицером. Что корабль движется ночью. С 2430 судьбами на борту, которые решатся в течение нескольких дней, решатся войной, источником всех убийств. С людьми на борту, которые надеялись, тревожились, дрожали от страха или хвастали смелостью. Вместе с чувством долга людей наполняли тревога и дрожь. Завершением их боевого похода могло быть одно – уничтожение. Уничтожение самих себя или противника. Победа или смерть. Но одна цель превосходила все остальные: выжить, если возможно.

А что же противник? Что делали англичане? О чем они думали? Что знали? Что они противопоставили самому современному из всех германских линкоров? Какое количество людей, техники, снарядов? Какова в их усилиях была доля отваги, какова доля удачи?