Книга Как погиб Запад. 50 лет экономической недальновидности и суровый выбор впереди - Дамбиса Мойо

В США аналогичные данные — моментальный снимок состояния экономики — содержатся на Счетах национального дохода и продукта (NIPA). Согласно бюро экономического анализа, которое и составляет таблицы NIPA, впервые национальные доходы и расходы начали подсчитываться в первой половине 1930-х годов, когда из-за отсутствия исчерпывающих экономических данных президенты Гувер и Рузвельт не смогли разработать адекватный курс для борьбы с Великой депрессией. Департамент торговли поручил русско-американскому экономисту Саймону Кузнецу, который впоследствии стал лауреатом Нобелевской премии, разработать сметы национального дохода. Эти сметы в 1934 году были представлены перед сенатом в докладе «Государственный доход в 1929–1932 гг.».

Каково бы ни было определение капитала, правительства, как правило, представляли его в виде того самого творения человеческих рук — звонкой монеты (которые, само собой, первоначально имели в составе драгоценные металлы). До такой степени, что на современном языке капитал стал синонимом денег. Верно это или нет, но деньги стали мерилом для оценки отдельных людей, государств и общества в целом. Именно это и называется ценностью чего-то. Самым наглядным показателем экономики стало количество произведенных ею денег. Вот почему в наше время экономисты чаще рассматривают то, что производит страна — валовой внутренний продукт (ВВП).

Объем и динамика

Важный технический вопрос состоит в различии между активами и движением капитала. «Книга Страшного суда» запечатлела картину стоимости экономики на конкретный момент (своего рода инвентаризация), а ВВП рассчитывается в динамике и представляет собой общий объем произведенного страной за определенный период времени — скажем, за год. Например, страна с ежегодным ВВП примерно в 14 триллионов долларов, допустим США, за год произвела товаров и услуг на эту сумму, однако она не равна стоимости всех активов Америки. Фактически разумнее всего представить себе современную версию «Книги Страшного суда» как запас основных фондов государства, а не как его ВВП (в движении).

Давайте проясним эту мысль: рассмотрим тот факт, что, если бы кто-нибудь решил срыть страну бульдозером, сровнять ее с землей и вновь построить в том же году, это означало бы высокую динамику ВВП, но низкий объем ВВП (многие развивающиеся и бедные страны попадают в эту категорию). И наоборот, страна могла иметь нулевой, отрицательный или низкий темп роста ВВП (движение), но иметь очень высокий объем ВВП. Для примера можно взять Европу и США (особенно после финансового кризиса 2008 года). Более того, величину ВВП нельзя приравнивать к количеству капитала. Ибо вполне ясно, что, хотя сегодня самый большой ВВП у США, в стране при этом не хватает денег.

Но мы немного отвлеклись. Зачем же тогда уделять столько внимания ВВП? А дело в том, что экономическому упадку Запада и, главным образом, США способствуют два фактора: экономики этих стран испытывают все большую нехватку капитала, а их прогнозируемый ВВП стоит на опасной дороге, предсказуемо ведущей вниз. Говорить о ВВП стоило уже потому, что это дает возможность рассмотреть экономическую производительность страны и оценить ее саму по себе и в сравнении с другими странами. Дальше мы именно этим и займемся.

Сколько у вас денег?

История взлета и падения Запада — это в основном история того, как он понимал свой капитал, как он его хранил и проматывал. В последние пятьдесят лет Запад вел себя как транжира, расточающий накопленное за века семейное богатство, разбрасывая его на своевольные прихоти и неразумные вложения. Пущенные на самотек последние полвека также стали свидетелем заката пятисотлетнего перерыва в двух тысячелетиях экономического преимущества Азии. В конце концов, полезно было бы вспомнить, что еще в I веке до н. э. китайцы разработали десятеричную систему, на которую сегодня опираются финансы мира и буквально все измерения.

Историки и макроэкономисты обязаны вечной благодарностью Ангусу Мэддисону, опубликовавшему свой не имеющий аналогов экономический справочник, охватывающий несколько столетий вплоть до XVI века и рассчитавший рост, народонаселение и уровень инфраструктуры старого мира от Европы до Индии и Китая, а потом и США.[15] Уникальность труда Мэддисона в том, что, забравшись на такую глубину, он изобразил не только состояние мировых экономик по отдельности, но и то, как они с течением времени расширялись и сокращались относительно друг друга.

Что особенно поражает воображение, это картина мирового ВВП на 1820 год. В то время доля Китая в мировом ВВП равнялась 32,4% — больше, чем у любого другого региона мира, больше, чем доля Европы (26,6%), США (1,8%) и Японии (3%), вместе взятых. Доминирование Китая в основном было обязано ненасытному спросу Запада на фарфор, шелк, нанку (грубая хлопчатобумажная ткань) и главным образом чай, доля которого возросла с 36% товаров американского импорта из Китая в 1822 году до невероятных 65% импорта США в 1860 году.

Индийская экономика тоже была на удивление оживленной в первой половине XIX века. Хотя она пережила некоторый упадок по сравнению с XVIII веком, когда доля Индии в мировом ВВП сравнялась с китайской и европейской (около 23%), к 1820 году она по-прежнему занимала доминирующее положение при доле мирового ВВП 16% благодаря надежной экспортной базе в виде чая, хлопка и специй, а также быстро развивающейся опиумной торговле. Действительно, с 1870 по 1918 год в Индии было проложено почти 50 тысяч километров новых железных дорог — примерно десятикратное расстояние между Нью-Йорком и побережьем Калифорнии.

За семьдесят лет — с 1820 по 1890 год — доля Китая в мировом ВВП упала почти на 40%, тогда как доля Америки возросла почти в четырнадцать раз до 13,8%. К 1890 году начинает утверждаться структура западного экономического превосходства, которое было нормой в последние сто лет. На приливе промышленной революции Европа (или, пожалуй, главным образом, Великобритания) совершает скачок вперед и занимает лидирующее положение в доле мирового ВВП (40%). На тот момент у Китая и Америки было примерно по 13% — с той оговоркой, конечно, что Китай переживал быстрый упадок, а Америка твердо встала на путь восхождения.

К 1950 году, казалось, все окончательно утвердилось и мы стали жить в том послевоенном мире, который нам известен. Теперь наступило процветание Америки и Европы, которые стоят у штурвала экономики, и на их общую долю приходятся солидные 60% мирового ВВП, причем Америка приближается к 30%. Между тем, не в силах остановить упадок, Китай почти опускается на дно со своими 5,2% мирового ВВП (действительно, последующие двадцать пять лет Китай барахтается в районе 5% мирового ВВП), тогда как Индия упала до ничтожных 3,8% (ниже только разбомбленная Япония со своими 3,4%).

После разгрома чанкайшистской правительственной армии в 1949 году госсекретарь США Дин Эйчсон успокоил американский конгресс; он сказал, что Китай не является «современным централизованным государством и перед коммунистическим руководством стоят почти все те же трудности, что и перед предыдущими режимами».