Книга Вкус греха. Долгое прощание - Ксения Васильева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Зачем тебе мои стихи? — спросил он с какой-то подозрительностью. — Тебе мало меня самого?
Она поспешила уверить его, что нет, обратив внимание на некую горечь, прозвучавшую в тоне. Понять она этого не смогла, но тему стихов они оставили.
Митя включил магнитофон, и полилась тягучая восточная музыка. Митя слушал, закрыв глаза.
А Вера почувствовала себя лишней и — более того — постылой. Она подумала, что, если он сейчас же не откроет глаза и не скажет ей хоть слово, она или тихо уйдет, или станет биться головой о стену, — такова его власть над нею.
Он как почувствовал это, открыл глаза и прижался лицом к ее коленям, бормоча: «Прости меня, прости», — слишком горячо шептал он для подобного пустяка.
И она против воли ответила значительно, следуя велению: «Я простила, Митя, я все простила».
И ночь у них была другая — полная нежности, томительной и всепроникающей.
И погода была другой: шел мелкий шелестящий дождь, и тьма долго не уходила, и оттого было уютно, тепло и отделено ото всего мира.
Митя несколько раз за ночь сказал ей — и не во время самого акта: «Я люблю тебя, слышишь?»
Вера была потрясена его превращением и полна любовью к нему, как соты — медом, которые тронь — и прольется сладкий прозрачный тягучий нектар.
Утром он провожал ее молча, без страстей и взрывов, и это вновь удивило ее, но не напугало: это был уже высший этап их отношений. А на работе она подумала о том, что же с ними будет…
Она знала, что его жена с ребенком на Украине. И Митя с женой был вовсе не в ссоре, как поначалу она решила, у них шла нормальная стандартная семейная жизнь, и вполне возможно, Митя любит свою жену Нэлю устоявшейся нормальной любовью.
Эта догадка принесла ей горе, и она не сумела от него отделаться — так и стало оно в ней жить, то разбухая, то съеживаясь до незаметности.
В квартире у Мити целый день звонил телефон: звонили все. Спартак, который работает, оказалось, в АПН, и страшенно хочет увидеть Митю. Они договорились, что обязательно днями встретятся, хотя Митя понимал, что с его стороны — это чистейшая отговорка, все складывалось по-другому. Но со Спартаком все же надо как-то… Как? Митя не знал.
Звонила мама, волновалась, почему он не едет?
Он сказал, что заболел немного — грипп, и как только, так сразу… Мама подуспокоилась, но не поверила, — в голосе это было.
Звонила Нэля, которая не удивилась, что он еще в Москве, и железненьким голосом спросила: «Чего тянешь с поездкой к матери?» И здесь он нужен не столько ей, усмехнулась она, сколько Митеньке, который скучает по нему.
Нэле он сказал то же самое, что приболел и скоро появится везде. Нэля совсем ему не поверила, но, конечно, и помыслить не могла, что в ЕЕ квартире живет другая женщина, которой ее Митя — не ежедневно! — ежечасно! — признается в любви.
И раздался еще звоночек.
Незнакомый женский голосок попросил Вадима Александровича… Что-то в этом голосочке было такое, от чего у Мити сжался желудок…
Риточка.
Его невенчанная очередная «жена». Пока он терялся перед ответом, ему мгновенно подумалось: может, ребенок не родился?..
Митя солидно произнес: «Да, это я, с кем имею честь?..»
— Имеешь честь, а может — бесчестье, говорить с матерью твоей дочери Анны, — ответила насмешливо, но не враждебно Риточка.
С Митей что-то произошло: он обрадовался. Девочка! Анна! Вспомнилась Анна Шимон и девочка, его дочь, представилась очаровашкой лет пяти, красавицей и принцессой… Но нельзя показывать Рите, что он обрадовался, и вместе с тем не злить ее.
И он сказал достаточно мило: «Риточка, дорогая, привет! Так все-таки дочь! Ну, как ты живешь? Что у тебя? Я только что прилетел, даже вещи еще валяются…»
Риточка ему не поверила, только сказала, мог бы уж позвонить, узнать, как и что…
Митя твердо решил, что ограничится разговором по телефону. Но ничего не мог с собой поделать — безумно захотел увидеть маленькую Анну! Ведь это — его дочь!
И когда Риточка сказала, что до встречи ничего рассказывать не будет, он решился: «Хорошо, давай днем, сама понимаешь, — вечером мне не с руки…»
Риточка была согласна на день, и они договорились: в двенадцать часов у Бауманского метро она его будет встречать, а то он их не найдет.
Митя увидел Риточку издали.
Она вполне «смотрелась», слегка пополнена, что ей, несомненно, шло, но за то время, что Митя подходил, ее лицо трижды перекосила судорога.
Мите сделалось не очень комфортно: «Не надо было идти, придурок, подумал он. — Распустил слюни по поводу дочери… Теперь вперед, папаша, раз уж признался!..»
Рита бросилась Мите на шею, — чего он, откровенно говоря, — не ожидал и потому неловко чмокнул ее в щеку. А она тащила его за собой, говоря: «Скорее, наш трамвай, бежим!» И они, запыхавшись, втиснулись в последнюю секунду в плотно набитый трамвай.
Она стояла, прижавшись к нему, — столько было народу! — и кажется, испытывала только удовольствие.
Митя ощущал, как колотится ее сердце и ее грудь упирается прямо ему в лопатку. Раньше у нее вообще груди не было, вспомнил он, но интереса у сексуального Мити эта новая деталь не вызвала, он думал о Вере…
Как сегодня? Сколько времени он пробудет у Риты?.. Надо бы побыстрее…
Какими-то древними улочками прошли они к деревянному трехэтажному домишке, построенному явно в начале века, — с финтифлюшками на коньке крыши, с чугунными витыми столбиками на входе.
— Вот и наш дом, — сказала Риточка, — скоро нас выселять будут, здесь все снесут. Нам из этого района уезжать не хочется…
Они поднялись по скрипучей деревянной лестнице на третий этаж и вошли в отдельную квартиру, странную для такого дома.
В крохотной передней их встретила толстая тетка с опухшей физиономией, за руку с крошкой-девочкой в белом пикейном вышитом платьице, с длинными светло-золотыми кудрями, Митиным носом с горбинкой и его длинными узкими глазами.
Девочка выглядела аристократично, не в пример своей бабушке.
Бабушка улыбалась широко, во весь щербатый рот, а девочка сосала палец и хмурилась — того и гляди сейчас задергается, как мама.
Возникло некоторое замешательство оттого, что, стоя несколько позади Мити, Риточка что-то впихнула ему в руку… Шоколадку! Ах, какой же он! Болван и дрянь! Он же ехал к ребенку!.. Деньги он взял… А вот игрушку ребенку или конфету — на это его не хватило.
Если бы он рассказал Вере, та бы посоветовала, но Вере — про РИТУ? Это невозможно, немыслимо!
Да она бы бросила его тут же, пошляка нечистоплотного… А каков он есть? Так, по чести…
Но его размышления прервала бабушка: она, все так же улыбаясь, протянула лодочкой руку и, поклонившись, представилась: «Раиса Артемовна, бабушка вашей… — она замялась, — нашей Анечки…» «…Так, — понял Митя, — не велено называть меня папой…» Но девочка еще маленькая! Будет постарше — он сам решит, как ей его называть.