Книга Цветы из огненного рая - Сара Ларк

Но она тут же отчитала себя за нелепые мысли и двинулась по тропе к дому Хемплменов. Тропа довольно круто поднималась в гору. Джордж Хемплмен построил свой дом над лесом, который опоясывал бухту и пляж узкой лентой, а затем взбирался на туссок[5] – поросшую травой возвышенность. Посреди равнины стоял дом, из которого открывался чудесный вид на лес и побережье, и при этом до его обитателей не доносился неизбежный шум китового промысла и столь же неизбежная вонь разложения. Хемплмен следил за тем, чтобы пойманных китов потрошили там, где их не могли увидеть из дома. Паб и примыкающие к нему хижины также не портили пейзаж для Линды Хемплмен, когда той хватало сил выйти на террасу.

Однако, к сожалению, в последнее время это случалось все реже. Миссис Хемплмен постоянно болела – у нее было слабое сердце. Она страдала от частых приступов, которые надолго приковывали ее к постели. Мистер Хемплмен постоянно говорил о том, что его супругу нельзя волновать – ни при каких обстоятельствах не следовало беспокоить ее проблемами, связанными с китобойной станцией. Поначалу ему не нравились и частые визиты Киттен, но миссис Хемплмен не уставала заверять его в том, что девочка ее только радует.

Джордж и Линда Хемплмен поселились на полуострове Бэнкс в заливе Пераки два года назад, незадолго до того, как сюда приехал Баркер со своими проститутками. Тогда миссис Хемплмен чувствовала себя намного лучше. Конечно, она слышала о женщинах на берегу, приходила посмотреть на них – возможно, надеялась на их общество. Но Присцилла, Нони и тем более Сюзанна не могли составить компанию Линде Хемплмен. Невозможно было даже представить, что проститутки в своих заштопанных и зачастую грязных платьях рассядутся на ее аккуратных диванах и креслах… Как могло их грубое просторечье нарушить тишину, царящую в ее доме, заглушить те нежные приветливые слова, с которыми она обычно обращалась к Киттен?..

Вспомнив, как впервые услышала приятный тихий голос Линды Хемплмен, говорившей на тогда еще незнакомом для нее языке, Киттен улыбнулась. Они с одинокой женщиной из особняка сразу понравились друг другу и вскоре отлично поладили. А началось все с того, что Киттен недоверчиво взглянула на лакомство, которое миссис Хемплмен подарила ей, впервые встретив на пляже. Прежде никто не давал ей сладостей. Слово Plätzchen, «печенье», было первым, которое она выучила по-немецки.

– А когда его берут, то говорят danke[6]! – сказала миссис Хемплмен после того, как Киттен засунула лакомство в рот обеими руками.

Киттен внимательно посмотрела на нее и повторила незнакомое слово. В доме Линды Хемплмен все разговаривали друг с другом вежливо. Киттен многому пришлось научиться, однако она впитывала знания, хорошие манеры и, главное, новый язык очень быстро. Вскоре милая женщина стала пускать ее к себе днем и вечером, когда открывался паб и шлюхи принимали гуляк, и девочка выучила немецкий язык очень быстро. А поскольку Сюзанна обычно засыпала пьяной в объятиях последнего клиента и для Киттен не находилось места в хижине, девочка чаще всего ночевала на конюшне при доме.

Джордж Хемплмен об этом и не подозревал: Киттен прокрадывалась из дома в конюшни, когда слышала, что он возвращается домой, и утром поднималась, чтобы уйти в паб, задолго до того, как он покидал жену. Линда Хемплмен, напротив, знала обо всем. Она каждое утро оставляла возле конюшни молоко, хлеб и мед для девочки – в те дни, когда чувствовала себя лучше. Но это было много недель тому назад… Теперь уже Киттен подавала завтрак в постель своей подруге, годившейся ей в матери.

А сегодня в ее сердце закралось дурное предчувствие, когда она открыла входную дверь и увидела, что комнаты и кухня пустуют. Бросалось в глаза, что хозяйки в доме нет, несмотря на то что мистер Хемплмен всячески старался поддерживать в доме чистоту и не беспокоить жену. Все казалось запущенным. Посуду после завтрака не помыли, подушки на диване были сложены кое-как, и, конечно же, никто не занимался уборкой.

Киттен позвала фрау Хемпельманн по имени, чтобы сообщить о своем визите, и направилась к спальне, которую Джордж Хемплмен не так давно обустроил для своей жены на первом этаже. Вообще-то комнаты супругов располагались на втором этаже, куда вела лестница, но сейчас Линда Хемплмен была слишком слаба, чтобы подниматься по ступенькам. Киттен бродила по дому, поправляя предметы и переставляя мебель, и тут ей в голову пришла одна мысль. Если теперь она официально считается взрослой, то миссис Хемплмен может взять ее в служанки! Она будет жить здесь, ухаживать за своей госпожой и заботиться об уюте семейства Хемплмен. Или нет, лучше все-таки жить не здесь…

Киттен часто мечтала о том, чтобы спать в настоящей постели, в настоящей комнате, но тем не менее она оставалась настороже. Миссис Хемплмен была больна, а ведь ее муж – тоже мужчина! Киттен часто слышала, как Баркер ворчал, мол, для шефа его шлюхи недостаточно хороши. Китобои утверждали, что он посещает бордель в Порт-Виктории.

– Котенок? – Миссис Хемплмен открыла глаза, когда Киттен вошла в ее комнату.

Та была небольшой и ранее предназначалась для занятий рукоделием. Киттен порой заставала хозяйку здесь: Линда вышивала, сидя у большого окна, откуда открывался вид на бухту.

– Очень рада тебя видеть! Ах, какие красивые цветы! Огненные…

Киттен улыбнулась худой и бледной женщине, лежащей в постели. Она знала, что та обрадуется букету ярко-красных цветов рата[7], которых она нарвала для нее перед домом. Эти цветы в изобилии произрастали в округе, и сами по себе, отдельными кустами, и как паразиты в кронах риму[8] или других деревьев. Однако миссис Хемплмен любила эти цветы и придумала для них свое название.

– Нужно только поставить их в вазу, – деловито произнесла Киттен и стала менять увядшие желтые цветы ковайи[9], которые принесла вчера, на роскошные красные.

Девочка изо всех сил притворялась, что все в порядке, хотя то, как выглядела миссис Хемплмен, привело ее в ужас. Казалось, она слабела и старела день ото дня! Линде Хемплмен было не более тридцати лет, но даже потрепанная жизнью пропойца Сюзанна выглядела моложе. Некогда блестящие светло-русые волосы потускнели и заметно поседели. Лицо стало бледным и костлявым, глаза глубоко запали, под ними лежали темные тени.

– Вы чувствуете себя хорошо, фрау Хемпельманн? – спросила Киттен, всячески стараясь, чтобы ее вопрос прозвучал искренне, хотя то, что ее взрослая подруга чувствует себя скверно, прямо-таки бросалось в глаза. – Сделать вам чаю? Принести что-нибудь?