Книга Сладкая улыбка зависти - Марта Таро

– Алексей! Рад тебя видеть! – воскликнул государь. – Как твоя княгиня?.. Как сёстры?..

Вот и подвернулся удобный случай, и Черкасский поспешил им воспользоваться:

– Благодарю, ваше императорское величество, всё хорошо. Вы изволили вспомнить о моих сёстрах. Младшей из них, Ольге, скоро исполнится восемнадцать, и я нижайше прошу о милости – принять её фрейлиной к императрице Елизавете Алексеевне.

Александр Павлович с пониманием кивнул.

– Конечно, я буду рад, но советую тебе самому поговорить с Элизой.

Как просто всё решилось! С домашними проблемами было покончено, и Алексей с радостью выкинул их из головы. Теперь его волновало главное – новое назначение. В стране затевалась военная реформа, и Черкасский хотел понять, какие задачи в его Гусарском полку император считает первоочередными. Александр Павлович объяснил:

– Я решил, что гусаров нынешняя реформа не коснётся, для гвардии военные поселения не предусмотрены, так что твоя задача – боеспособность. Вспомнишь весь свой богатый опыт. Сделаешь из полка образчик современной лёгкой кавалерии, такой, чтобы Наполеон на острове Святой Елены съел от зависти свою треуголку. Я оставляю за собой гвардейские полки и столичный гарнизон, а всех остальных перевожу в военные поселения.

«Понятно, что делал здесь Аракчеев, – расстроился Черкасский, – военные поселения – самое жуткое и утопичное из того, о чём говорилось в последнее время».

Как будто подслушав его мысли, император сказал:

– Ты думаешь, я не понимаю, что из моих солдат не получится дельных хлебопашцев, а ратные навыки они растеряют? Я всё понимаю, но должен либо содержать восьмисоттысячную армию, либо думать об освобождении крестьян. Те полки, которые будут сами себя кормить, сэкономят казне огромные средства, и я смогу выкупать землю для освобождаемых крепостных. Ты сам-то как поступаешь со своими крестьянами?

Черкасский рассказал о своём решении, и император его похвалил. Александр Павлович ещё немного поговорил с Черкасским о гусарах, а потом отпустил его, посоветовав прямо сейчас и повидаться с Елизаветой Алексеевной.

На половине императрицы Черкасского встретила невзрачная фрейлина в светло-сером платье.

– Что вам угодно, сударь? – осведомилась она, окинув визитёра суровым взглядом.

«До чего же неприятна, – оценил Алексей, – мало того, что некрасива, да ещё и смотрит, как тюремщик».

Дама ждала ответа, и он представился:

– Светлейший князь Черкасский. Я пришёл сюда сразу после аудиенции у государя, его величество посоветовал мне немедленно повидать императрицу.

Услышав титул гостя, дама тут же заулыбалась, а голос её сделался елейным.

– Ваша светлость, извольте обождать, я сейчас доложу.

Она бросила на Черкасского нежный взгляд и скрылась за дверью.

«Откуда она? – изумился Алексей. – У неё повадки трактирной подавальщицы. Может, не стоит присылать сюда Холли?»

Но менять решение было уже поздно. Дверь распахнулась – и в приёмной появилась сама Елизавета Алексеевна.

– Алексей, как я рада вас снова видеть! – воскликнула она, протягивая князю обе руки, – проходите скорей, расскажите, где вы пропадали всё это время.

Черкасский с грустью отметил, что красота императрицы стала ещё воздушнее: Елизавета Алексеевна похудела, и черты её прекрасного лица сделались совсем тонкими. Теперь государыня, как никогда, походила на ангела, случайно забытого на Земле. Придворные давно шептались, что Елизавета Алексеевна тает от сердечной боли. Похоже, так оно и есть! Стараясь не выказать ни удивления, ни печали, Черкасский сел в предложенное императрицей кресло, рассказал о себе и своих домашних, а потом объяснил, зачем пришёл:

– Ваше императорское величество, государь милостиво пообещал место фрейлины для самой младшей из моих сестёр и предложил самому попросить вас оставить княжну Ольгу при вашей особе.

– Конечно, я буду рада такой фрейлине. Я много пишу и люблю книги, мне нужна чтица. Княжна Ольга прекрасно справится с такими обязанностями, – сразу всё поняла Елизавета Алексеевна и пообещала: – Я буду опекать вашу сестру и помогу ей сделать хорошую партию.

А вот это уже было лишним: упорствуя в своих заблуждениях, Холли всё равно ни на кого глядеть не станет и может по глупости обидеть государыню. Впрочем, почему бы заранее не предупредить императрицу о невозможности брачных планов для княжны Черкасской? В этом случае даже не придётся лгать, можно сказать лишь часть правды. Два года назад сестра упала с лошади, и тётка тогда написала, что доктор недвусмысленно заявил о травме женских органов. Надо использовать это ради блага самой Ольги.

– Благодарю, ваше императорское величество, – произнёс Алексей: – Однако вынужден предупредить вас, что два года тому назад моя сестра упала с коня, и тогда доктор сказал, что она, вероятно, останется бездетной. Может статься, почётная обязанность служить вам окажется главной целью в жизни княжны Ольги.

– Бедная девочка, – вздохнула императрица. – Но доктор же не поставил окончательного диагноза?

– Нет, он говорил о возможных последствиях.

– Давайте надеяться на лучшее, и тогда у княжны всё будет хорошо. Привозите девушку дней через десять. Две мои фрейлины выходят замуж и покидают дворец, их места освобождаются.

Алексей поблагодарил и откланялся. Толкнув дверь, он вдруг обнаружил, что давешняя фрейлина-дурнушка как будто бы отскочила в сторону.

«Неужто за Елизаветой Алексеевной шпионят? – задумался Черкасский. – А если и так, то кто приставил соглядатаев?.. Вдовствующая императрица?.. Это возможно: Мария Фёдоровна ненавидит невестку».

Пообещав себе ещё до представления сестры ко двору разобраться, для кого шпионит подозрительная фрейлина, Алексей покинул Зимний дворец.

Глава третья

Камер-фрейлина Сикорская

Наконец-то в Зимнем дворце затопили печи. Фрейлинские комнаты на антресолях прогревали за счёт вытяжных труб, но тепла вполне хватало, и согревшаяся Сикорская даже сбросила с плеч тёплый деревенский платок. Пора было ложиться спать, но она ещё не знала, чем закончить очередной отчёт для Аракчеева. Её задача казалась простой – сообщать всё о Елизавете Алексеевне, но на деле писать было нечего. Императрица не только слыла, но и впрямь была безупречной. Она занималась благотворительностью, переписывалась с матерью и читала. И все! Сикорская всеми правдами и неправдами пыталась выудить из пресной жизни государыни хоть какие-то новости. Но камер-фрейлине приходилось довольствоваться всякими мелочами: «получена депеша от такого-то… государыня отказалась от ужина…»

Сегодня это вдруг показалось невыносимым. Что ей теперь – всю оставшуюся жизнь высасывать из пальца всякую чушь?! Наталья положила перо и задумалась. Дела её складывались отнюдь не так, как прежде мечталось. Когда после стольких мытарств и унижений она наконец-то попала во дворец, Сикорская надеялась, что ещё чуть-чуть – и судьба преподнесёт новоявленной камер-фрейлине свой главный подарок в лице богатого и титулованного мужа. Но прошёл год, катился к закату второй, а мужа даже не предвиделось. Все достижения Натальи сводились к маленькой комнатке, скудному гардеробу (совсем позорному на фоне роскошных платьев других фрейлин) и бесконечным отчётам Аракчееву.