Книга Тайна трех государей - Дмитрий Миропольский

– Вы не посмеете! – Историк заёрзал на диване. – Я буду кричать!

– Сколько угодно. Ты уже кричал только что. И как, много народу прибежало? Старый дом, толстые стены… А пистолет вообще бесшумный.

У Мунина снова перехватило дыхание.

– Вы не посмеете!

– Посмею. Ты же сам сказал, что я хладнокровный мясник. На твоих глазах пристрелил двоих симпатичных парней, которые просто интересовались историей и не делали ничего плохого. А ты пытаешься меня разозлить. Ещё как посмею! Спрашиваю последний раз: какого рожна ты туда попёрся и кто знал про папку?

Одинцов резко шагнул к историку и, свирепо глядя ему в глаза, ткнул коротким стволом пистолета в колено.

– Ну!

Мунин заговорил, шмыгая носом.

– Она… Не надо, не надо, я расскажу… Она голландка, по-моему, или откуда-то из Европы… или из Штатов… Я правда не знаю. Пришла в музей, назначила встречу… Ей розенкрейцеры поручили со мной работать.

– Стоп-стоп-стоп, – Одинцов нахмурился. – Что ты несёшь? Какие розенкрейцеры?

– Из «Лекториума». Я же говорю…

– Стоп, – сказал Одинцов ещё раз. – Тормози.

Он сунул пистолет обратно за ремень, опять налил Мунину виски с соком, а себе чистого и уселся в кресло.

– Теперь давай с самого начала, – велел он, – как в школе учили. С толком, с чувством, с расстановкой… Что за лекториум, при чём тут розенкрейцеры и каким ты к ним боком.

Рассказывал Мунин довольно сумбурно: иногда у него заплетался язык, а малозначительным деталям он уделял слишком много внимания.

Одинцов слушал не перебивая. Курил, пригубливал пряный шотландский самогон и обдумывал услышанное. История обрастала подробностями, но яснее не становилась – даже наоборот, путалась ещё больше.

Со слов Мунина, в Петербурге с начала девяностых официально действовало подразделение международного духовного центра под названием Lectorium Rosicrucianum. Однажды розенкрейцеры проводили какую-то выставку в музее-квартире Пушкина; Мунин туда завернул – и стало ему интересно. Историк прекрасно знал об ордене Розы и Креста, через который за шестьсот лет прошла череда великих: естествоиспытатели Парацельс и Бэкон, физики Паскаль и Фарадей, математики Декарт и Лейбниц, композиторы Сати и Дебюсси, писатель Рабле…

– Они же гении! А гениям плевать на всякие таинственные ритуалы и надуманную романтику, – говорил Мунин и подкреплял слова неуклюжими широкими жестами. – Антураж – это так… мишура, мусор. Главное – свобода мысли, свобода творчества! Орден помогал гениям раздвигать границы познания. Я вам больше скажу. Они получали интеллектуальное и духовное пространство, в котором гармонично сочетаются наука и мистика, понятно?

Не дожидаясь ответа, историк пустился в разъяснения.

– В мире существуют два порядка. Первый – это круговорот природы, земная диалектика. А второй – это божественная статика. Незыблемые основы мироздания. С одной стороны – жизнь и смерть, а с другой – вечность. Задача розенкрейцеров – силой знания связать диалектику и статику, то есть Хаос и Абсолют. Теперь понимаете?

Одинцов на всякий случай кивнул – это, мол, само собой…

– Не понимаете, – ухмыльнулся историк. – Ладно, попробуем ещё раз. Представьте себе квадрат и круг. Квадрат – простой, как… я не знаю, что. Как квадрат. А круг – штука иррациональная и магическая. Казалось бы, что их может связывать? А связывает их число пи. Вы же про квадратуру круга слыхали?

Леонардо да Винчи, «Витрувианский человек».

Мунин раскинул руки, едва не расплескав напиток и пытаясь изобразить витрувианского человека. В памяти Одинцова всплыла статья с рисунком Леонардо и визитёры-израильтяне, которые прибыли минута в минуту к началу Международного дня числа пи. «Чушь какая», – снова подумал Одинцов.

– Человечеству далеко до божественной статики, – продолжал вещать Мунин, – но её следы сохранились в некоторых людях. Такие следы розенкрейцеры называют духовной искрой. Задача ордена – собрать хранителей духовной искры, чтобы с их помощью преодолеть земной порядок и прийти к порядку небесному.

– И что тогда? – спросил Одинцов.

– Как это – что?! – удивился Мунин. – Тогда нас всех примет изначальный неизъяснимый Свет! Свет с большой буквы. Как несчастный Одоевский писал: «Из искры возгорится пламя». Для этого розенкрейцеры объединяются в Духовную Школу, которая создаёт Магнитное Тело.

Насчёт искры – Одинцову казалось, что это стихи Пушкина. А насчёт Магнитного Тела историк пояснил:

– Это просто красивое название. Можно сказать проще: орден собирает массив научной информации, которая поможет установить канал между земной динамикой и небесной статикой. Между Хаосом и Абсолютом. Как вам объяснить-то… В общем, розенкрейцеры строят мост. Интеллектуальный мост от человека к мирозданию. На одном конце – мир людей, а на другом – Вселенная в целом.

Мунин рассказал, что петербургский Lectorium регулярно устраивал открытые доклады, где розенкрейцеры не только делились результатами некоторых исследований, но и рассказывали о своей Духовной Школе. Любопытный историк стал ходить на эти собрания, а со временем вступил в члены Школы. Постепенно романтика рыцарского ордена, честолюбие и смутные ощущения перспектив привели Мунина к желанию стать Ревнителем. Это первая степень в орденской иерархии, где на десятом уровне пребывает Верховный Маг.

Лиха беда начало. Пройдя положенные испытания, молодой Ревнитель пожелал получить следующую степень. Однако для этого полагалось сделать личный вклад в Магнитное Тело – то есть решить полезную научную задачу. И Мунин занялся анализом деятельности российских государей.

– У нас в ордене строго, – историк погрозил Одинцову пальцем, глядя поверх перекошенных очков. – Если Ревнитель считает, что решил задачу, – он сообщает об этом директорату. А директорат сигналит в Амстердам, потому что там сидит Русская комиссия ордена.

Дальше, со слов Мунина, механизм такой: комиссия направляет из-за границы в Петербург розенкрейцера достаточно высокого ранга, который должен дать независимую оценку работе соискателя. Если оценка положительная – приезжий делает по этой работе закрытый доклад в Школе. Адепту низшей степени самостоятельно докладывать не полагается.

Несколько дней назад в Михайловском замке историка разыскала женщина – посланница Русской комиссии, которой на рецензию переслали автореферат исследования. Она дала благожелательный отзыв и рассказала, как полагается оформлять материалы для доклада.

Сегодня утром на работе Мунин закончил собирать папку с патетичным названием Urbi et Orbi, позвонил посланнице и поинтересовался, где можно передать документы. Женщина назначила встречу в кафе на Кирочной. А когда Мунин пришёл, куда было сказано, – появились те два крепких парня.