Книга Я – убийца - Себастьян Фитцек

– Еще лучше, если вы обратитесь к терапевту, – посоветовал Штерн. – Неизвестно, что этот Тифензее внушил Симону под гипнозом.

– Эй, отличная мысль. Психолог! Черт, никогда бы не догадался.

Энглер цинично улыбнулся. Носовое кровотечение прекратилось, и он снова смотрел Штерну в глаза.

– Значит, вы говорите, убитый лежит там уже пятнадцать лет?

Штерн застонал.

– Нет. Это не я говорю, а Симон. Но, вероятно, в этом он даже прав.

– Почему?

– Ну, я, конечно, не патологоанатом, но в подвале влажно, а труп находился в темноте, за деревянной перегородкой, куда, как и в закрытый гроб, не поступает кислород. Но все равно некоторые части тела почти полностью разложились. К сожалению, и голова, которую мне пришлось держать в руках. А это означает…

– …что мертвец оказался там не вчера. Правильно.

Штерн удивленно обернулся. Он не слышал, как вошел мужчина, который нарочито небрежно стоял в дверях, прислонясь к косяку. Со своими седеющими черными волосами и тонированными очками в золотой оправе Кристиан Хертцлих напоминал скорее стареющего тренера по теннису, чем начальника комиссариата при Управлении уголовной полиции. Штерн задавался вопросом, давно ли непосредственный руководитель Энглера слушает их жаркий спор.

– Благодаря нашей современной судебной медицине мы уже очень скоро узнаем точную дату смерти, – сказал Хертцлих. – Но не важно, случилось ли это пять, пятнадцать или пятьдесят лет назад, – он сделал шаг ближе, – в любом случае очевидно одно: это не мог быть Симон.

– Я того же мнения. Это все? – Штерн поднялся, нервно отодвинул манжет рубашки и демонстративно посмотрел на часы на запястье. Почти половина одиннадцатого.

– Само собой разумеется. Вы можете идти. Мне все равно нужно обсудить с обоими господами нечто более важное.

Хертцлих взял свернутую в трубочку картонную папку, которую все это время держал под мышкой, и презентовал ее своим служащим как трофей.

– Дело приняло новый, абсолютно удивительный оборот.

5

Мартин Энглер дождался, пока адвокат закроет за собой дверь. Он больше не мог сдерживать злость и так резко подскочил с места, что его деревянный стул опрокинулся.

– Что это был за бред?

Брандман откашлялся и даже собирался что-то сказать. Но на этот раз его опередил Хертцлих, который положил на стол папку лицевой стороной вниз.

– Почему? Все прошло просто великолепно.

– Ерунда, так нельзя проводить допрос, – возразил Энглер своему шефу. – Такими глупостями я больше не занимаюсь.

– Что вас так возмущает?

– То, что я стал посмешищем. На эту уловку «хороший полицейский – плохой полицейский» никто больше не ведется. Тем более человек уровня Роберта Штерна.

Хертцлих посмотрел вниз на свои нечищеные кожаные ботинки, шнурки которых были безнадежно спутаны. Потом удивленно покачал головой:

– Вообще-то, Энглер, я думал, что вы поняли методику.

Методика. Какая дурь. Энглер кипел от злости.

С тех пор как к ним присоединился Брандман, не проходило ни одной недели, чтобы Энглер не принимал участие минимум в одном семинаре по психологическим аспектам ведения переговоров. Великана одолжили три недели назад в рамках образовательной программы у Федерального управления уголовной полиции, где комиссар считался опытным психологом-криминалистом. Официально он был приставлен к команде Энглера в качестве консультанта, но, похоже, его статус уже повысился до следователя по особо важным делам. В любом случае Энглеру приходилось терпеть его даже во время допроса.

– Должен согласиться с комиссаром Хертцлихом, – дружелюбно вставил психолог-криминалист. – Вообще-то все прошло как по учебнику. – Он откашлялся. – Сначала Штерн занервничал из-за долгого ожидания. Потом, из-за моего молчания, он не смог определить, к какому лагерю я отношусь. В этом, между прочим, заключается отличие от устаревшей методики допроса, которую вы только что описали, господин Энглер.

Брандман сделал искусственную паузу, и Мартин задался вопросом, почему этот тип глупо улыбается ему, читая нотацию.

– Именно потому, что я не играл «доброго полицейского», нервозность Штерна переросла в смятение, и он начал искать подход к вам. А не найдя, в конце концов разозлился.

– Хорошо, возможно, я даже довел бы его до лая, если бы мы постарались. Я только спрашиваю себя, к чему весь этот спектакль.

– Тот, кто злится, допускает ошибки, – проговорил Хертцлих, и Энглер не в первый раз задумался о том, насколько неподходящими могут быть некоторые имена[1]. Он не знал никого во всем полицейском отделении, кто бы согласился перейти на «ты» с шефом на рождественском празднике.

– Кроме того, нам были нужны различные эмоции Штерна для зрительного анализа его рефлексов.

Зрительный анализ рефлексов. Отслеживание взгляда. Пупиллометрия. Все это новомодная ерунда. Уже неделю мрачная комната для допросов, где они сейчас напустились друг на друга, в экспериментальных целях была подключена к всевозможному оборудованию. Одна из трех скрытых камер была направлена в глаза допрашиваемому. Согласно теории, преступника выдавало частое моргание, сужение зрачка и изменяющийся угол зрения при допросе. На практике Энглер соглашался с этим, но придерживался мнения, что опытный следователь не нуждается в такой чепухе, чтобы распознать ложь.

– Нам остается лишь молиться, чтобы Штерн не выяснил, что его снимали. – Он указал на стену за своей спиной. – Этот тип один из самых компетентных адвокатов в городе.

– И вероятно, убийца, – добавил Хертцлих.

– Да вы сами в это не верите! – Энглер сглотнул и быстро прикинул в уме, в какую дежурную аптеку можно заскочить по пути домой. Ему срочно нужен какой-нибудь обезболивающий спрей для горла.

– У парня IQ выше, чем Эверест. Он не идиот, чтобы привести нас к трупу человека, которого сам же и убил.

– Именно, и это может быть хитрый ход. – Начальник комиссариата приподнял тяжелые очки, чтобы потереть блестящие крылья носа, на которых остались отпечатки от оправы. Энглер не помнил, чтобы хоть раз видел глаза своего шефа. В полицейском отделении делали ставки, что он даже в кровать ложится с этим чудовищем на носу.

– Возможно, он к тому же свихнулся, – вслух размышлял Хертцлих, обратясь в сторону Брандмана. – В любом случае история с этим мальчиком кажется мне не вполне… здоровой.

– Он производит впечатление психически неуравновешенного человека, – согласился психолог.

Энглер закатил глаза.

– Повторяю: мы теряем время не на того человека.