Книга Рецепт идеальной мечты - Анна и Сергей Литвиновы

Надю бросило в краску: вечно она умудряется что-нибудь не то ляпнуть!

– Мы работаем здесь, в Исторической библиотеке, – строго сказала Митрофанова. – Я – в зале всемирной истории, а она, – кивок на Наталью, – в отделе каталогов. Вы, наконец, скажете нам, что случилось?

Милиционер поскучнел, равнодушно кивнул на вход:

– Ну, раз работаете – проходите.

Наташка наградила красавчика в форме еще одним соблазняющим взглядом. Кажется, ей хотелось остаться и продолжать нелепое кокетство. Да ради бога!

– Я пошла, – заявила Надя и направилась к дверям.

Наташка, секунду поколебавшись, потащилась следом. На ходу – всего-то три шага сделать! – она успела пару раз обернуться и обласкать симпатичного милиционера томным взглядом. "Умеют же некоторые!" – подумала Надя со смесью неодобрения и зависти. Милашка-сержант – она чувствовала – неотрывно смотрит им в спины. Точнее, наверное, – на Наткины ноги.

В холле Наташу с Надей никто не остановил. Библиотечный охранник внимательно, будто они и не встречаются каждый день в буфете, изучил их пропуска. За процедурой наблюдал стоявший рядом лейтенант с рацией.

Девушки напряглись, ожидая вопросов, но их молча пропустили внутрь.

У лифта они встретили директора. Надя ссутулилась, ожидая разноса за опоздание, но Михаил Юрьевич только кивнул в ответ на их виноватое "здрасте". Спрашивать у директора, что случилось, обе, конечно, не решились.

– Надька, умру сейчас, если немедленно не узнаю, в чем дело! – возбужденно проговорила Наташка.

Лифт вознес их на третий этаж, и Натаха, даже не кивнув Наде, умчалась в свои каталоги: вызнавать, что случилось. "Ну и несись! – злорадно подумала Надя. – Мой-то источник информации куда как лучше".

Надина шефиня, начальница зала всемирной истории, считалась в библиотеке кладезем. В виду имелся не кладезь мудрости – наоборот, Дарья Михайловна часто терялась, когда читатели заводили с ней разговор о какой-нибудь "ночи длинных ножей" или о древнегреческих "криках улиц". Но если речь заходила о том, кто, с кем, почему и когда – о, тут Дарье Михайловне не было равных. Надя иногда фантазировала, что живет ее начальница в Италии и является матроной шумного сицилийского клана. Митрофанова представляла Дарью Михайловну сидящей во главе стола под сводами оливковых деревьев – как в надоевшей рекламе майонеза, – а к ней потоком идут за вердиктом-советом и мафиози, и тиффози, и чичероне.

Своей семьи у Дарьи Михайловны не было, но она от этого, казалось, не страдала. Событий и эмоций ей хватало и здесь, в библиотеке. Сотрудники говорили, что официальный директор – фигура почти номинальная, вроде Людовика Тринадцатого. А все-обо-всех-знавшая начальница зала всемирной истории – реальный властитель, кардинал Ришелье. Директор председательствовал на собраниях и ездил в мэрию – а Дарья Михайловна "работала с коллективом": журила, казнила, возвышала, советовала, продвигала и ввергала в опалу.

Надя, хвала судьбе, ходила у начальницы в любимицах: скромная, безответная, исполнительная. И слушать она умела, а Дарья Михайловна без аудитории просто чахла. Правда, обычно Надя пропускала мимо ушей рассказы начальницы: ее мало интересовало, кто из сотрудников женился-развелся, а кто – сто рублей в лотерею выиграл. Но сегодня – особый случай, сегодня Надя будет слушать внимательно!

Она с разбегу ворвалась в зал и, запыхавшись, выпалила:

– Извините, Дарь-Михална, я опоздала, но там на входе менты стоят, меня пускать не хотели! (Вот и отмазка появилась!) Скажите, а что случилось?

Дарья Михайловна округлила глаза:

– Ты что, еще ничего не знаешь?!!

* * *

Картина происшедшего, нарисованная сочными и щедрыми мазками начальницы, выглядела так.

Николай Гаврилович Задейкин, начальник отдела редкой книги, спешно дописывал диссертацию. Ходили слухи, что умник Задейкин уже получил приглашение занять кафедру русской литературы в Кэролл-колледже, штат Монтана, США. Но без звания доктора в американской должности его утвердить не могли, потому Николай Гаврилович и торопился побыстрее выйти на защиту.

Его научным изысканиям в "историчке-архивичке" не препятствовали: сотрудникам библиотеки отнюдь не возбранялось заниматься научной деятельностью. Начальство понимало, что зарплата в библиотеке стимулом уж никак быть не может. Ради собственно книг здесь трудились лишь отдельные фанаты печатного слова вроде Нины Аркадьевны из хранилища. Остальные служили в Историчке, попутно решая собственные проблемы.

Особенно рвались сюда на работу студенты-историки – разве плохо, помимо кое-какой зарплаты, иметь неограниченный доступ к редким книгам? И даже – на правах Сотрудников получать их по абонементу домой?

Задейкин тоже был из ученых. Его диссертация посвящалась масонской библиотеке графа Уварова, хранившейся здесь в единственном экземпляре. Вот Николай Гаврилович и устроился сюда на работу… Но он – увы, для него самого – был человеком ответственным.

И если студенты-историки, занятые своими курсовыми, на читателей часто поплевывали и скапливали у стоек огромные очереди, то Задейкин работал на совесть. И за фондами следил, и картотеку пополнял, и посетителей консультировал. Потому и успевал заниматься диссертацией лишь по окончании присутственных часов.

Вчера, по словам охранников, он покинул библиотеку ближе к полуночи. (И то на прощанье заявил, что, если б метро не закрывалось, он бы еще пару часов посидел.) Уходя, Николай Гаврилович убедился, что железные жалюзи на окнах опущены и двухметровый сейф, содержащий особо ценные рукописные книги, заперт.

Задейкин сказал охранникам, что включил обе сигнализации: и ту, что защищала комнатку с самыми драгоценными томами, и общую, работавшую на весь зал редкой книги. Охранникам в принципе полагалось подняться на четвертый этаж и лично проверить, что обе сигнализации работают, но разве ж им охота таскаться по крутым лестницам (лифты после девяти вечера отключались). Добросовестному Задейкину просто поверили на слово и приняли у него три ключа: от сейфа, от комнаты повышенного контроля и от входной двери в зал редкой книги.

Ночное дежурство прошло спокойно ("Охранники продрыхли без задних ног!" – возмущенно сказала Дарья Михайловна).

Первым, в семь утра, на работу опять-таки явился неугомонный Задейкин. Радостно сообщил не успевшим смениться охранникам, что ночью его-де озарила гипотеза, которая требует немедленного подтверждения. Он получил назад все три ключа и резво потрусил по лестнице (лифты еще не включили) к себе, на четвертый этаж, в редкую книгу.

Через пять минут, бледный, прибежал обратно. Трясущимися губами сообщил: дверь в отдел не заперта, а входить внутрь он не решился… Охранники наконец оторвали от дивана свои тяжелые задницы (так прямо Дарья Михайловна и выразилась), побежали вместе с ним наверх, ворвались в отдел… Там было тихо и мирно, никаких следов разрушений. Они вошли в комнату особо ценного хранения – дверь в нее была отперта, жалюзи подняты, и одно из окон приоткрыто. Николай Гаврилович схватился за сердце. Охранники потянули дверцу сейфа – она подалась. Задейкин маячил за их спинами – и внезапно издал жуткий вопль.