Книга Ремейк Нового года - Анна и Сергей Литвиновы

В серых пятиэтажках светились окна. Улица вывела Кононову (вчера она пробила адрес по «гугловской» карте) к новейшему, щегольскому, дому, снисходительно возвышающемуся над округой, словно юная девушка-модель, по недоразумению попавшая в толпу простых работниц.

Варя обошла дом по периметру. Пентхаусы под крышей казались нежилыми.

Здешнего участкового на месте не оказалось (еще бы, воскресенье!), к тому же и мобильник его молчал. В отделении милиции не нашлось оперов, выезжавших на недавнее происшествие, а уголовное дело по факту самоубийства здесь возбуждать не стали – слишком уж очевидным оказался суицид. Пришлось оставлять ментам свои визитки («ФСБ, старший оперуполномоченный Варвара Кононова» – значилось в них) и просить, чтобы участковый и опера ей по возможности срочно позвонили. Единственным, что ей толком удалось разузнать в милиции, были имя самоубийцы – Александр Барсуков – и его полный адрес.

Варя вернулась к дому на улице Циолковского. Ей очень хотелось как можно быстрей проверить свои подозрения. И – а что оставалось делать! – она второй раз за уикенд незаконно проникла в чужое жилище.

Квартира Александра Барсукова оказалась воистину роскошной, полной новомодной техники: здесь и домашний кинотеатр, и хай-энд-проигрыватель, и навороченная кофеварка, и даже измельчитель мусора и дистанционно управляемые жалюзи. Кроме того, юный хозяин явно страдал нарциссизмом: во всех шести комнатах имелись его фотографии, а в спальне так даже написанный маслом портрет: смазливый, явно себялюбивый, хитрый и капризный мальчик с длинными белокурыми волосами. Может, душа Вари очерствела, но ей отчего-то не было его жалко.

Девушка последовательно обошла все шесть комнат, коридор и кухню. И убедилась – хозяин явно фанател от бытовой техники. Однако нигде в квартире не обнаружилось компьютера. Ни стационарного, ни ноутбука – никакого. Впрочем, чего-то подобного Кононова как раз и ожидала.

Вопрос: кто похитил его из квартиры Барсукова? И кто унес комп из квартиры Руткова? Ясно одно: компьютеры не могли испариться по воле особенного виртуального вируса. Или в результате какого-то другого чуда. В их исчезновении явно замешаны вполне земные силы. А значит, получалось, что комиссии, по большому счету, расследовать здесь нечего.

Но загадка-то оставалась. И отсутствие обоих компов наводило на мысль о сокрытии улик преступления. Или даже, точнее, – на сокрытие орудия преступления. Но как с помощью компьютера можно принудить человека к суициду? Неужто действительно кто-то создал особую программу, запустил в ЭВМ несчастных убийственный вирус? Кто? Почему? И как он достиг успеха? Вот эти вопросы комиссию как раз интересовали.

Чтобы путешествие в подмосковный город Королев не оказалось совсем уж малорезультативным, Варя занялась нудной, достойной милицейского опера работой: отправилась в поквартирный обход, и тут снова ей пригодились милицейские «корочки». Однако соседи с нижних этажей, как один, рассказывали о пьянках-гулянках в квартире лоботряса Барсукова, об ужасном запахе, доносившемся с его этажа в течение нескольких дней (перед тем, как был найден труп). Но никто не мог указать, с кем конкретно дружил покойный и кто бывал в его квартире, а главное – с какой такой девушкой, вроде даже женой, его видели в последнее время. Никто из соседей не переписывался с покойным по Сети, никто не знал его и-мэйла.

В поисках виртуальных следов Барсукова девушка зашла даже в местное интернет-кафе, но и там никто ничего не ведал о самоубийце.

Уже стемнело, когда Варя – практически несолоно хлебавши – отправилась на электричку. День прошел, можно сказать, впустую. «И правильно, – ехидненько прокомментировал ее внутренний голос, – по воскресеньям нужно не за виртуальными призраками гоняться, а отдыхать. Или в крайнем случае хлопотать по хозяйству».

Однако когда девушка вышла на Ярославском вокзале, она вместо того, чтобы последовать совету внутреннего голоса и заняться собой и (или) домашними хлопотами, перешла на Ленинградский вокзал и купила билет до Питера на сегодняшний ночной поезд.

«Хм, в последнее время я часто стала совершать импульсивные поступки, – с неудовольствием подумала она. – Что-то, вероятно, со мной не так… Может, оттого, что по родителям скучаю? И Борис, как назло, не звонит…»

* * *

В купе, предназначенное для женщин (на железной дороге появилось такое новшество), Варя пришла первой. Скинула дубленку, шапку, устроилась – и тут накатило… Вспомнились папа и мама, и как они впервые, все вместе, ездили в Питер. Ехали втроем в одном купе, и им никого не подселили, и папа был весел, много шутил и даже разрешил дочурке отхлебнуть пива, а потом они полночи с мамой вели шепотом задушевные разговоры, и за окном, как и нынче, была зима, и летели мимо станционные огни… Варе даже показалось – вдруг сейчас откроется дверь, и войдут мама с отцом, дышащие морозом, родные, веселые… Слезы навернулись Варе на глаза. Тут как раз первая попутчица явилась – холеная бизнес-леди с презрительно поджатыми губами, и девушка не выдержала, убежала в туалет. Ей не хотелось, чтобы кто-то увидел ее слезы, да еще бы и утешать начал…

Когда Кононова умылась и привела себя в порядок, Ленинградский вокзал уплыл в сторону, и застучали колеса. Слава богу, в туалет никто не ломился, все привыкли, что на стоянках пользоваться им нельзя.

Девушка вернулась в купе и, избегая дорожных знакомств и разговоров, забилась на верхнюю полку. Но все равно: было ужасно жалко себя и хотелось плакать. И от того, что мамы с папой больше нет с нею и никогда не будет… И потому, что дело «самоубийц с компьютером» никак не вытанцовывалось… И потому, что проклятый капитан Федосов ей так и не позвонил…

* * *

В Питере было теплее, чем в Белокаменной: на вокзальном термометре всего-то минус один. Но из-за ледяного ветра, что гулял по проспектам и дул практически отовсюду, казалось в десять раз холоднее. Поэтому Варя сочла за благо нырнуть в троллейбус «десятку»: она еще со времен той поездки с мамой-папой помнила, что этот маршрут проходит через весь Невский.

За немытыми и запотевшими окнами троллейбуса скорее угадывались, чем были видны, красоты Северной Пальмиры: Аничков мост с конями, дворец Белосельских, крутой и радостный изгиб так и не замерзшей, зябкой Фонтанки… В саду близ памятника Екатерине светилась елка. У Гостиного сновали люди.

Варя вышла из троллейбуса. Отворачивая нос от ветра, пересекла Невский, а потом – опять неожиданно для себя! – вдруг зашла в Казанский собор. Зашла – и помолилась Богоматери: не о деле, не о службе, не о Борисе и даже не о покойных родителях, а просто о том, чтобы все было хорошо.

И непонятно, то ли помогла молитва, то ли светлая полоса сменила черную, но в Питере Варваре все стало удаваться как по маслу.

Для начала ее очень радушно встретили в местной милиции. Опера в кабинете, куда ее направил дежурный, не выказали никакой неприязни ни по поводу того, что она – чекистка, ни из-за того, что она – москвичка. Усадили пить чай, стали рассказывать о происшествии на канале Грибоедова. Оба тоже оказались старлеями, обоих звали Максимами (один – Шадрин, другой – Бароев), оба даже моложе Вари и – на полголовы ее ниже. Впрочем, мужское начало так и кипело в парнях, прорываясь в слегка неуклюжей галантности и рискованных шуточках. И Варя мимолетно подумала: не потому ли она пошла служить, что в среде силовиков еще остались чуть ли не последние в стране настоящие мужчины – на фоне прочих хлюпиков и нытиков?