Книга Шоколадный паж - Анна Данилова

– А с чего вы взяли, что я боюсь вас? – прошептала она, тяжело дыша. – Мне уже нечего бояться… Все, что можно было совершить отвратительного, я уже успела совершить. Вот так…

– Я не имею права расспрашивать вас, но могу лишь повторить то, что уже сказал…

– Что именно? Что у меня нежная кожа?

– Я предлагаю вам помощь…

– А что взамен?

– Ничего, – поспешно ответил он. – Самое большее, что вы могли бы мне подарить, – это возможность хотя бы изредка видеть вас. Пусть даже издали… Я косноязычен, извините…

– Но все это пошло, пошло… – Она всхлипнула. – Я не знаю, что мне делать. Дело в том, что я совершила преступление. Не убийство, нет… Я взяла чужие деньги. И много.

Сказав это, она вместо ожидаемого облегчения испытала еще более тяжелое чувство, чем стыд, – почувствовала себя перед этим уродом полным ничтожеством.

– Сколько? – Тон его сразу изменился. Валентина, подняв глаза, увидела перед собой подтянутого, с жестким взглядом человека. Даже плечи его распрямились.

– Три тысячи долларов, – выпалила она. – Я просто украла их, понимаете? Потому что не могла поступить иначе…

– Когда это случилось?

– Позавчера. И мне точно известно, что их еще не хватились. Если бы вы смогли дать мне эту сумму, я бы вернула эти деньги, положила их обратно в сейф… и постепенно, в течение какого-то времени, расплатилась бы с вами. Для вас, для деловых мужчин, это, разумеется, – ноздри ее от непомерной гордыни раздулись, – не сумма… Боже, что я несу…

И она, очнувшись, вскочила и бросилась к выходу. Фернандель за ней. Проявив завидную проворность и быстроту, он догнал ее, схватил за руку. Губы его почти касались ее уха, когда он говорил ей, захлебываясь от переполнявших его чувств:

– Я дам вам эти деньги и даже не спрошу, зачем вы их… позаимствовали. Это ваша жизнь, вы имеете право на свои тайны. У женщины могут быть дети, близкие родственники, которым могла понадобиться помощь, – он словно помогал и ей и себе одновременно оправдать эту кражу, – да мало ли… Даже если то, что вы совершили, каким-то образом связано с криминальным делом, я закрою на это глаза… Только оставьте мне ваши координаты, прошу вас! Ваш номер телефона, адрес, и позвольте мне изредка беспокоить вас редкими телефонными звонками. Я буду счастлив оплатить ваше беспокойство этой суммой… Вы согласны?

– Вы хотели бы, чтобы я стала вашей любовницей? – Решив назвать вещи своими именами, она напряглась в ожидании ответа, но так и не смогла скрыть вложенного в этот вопрос презрения.

– Нет. – Он тряхнул руками и ссутулился, как очень виноватый человек.

– Но тогда что же будет стоять за вашими телефонными звонками? Я должна все знать…

На этот раз он ничего не ответил.

– Тогда и я буду с вами откровенна: у меня нет другого выбора. И я приму от вас деньги. Таким образом мне удастся хотя бы избежать тюрьмы. Хочу только объяснить, чтобы вы не подумали о том, что я конченая личность, что если бы у меня была возможность занять эту сумму раньше, то я не совершила бы этой постыдной кражи… Вы понимаете меня? Вы слышите меня?

– Безусловно, да, конечно. – Он пришел в движение, словно оживший механизм, и глаза его заблестели от смутного предвкушения: – Я понимаю, что три тысячи долларов для одних – не деньги, а для других – невероятная сумма… Больше того, я готов подарить их вам прямо сейчас, здесь, надо только куда-нибудь отойти от посторонних глаз… И вам не придется испытывать унижение, сопровождая меня в гостиницу или куда там еще… Извините, что я говорю так сумбурно… Вы удивитесь, но даже в том случае… – на лбу его выступили крупные капли пота, – даже если вы обманете и напишете мне неверный адрес или телефон, я все равно буду счастлив, что помог вам… Я не злодей, не насильник, я не хочу покупать вас. Но когда я смотрю на вас, у меня кружится голова… Я не владею собой. Я бы не хотел подбирать определение этому чувству, но я несказанно благодарен судьбе за то, что она свела нас вместе… Это звучит абсурдно, но, быть может, это бог послал мне вас? – Он все-таки нашел ее руку, сжал ее.

Они стояли на дорожке, соединявшей площадку кафе с небольшим аккуратным розарием, окруженным кустами акации.

Так не бывает, или этот мужчина сумасшедший. Три тысячи долларов – целый капитал. И если случится так, что он мне их даст, я буду благодарна ему за них до конца своих дней…

– Я оставлю вам все свои телефоны в Москве… и адрес, разумеется… Вы можете звонить мне в любое время дня и ночи. Если трубку возьму не я, назовитесь… Кстати, как вас зовут?

– Валентина.

– Чудесно… Валентина, вы позвоните мне?

Он увлек ее в тень, на скамью под кустами акации. Достал из кармана костюма деньги – доллары, перетянутые розовой резинкой, – и, не считая, вложил тугой бумажный цилиндр в ее горячую ладонь.

– Вот, возьмите, тут гораздо больше. Я все равно улетаю через час, мне они здесь уже не понадобятся.

– Они… настоящие? – Вопрос вылетел прежде, чем она осознала, какую глупость сморозила.

И тут он улыбнулся. Так замечательно улыбнулся, что у Валентины дрогнуло сердце. Так может улыбаться только счастливый человек. Счастливый оттого, что облагодетельствовал существо более несчастное, чем совсем недавно был сам. Он не мог лгать. Он на самом деле решил выручить ее. Бескорыстно. Пока бескорыстно. А что будет потом?

Она, опустив голову, вдруг порывистым, благодарным движением прижалась к нему, обняла и поцеловала куда-то между ухом и щекой. Вдохнула аромат акации вместе с жарким, горьковатым запахом мужского одеколона и почувствовала вдруг, как весь навалившийся на нее кошмар в одно мгновение превратился в мирно цветущую благоухающую розовую клумбу…

Москва, 2000 г.

Дежурная часть отделения милиции

Центрального административного округа

– Валя, что случилось?.. – Лева крепко обнял ее своими большими руками и усадил на жесткий стул. В комнате следователя они были вдвоем. Это свидание было щедро оплачено Кайтановым, как будут оплачены и следующие встречи и посылки, которых она не увидит. – Кто этот человек, которого застрелили? Ведь это же не ты? Не ты?

Валентина, закрыв лицо руками, разрыдалась. Она боялась, что из-за слез ей не удастся сказать ему ни слова. Но в груди пекло и саднило, а глаза уже ничего не видели. За какие-то несколько секунд она лишила заслуженного и тихого счастья троих существ: Леву, неродившегося ребенка и себя. Не будет теперь ни ласковых кайтановских рук, ни его нежной заботы, ни его бурного проявления страсти, ничего… Не будет, наверное, и ребенка.

– Это я его убила, – сказала она, высморкавшись и отдышавшись, собрав последние силы. – Он, видимо, следил за мной, знал, в какие часы я гуляю и когда прохожу мимо его дома… Он затащил меня туда, в подъезд, на улице как раз никого не было, затем в лифт, а оттуда в квартиру, дверь которой была уже открыта. Он знал, что затащит меня… Он ждал, готовился. Мы боролись. Он хотел меня, он – больной человек, он говорил что-то о моем животе, о том, что он его возбуждает… Но пистолет он направил на меня первый. И я поняла, что надо соглашаться. Лева, я понимаю, что тебе больно это слышать, но я сказала ему: да. Мне надо было выиграть время. Я даже расстегнула комбинезон, сняла вот этот свитер, и когда увидела, что пистолет лежит на столе, а руки его возятся с ремнем на брюках, схватила оружие и выстрелила в него… Почти не глядя. Два раза…