Книга Проклятье древней гробницы - Сергей Саканский

Спускаясь по лестнице, вырубленной в скале, он говорил со своим другом, который с нетерпением ожидал его звонка.

– Отравился могильным грибком, как в гробнице Тутанхамона? – с ехидством спросил Пилипенко.

– Да нет. Просто грибами, – ответил Жаров. – Любит ходить в лес, собирать грибы…

– Да? Это очень странно, – сказал Пилипенко, помолчав.

– Да чего тут странного? Это ж не грибок из гробницы, а просто – грибы.

– Вот это как раз и странно. Где ж он взял грибы-то?

– В лесу, где ж еще? Ходил сегодня с утра. Позавтракал и…

– Этого не может быть, – сказал Пилипенко. – Минин охотился на днях всей семьей.

– И что?

– Да нет там сейчас никаких грибов. Вот что… В какой он больнице?

Жаров подождал друга на трасе. Тот вскоре подъехал в своем полицейском «Жигуленке». Еще через полчаса они уже шли по коридору Ливадийской больницы, куда далеко не в первый раз заносило их какое-нибудь расследование.

Мрачного вида врач преградил им дорогу:

– Куда это вы столь решительно, молодые люди?

– К вам поступил больной с грибным отравлением, – сказал Пилипенко. – Боревич, художник археологической экспедиции.

Свою реплику он, как обычно, подкрепил взмахом удостоверения личности. Врач однако на документ даже и не взглянул, а с тихой яростью произнес:

– Да знаю я тебя, Пилипенко. Ты в пятой школе учился. А вот тебя не помню, – он оглянулся на Жарова.

– Я главный редактор и владелец широко известной газеты «Крымский криминальный курьер», – выпалил Жаров.

– Не слышал о такой. Я вообще не читаю газет…

– Это мой друг, – тихо и убедительно сказал следователь. – Кстати, тоже в пятой школе учился, в одном классе со мной.

– …и телевизор не смотрю – закончил свою фразу врач. – Ладно, заходите оба, только недолго. И халаты надо надеть.

Пилипенко и Жаров вошли в палату. На кровати, весь опутанный трубками, лежал Боревич. Две капельницы были наполнены растворами разной прозрачности. Врач дал им пять минут и, к счастью, удалился.

В плохом романе следователь бы сказал больному: «Здравствуйте, как самочувствие?» В кино бы непременно представился, чтобы в очередной раз напомнить невнимательному зрителю, кто он такой. В реальности он просто спросил у жертвы:

– Что это были за грибы?

– Смерть… – прошептал художник.

– Какой марки грибы, я спрашиваю, – настаивал Пилипенко.

– Да не дави ты на него, – возмутился Жаров. – Человек и впрямь умирает.

Впрочем, цинизм журналиста часто входит в конфликт с человеческими чувствами. Он достал диктофон, нажал кнопку. Боревич проговорил едва слышно:

– Черный… Орф… Черный орахл…

– Что? – встрепенулся Жаров. – Оракул? Черный оракул?

– Р-р-р… Ру-у… Руль… – продолжал умирающий.

– Руль. Какой еще руль? – строго спросил Пилипенко.

– Ру-уф…

Сказав свое последнее слово он умер классически – откинув голову в сторону. Тут вошел врач. Посмотрел на художника, лежащего с открытыми глазами, на Жарова, который стоял над ним с диктофоном в руках. Сказал:

– Убивцы! Вон отсюда! Позор пятой школе.

Врач указал на дверь. Выходя, Жаров увидел, как он коротким привычным жестом закрыл умершему глаза.

– Я его вспомнил, – сказал Пилипенко, – когда они шли светлым больничным коридором, на ходу снимая халаты. – Он в школе комсоргом был.

Жаров бросил свой халат на топчан. Пилипенко чуть ли не на лету подхватил его и молча повесил оба халата на стоящий в углу кронштейн.

– Я записал последние слова покойного, – Жаров хлопнул себя по карману, где был диктофон. – Похоже, он сказал: «черный оракул». Это может значить что-то важное.

– Что ж, возможно, это имеет какой-то смысл. А может быть – и никакого.

Они вышли из больницы.

– Проклятие древней гробницы реально, – сказал Жаров.

– Вздор! Ты, как всегда, несешь свою мистическую чушь. Это просто убийства – только и всего.

– Какие убийства? Профессор свалился с обрыва, пьяный. Художник отравился грибами и умер.

– Да-да-да… – язвительно проговорил Пилипенко. – И грибов сейчас в лесу не густо. И эта плита в раскопе…

– А что плита?

– Помнишь, я взял с собой палку из гробницы?

– Проводили экспертизу, снимали отпечатки…

– Нет. Просто рассматривали. И твои фото – тоже.

Он достал бумажник, оттуда – несколько фотографий.

– Даже распечатали, – заметил Жаров.

– Ага. Посмотри внимательно на этот угол. Здесь явно был сделан подкоп. И сама истерзанная жердь… В целом, устройство напоминает мышеловку.

Пилипенко присел на корточки и принялся рисовать палочкой на земле, комментируя:

– Мышь забегает в мышеловку, задевает за проволочный столбик, который поддерживает дверцу. Дверца падает.

– Кто это мог сделать? – удивился Жаров. – Для этого надо, наверное, обладать некоторой физической силой.

– Не обязательно. Это могла бы сделать и хрупкая маленькая девушка, сама серенькая, словно мышь. Вот тебе и несчастный случай. С профессором и художником также произошли несчастные случаи. Следовательно…

– Два убийства и одна попытка убийства.

– Именно. И никаких проклятий древней гробницы.

– А в случае с Тутанхамоном? Скажешь, и там были убийства?

– А почему бы и нет? Кто-нибудь отрабатывал эту версию?

Жаров с изумлением уставился на своего друга. Вернувшись в редакцию, он углубился в изучение проблемы, быстро листая страницы интернета. Старые фотографии пирамид сменялись видами египетских раскопок, археологов… Все, причастные к раскопкам гробницы Тутанхамона, погибли или умерли. Но вовсе не от загадочного могильного грибка. По крайней мере, двое из них ни разу и близко не подходили к заколдованной гробнице. Одна милая девушка была секретаршей концессионера и оставалась в Лондоне. Погибла под кабриолетом. Другой, профессор, скоропостижно скончался от инфаркта у себя дома.

– Это интересно, – сказал Пилипенко, когда Жаров позвонил ему, изложив эти факты. – Я обязательно приму к сведению. Ты навел меня на одну любопытную мысль… Вопрос. Ты идешь на похороны?

– Не люблю подобные церемонии.

– Я знаю. Но все же придется.

Прощание с телом

Кладбище было пустынным, но в одном месте собралась небольшая толпа. Пилипенко и Жаров подошли к группе скорбящих и встали позади всех. Говорила Лебедева.