Книга Князь сердца моего - Елена Арсеньева

Он выхватил из-за кушака длинноствольный пистолет и взвелкурок, который так громко щелкнул, что один из силачей от неожиданноститоненько вскрикнул и прикрыл ладонями рыжебородое лицо.

Хохот, грянувший вслед за тем, заставил Ангелину и княгинюЕлизавету зажать уши, а князь Алексей, похлопав рыжего бедолагу по плечу,двинулся к дому, не выпуская левой руки француза, в правой все еще державшегосвою шпагу.

И они вошли в измайловский дом, и уселись за богато накрытыйстол, и ели, пили, смеялись, изумляясь поразительному совпадению: ведь графоказался сыном той самой мадам Жизель, о которой говорила маркиза д’Антраге. Зашутками и тостами забылся и пожар, и поджигатель, и его жуткие пророчества... Амежду тем именно на рассвете 12 июня «Великая армия» Наполеона безпредварительного объявления войны вступила в пределы России.

Однако должно было пройти еще пять дней – жарких, веселыхлетних дней, – прежде чем в Нижнем был обнародован царский манифест,призывавший к защите Отечества.

* * *

Беды ждали давно.

Еще год назад в Нижнем запылал страшный пожар, дотлаистребивший северо-западную часть города. А в конце августа в небе, словнозапоздалая искра, возгорелась комета – звезда злокрылая, как ее называли внароде. Багровая, мрачная, она ежевечерне восходила на востоке, а к утруисчезала на севере, разметая своим длинным веерообразным хвостом все прочиесветила. «Не к добру эта звезда, – говорили горожане, – пометет она русскуюземлю!» Пророчество, однако, сбылось лишь год спустя...

На простой люд, разумеется, весть о войне обрушилась какгром с ясного неба: это тебе не турку или пана идти бить бог весть в какиепределы – ворог сам заявился непрошеный, всем миром надобно подниматься!Господа же, читающие газеты, открытия военных действий ожидали уже несколькомесяцев.

Князь Алексей Михайлович считал столкновение неизбежным ещевесной, и вот наконец это предгрозовое напряжение разрешилось... Читая рескриптимператора Александра о том, что Наполеон перешел Неман, многие женщины, асреди них и княгиня Елизавета, не могли сдержать слез. Церкви с утра до вечеразаполнял народ, и хотя в эти дни не было престольных праздников, молились сусердием, какого Ангелине не приходилось еще видеть. Почти все, не таясь,плакали.

– Молись неустанно, – твердила, истово кланяясь, преждевовсе не богомольная княгиня Елизавета, – лишь искренними молитвами можем мыснискать милосердие Божие!

Стоящая рядом Ангелина прилежно, до боли в руке и спине,обмахивалась крестом и отвешивала поклон за поклоном, хотя по сердцу, по натуреей было бы не просить, а делать. Нынче на паперти, проталкиваясь впереполненную церковь, она услышала, как две бабы шептались: мол, издревле отморовой ли язвы, от чумы, от другой ли какой напасти бабы ночью, тайком,впрягаются в плуг и опахивают деревню... Вот бы, мол, всем российским бабамопахать державу от басурманской чумы, от набега! И Ангелине враз представилась невообразимоогромная Россия, вдоль границ которой, освещенные туманною луною, тянутсявереницы запряженных в плуги простоволосых, в одних рубахах, а то и вовсе нагихрусских баб, старых и молодых, одна из которых мерно стучит в сковородучугунным пестом, разгоняя злую нечистую силу. Ангелине захотелось сделатьсяодной из таких деревенских баб, которые каждым шагом своим спасают Отечество...Эх, неосуществима сия мечта, ну а смелая мечта нового знакомца – Фабьена – иболее того. Бывши по рождению французом, он вместе со многими своимисоотечественниками поступил в вечное России подданство и, желая принести себяна алтарь новому Отечеству, намерен был отправиться в ставку Барклая-де-Толли –просить, чтобы его послали парламентером к Наполеону. Фабьен решил, подаваябумаги императору французов, всадить ему в бок кинжал.

– Думаю, он хочет это сделать из желания приобрестиисторическую известность, хоть бы вроде Равальяка![9] – усмехнулась княгиняЕлизавета Васильевна, которая относилась к политесному[10] французускептически.

Алексей же Михайлович был к молодому графу весьма расположени, покоренный его обаянием, смягчил свое неприязненное отношение ко всемфранцузским эмигрантам. И хотя большинство из них по-прежнему исправлялодолжности гувернеров, чтецов, капельмейстеров, камердинеров, поваров,садовников, модисток и прочее, невзирая на чин и титул, встречались среди них илюди почестные, ведущие жизнь, вполне достойную настоящего дворянина.

Князь Алексей уважал деловые способности что в русских, чтово французах, а потому не мог не упрочиться в своем доверии к рекомендациимаркизы д’Антраге, когда увидел, что собой представляет салон мадам Жизель.

Слово «салон», впрочем, лишь бледная тень истины: графиня деЛоран заправляла маленьким заводиком по производству женской красоты.

Новейшие картинки и журналы приходили из Парижа, Лондона иБерлина через Москву и Петербург бесперебойно; оттуда же, с самых лучшихмануфактур, исправно присылали шелка, бархат, кисею, батист, сукно и отменныхсортов шерсть. Везли с Урала полудрагоценные камни, с севера – «бурмицкозерно», речной жемчуг, – наряды здесь шили богатые! На птичьем дворе выращивалипавлинов и фазанов, особые красильщики придавали перьям тон, нужный для каждойшляпки, которую ими украшали. Возами шла с Малороссии солома, и флорентийскиешляпки с искусственными цветами, сделанными руками нижегородских искусниц, былиу здешних красавиц нарасхват. В подвалах дома на Варварке бойко стучалимолотками сапожники, вкусно пахло самолучшим сафьяном; здесь же шились ишелковые бальные туфельки. Под крышей трехэтажного дома сновали туда-сюда иглыбелошвеек и златошвеек; стучали коклюшками и мелькали спицами кружевницы,усердствовали вышивальщицы. Два королевских парфюмера, бежавших в Россию чутьли не с помоста гильотины, смешивали и разливали в затейливые склянки помадудля губ и волос, румяна, всяческие кремы и знаменитую лавандовую настойку.Впрочем, к ней по рецепту мадам Жизель добавлялось и розовое, и гвоздичноемасло, и шалфей, и фиалка... да и еще всякая душистая всячина! А мебельныемастерские! Словом, проще перечислить, чего не делали на «заводике» мадамЖизель...