Книга Приговоренная. За стакан воды - Анн-Изабель Толле

Я не в обиде на нее: ей было страшно, она понимала, что из-за нас у нее могли возникнуть серьезные проблемы. Мы с Жозефиной хорошо знакомы, уже много лет вместе отмечаем большие христианские праздники, такие как Рождество и Пасха.

Жозефина живет всего в нескольких сотнях метров от нас. Я прошла немного по ухабистой улочке и вышла к ее воротам. По счастью, она была дома, развешивала белье во дворе. Я постаралась поздороваться как можно веселее.

— Доброе утро!

— Доброе утро, Азия! Какой приятный сюрприз. Заходи скорее, я принесу тебе чаю.

Жозефина всегда была в хорошем расположении духа — не то, что я. Ашик несколько раз упрекал меня в том, что у меня часто внезапно меняется настроение. И, наверное, это правда: мама говорила то же самое. Жозефина выше и солиднее меня, у нее красивое лицо, а в глазах читается великодушие, но с хитринкой.

— Ну что, Азия, как у тебя дела? — она поставила на стол две чашки.

— Не очень хорошо. Кое-что заботит меня, вот почему я пришла сегодня. Мне нужен твой совет.

Я рассказала о том, что произошло во время сбора ягод, не упуская ни одной детали.

— Хмм, — задумалась Жозефина. — Нам, христианам, лучше избегать таких столкновений с мусульманами. Ты же знаешь, за кого они нас принимают. Не надо было тебе вообще упоминать Пророка. Нам практически запрещено произносить его имя.

Ее реакция очень расстроила меня.

— Знаю, но они первыми начали нападать… вся эта история про оскверненный стакан воды…

— Успокойся, Азия, ничего не случится. Но впредь будь осторожней и не отвечай на их нападки.

— Конечно. И кстати, через несколько дней будет новый сбор. Я должна пойти, и так вчера потеряла 250 рупий. Ты не могла бы составить мне компанию? Я боюсь идти одна. Вдруг мне снова встретятся те женщины? Они, наверное, тоже будут там.

Жозефина задумалась.

— Ну, пожалуйста, соглашайся!

— Хорошо, — сдалась наконец она. — Я пойду с тобой.

— Спасибо! Спасибо!

Я была так благодарна, что захлопала в ладоши, прыгая по тесному дворику.

Через пять дней меня бросили в тюрьму.

Я оказалась за решеткой, в этой могиле без солнца и звезд.

Получается, я не видела звезд уже два года.

Первые месяцы я не понимала, что мне их не достает. Но потом осознала, что это неестественно — не видеть ни звезд, ни луны. Мне не хватает их почти так же, как солнечного света, деревьев, птиц.

В этой яме я словно в колодце без воды. Так хочется поздороваться с луной или солнцем, пусть всего лишь раз, только чтобы убедиться, что их не повесили. Мне хотелось бы любоваться этими жемчужинами, как раньше, когда летними ночами мы с дочерьми растягивались на «чарпаи» (так мы называем плетеные кровати) во дворе.

С 19 июня 2009 года я лишена самого важного в жизни — того, о чем мы не думаем, если не сидим в застенках.

Когда я зашла за Жозефиной, чтобы вместе с ней пойти собирать ягоды, у меня было легко на сердце. Мы взяли с собой по фляге воды, чтобы избежать проблем с колодцем. С того неприятного случая прошло четыре дня, и хотя я не часто выходила из дома, я не заметила, чтобы на меня как-то иначе стали смотреть или общаться со мной.

Подойдя к полю, я сразу узнала работавших там женщин и запаниковала.

— Жозефина! Смотри! Они там!

— Не переживай, веди себя естественно, не смотри на них, и все будет хорошо.

Я послушалась совета. Когда мы принялись за работу, Мусарат и остальные подняли головы, но сразу вернулись к сбору ягод, как будто не заметили нас.

— Вот видишь, — прошептала Жозефина, — раздула из мухи слона. Все хорошо.

Я почти наполнила корзину, как вдруг услышала крики возбужденной толпы.

Думая о том, что бы это могло быть, я выбралась из кустов и увидела вдали десятки людей, решительно направлявшихся в нашу сторону, размахивая руками.

Я переглянулась с Жозефиной, недоуменно пожав плечами. Она тоже не понимала, что происходит.

Потом я встретилась глазами с жестокой Мусарат. Она выглядела довольной, и при этом с отвращением смотрела на меня. Я вздрогнула, догадавшись, что она не успокоилась. Она жаждала мести. Тем временем толпа вышла на поле и принялась кричать, угрожать мне.

— Мы отведем тебя в деревню, грязная потаскуха! Ты оскорбила нашего Пророка и сдохнешь за это!

Все подхватили:

— Смерть, смерть христианке!

Я искала глазами Жозефину, но разъяренная толпа обступала меня все теснее.

Я уже почти лежала, когда двое мужчин схватили меня за руки, чтобы увести силой.

— Но я ничего не сделала, пустите меня, прошу вас! Я не сделала ничего плохого! — жалобно всхлипывала я.

Меня ударили по лицу. Нос заболел, из него потекла кровь. Я была почти оглушена. Меня тащили, как упрямого осла, а я могла лишь идти, спотыкаясь, и умолять о том, чтобы это прекратилось.

Толпа, казалось, наслаждалась моим слабым сопротивлением. Они осыпали меня ударами по ногам, спине, голове.

Я думала, что когда мы придем в деревню, это мучение прекратится. Но толпа становилась все больше и агрессивнее. Все чаще слышались призывы к убийству.

— Она оскорбила Пророка, за это ей надо вырвать глаза! — исступленно вопила женщина, которую мне даже не было видно.

— Ее надо протащить по всей деревне с веревкой на шее, как грязное животное! — вторила ей другая.

Толпа втолкнула меня в дом деревенского старосты — я узнала его, только там был сад с травой. Меня прижали к земле. Имам заговорил:

— Мне рассказали, что ты оскорбила Пророка. Ты знаешь, что грозит тем, кто нападает на святого Пророка Мухаммеда: только обращение в ислам или смерть может искупить этот грех.

— Умоляю вас! Я ничего не сделала, ничего плохого!

Мужчина с длинной ухоженной бородой обратился тогда к Мусарат и трем женщинам, которые были с ней в день сбора ягод.

— Отзывалась ли она плохо о мусульманах и Пророке Мухаммеде?

— Да, она бранилась, — ответила Мусарат.

— Это правда, она оскорбляла нашу веру, — поддержали ее остальные.

— Если ты не желаешь смерти, то должна обратиться в ислам, — добавил молодой мулла. — Ты согласна искупить свою вину, став доброй мусульманкой?

Я ответила сквозь стоны:

— Нет, я не хочу переходить в другую веру. Но прошу вас, послушайте. Я не делала ничего из того, о чем говорят эти женщины, я не оскорбляла вашу религию. Сжальтесь надо мной.

Сложив руки, я протянула их к нему. Но он был непреклонен.