Книга Анатомия убийства. Гибель Джона Кеннеди. Тайны следствия - Филипп Шенон

Тело президента было доставлено около 19.309. По пандусу с улицы вкатили бронзовый гроб. Из него бережно извлекли погибшего, произвели детальную рентгено– и фотосъемку и положили на секционный стол, где тело оставалось на протяжении десяти последующих часов. Ранений в голову видно не было – в Далласе голову прикрыли простынями. Удалив пропитанную кровью материю, Хьюмс приказал немедленно выстирать все простыни. «У нас в морге была стиральная машина, – вспоминал Босуэлл, – и он все их туда засунул». С самого начала Хьюмса беспокоило то, что любая вещь, вынесенная из секционного зала, может стать сувениром на провинциальной ярмарке. «Он не хотел, чтобы через некоторое время эти простыни очутились в каком-нибудь канзасском амбаре».

Вскрытие обернулось настоящим «светопреставлением», сетовал Босуэлл10. Собрались десятки людей – врачи военно-морского флота, офицеры, представители администрации госпиталя, – кто-то уже был в морге, кто-то толкался у дверей, чтобы туда попасть. Патологоанатомы утверждают, что агенты спецслужб, сопровождавшие тело президента до Бетесды, включая тех, кто оказался в Далласе в момент убийства, были в совершенном исступлении. Человек, которого они под присягой обязались охранять буквально ценой собственной жизни, был мертв. Что им теперь было охранять? «Все эти люди находились в таком эмоциональном состоянии, что носились как безголовые курицы, и нам было понятно, что они переживают», – позднее вспоминал Босуэлл11.

Беркли, личный врач президента, сопровождал тело до Бетесды и поначалу пытался контролировать процедуру вскрытия. Как контр-адмирал в обычных условиях он мог отдавать приказы военно-морским патологоанатомам, стоящим ниже его по званию, но по специальности он был терапевтом и кардиологом, и его рекомендации Хьюмс и другие патологоанатомы сразу же приняли в штыки. Сначала Беркли выступал против полного вскрытия. Предполагаемый убийца был арестован, вина его была почти неоспорима, поэтому Беркли заявил, что в процедурах, которые могут существенно обезобразить тело президента, нет необходимости. Ему было известно, что в семье Кеннеди обсуждался вопрос о похоронной церемонии с открытым гробом12. По воспоминаниям Босуэлла, доктор Беркли хотел свести вскрытие к «обнаружению пуль».

Предложение адмирала Хьюмс отверг как абсурдное: в ходе поспешного вскрытия велика была опасность упустить что-то важное, поэтому Беркли пришлось уступить, хотя он продолжал торопить патологоанатомов. «Джорджа Беркли волновало только одно: как бы поскорее покончить со всем этим», – не без раздражения вспоминал Хьюмс. Кроме того, Беркли беспокоился о том, как долго придется ждать миссис Кеннеди, которая вместе с Робертом Кеннеди, другими членами семьи и друзьями находилась в номере для высокопоставленных гостей на 17-м этаже госпиталя. Миссис Кеннеди заявила, что не покинет госпиталя до тех пор, пока не сможет забрать тело своего мужа. Хьюмс говорил, что внутри у него все сжималось при мысли о том, каково ей было в тот момент; он знал, что на ней все еще был залитый кровью розовый костюм, в котором он увидел ее по телевизору. («Пусть видят, что сделали», – сказала она Беркли с вызовом.)13 Хьюмс, конечно, сочувствовал миссис Кеннеди, однако понимал, что торопится именно из-за нее. «Ее присутствие нас терзало и только усложняло ситуацию», – вспоминал он.

Беркли выдвинул патологоанатомам еще одно требование, проявив при этом изрядную непреклонность14. Он потребовал от Хьюмса обещания, что в заключении патологоанатомов будет скрыт важный факт о здоровье президента, не имеющий отношения к убийству. В заключении не должно было быть никаких упоминаний о состоянии надпочечников Кеннеди. Врач Белого дома знал: осмотр надпочечников выявит, что президент – невзирая на многолетние публичные опровержения – страдал болезнью Аддисона, тяжелым хроническим заболеванием, при котором надпочечники не производят достаточно гормонов. Кеннеди выглядел розовощеким здоровяком, но зачастую лишь благодаря гриму и постановочной съемке перед камерами, о чем Беркли знал. Президент жил благодаря ежедневному приему гормонов, включая тестостерон в высоких дозах.

Хьюмс, который торопился приступить к делу, согласился. «Он пообещал Джорджу Беркли, что мы не будем обсуждать надпочечники, пока будут живы тогдашние члены семьи Кеннеди, или что-то вроде этого», – вспоминал Босуэлл, который согласился действовать по предложенному плану, хотя это и было грубейшим нарушением протокола15. Через несколько дней после вскрытия Беркли вновь приехал к Хьюмсу с еще одной конфиденциальной просьбой, на этот раз касавшейся мозга президента, который был после вскрытия извлечен из черепа для анализа16. По просьбе Беркли Хьюмс доставил мозг – в Бетесде он был погружен в формалин и заключен в стальной контейнер – в Белый дом, где он мог быть предан земле на могиле президента[1]. «Он прямо заявил мне, что решение принято и что он собирается забрать мозг президента и доставить его Роберту Кеннеди», – вспоминал Хьюмс17.

Вечером во время вскрытия Хьюмсу было трудно работать и по другим причинам. В часы сразу после смерти президента все боялись, что убийство – результат заговора, и в коридорах госпиталя Бетесды только и говорили что о повторной атаке заговорщиков. Приступая к вскрытию, Хьюмс и его коллеги слышали разговоры коллег о том, что за убийством могли стоять русские или кубинцы и что Линдон Джонсон, принявший присягу несколькими часами ранее, может стать следующей мишенью.

Врачи беспокоились о своей безопасности18. Если имел место заговор, убийцы могут захотеть скрыть правду о том, как умер президент. Не заставят ли замолчать и патологоанатомов Бетесды, и не похитят ли, и не уничтожат ли доказательство происшедшего? «Казалось, за всем этим мог стоять какой-то политический сговор, – вспоминал впоследствии Босуэлл. – Убрать могли любого». Офицер выше Хьюмса по званию был настолько встревожен потенциальной угрозой, что приказал Босуэллу сопроводить Хьюмса, которому было поручено подготовить отчет о вскрытии, до дома. «Поэтому я сел в свою машину и сопровождал Джима Хьюмса до самого его дома», – рассказывал Босуэлл.

Около 7 часов утра, когда Хьюмс наконец вышел из дома, времени собраться с мыслями, не говоря о том, чтобы поспать, у него не было. Он должен был отвезти сына в церковь на первое причастие и был полон решимости туда добраться; он также знал, что через несколько часов должен вернуться в госпиталь Бетесды, чтобы созвониться с врачами Мемориальной больницы Паркленда в Далласе, которые безуспешно пытались бороться за жизнь президента. Позднее Хьюмс сокрушался по поводу того, что вечером в пятницу ему следовало в какой-то момент выйти из секционного зала и связаться с врачами из Мемориальной больницы Паркленда, но от него требовали как можно скорее провести вскрытие. «Выйти из зала мы не могли, – вспоминал он. – Здесь следует понимать ситуацию – истерическую ситуацию, – которая тогда сложилась. И как только нам удалось не утратить самообладания и так держаться – вот что меня изумляет»19.