Книга Заговор Елизаветы против ее сестры Марии Тюдор - Галимов Брячеслав

– Ваше величество, – просипел потерявший от волнения голос сэр Роберт. – Я хотел бы… Если бы это было… – он отчаянно махнул рукой и замолчал.

– Сэр Роберт настолько потрясён великодушием её величества, что проглотил язык! – весело произнёс сэр Стивен. Придворные засмеялись, а он шепнул королеве: – Однако во всех других отношениях это прекрасный и порядочный юноша: надеюсь, ваше величество проявит о нём заботу, – по-христиански, как сестра о брате.

Мария, избегая смотреть на сэра Роберта, кивнула, а сэр Стивен повернулся к церемониймейстеру:

– Передайте актёрам, пусть начинают. Её величество ждёт.

Раздался низкий звук трубы, а потом громко ударили литавры.

– Трагедия! – громовым голосом возвестил актёр с густо намазанным белилами лицом, в чёрной одежде и чёрном плаще. – Греческая богиня Артемида на ваших глазах жестоко покарает молодого охотника Актеона и нимфу Каллисто… Ваше величество, всемилостивейшая королева, милостивые государыни и государи, позвольте рассказать вам сюжет нашей короткой пьесы, дабы вам легче было её смотреть! В первой части пьесы дочь великого Зевса, богиня охоты Артемида будет купаться со своими нимфами в лесном ручье, когда сюда случайно забредёт охотившийся в этих краях юноша Актеон. Вместо того чтобы тут же уйти, Актеон станет подглядывать за купанием богини до тех пор, пока не будет замечен Артемидой. В гневе она превратит его в оленя и он будет растерзан своими собственными собаками.

Во второй части пьесы Артемида никак не может забыть красоту юноши, отчего впадает в печаль; богиня будет искать утешения у своей лучшей подруги, нимфы Каллисто. Нежные отношения, которые между ними возникнут, Артемида потребует скрепить обетом девственности от Каллисто. Нимфа поклянётся ей в этом, но Зевс, привлечённый прелестями Каллисто, захочет похитить её девственность. Он придумает коварный план: воспользовавшись отсутствием Артемиды, Зевс примет её облик и приступит к Каллисто с ласками. Ни о чём не подозревающая нимфа ответит ему на них и слишком поздно обнаружит обман… О, почтенные зрители, вы сами увидите, сколь велики будут обида и ярость Артемиды, когда она узнает, что Каллисто больше не девственница! Артемида превратит Каллисто в медведицу и наведёт на неё охотников. Но Зевс успеет перенести медведицу на небо, где она сделается созвездием… Смотрите, смотрите, смотрите! «Артемида, Актеон и Каллисто»! Греческая трагедия.

Он поклонился публике и ушёл в балаганчик около сценической площадки. Литавры грохнули так, что переполошили ворон и галок в роще, труба рявкнула, не уступая литаврам в громкости, – и затем они стихли, уступив место вступившим в дело лютне и флейте.

Из балаганчика вышли актёры, представляющие нимф, и актёр, представлявший Артемиду. Все они были одеты в очень яркие, пёстрые широкие платья; на голове у Артемиды был тёмный парик, на голове у нимф – рыжие. С хохотом и тонким визгом Артемида с нимфами бросилась в длинное развевающееся, прозрачное покрывало, изображающее ручей. С игривым смехом они сбросили с себя платья и остались в чём-то вроде трико телесного цвета. Купание началось.

Из балаганчика вышел актер, играющий роль Актеона. Это был хорошо известный лондонским зрителям Джероним – артист далеко не молодой, но по-прежнему изображающий молодых людей; впрочем, дамы утверждали, что ему никак нельзя было дать его года.

Появление Джеронима было встречено аплодисментами; он с достоинством принял их, переждал, пока они закончатся, а после стал исполнять свою роль. Прежде всего, он беспечной походкой прошёлся по площадке, прикладывая руку к глазам и как бы выискивая добычу; из балаганчика в то же время раздавался очень натуральный лай собак. Затем Актеон услышал какие-то звуки, – это было видно по тому, что он вытянул шею и застыл. Недоумённо пожав плечами, он крадущимися шагами подошёл к развивающемуся покрывалу и вдруг охнул и закрылся руками, словно ослеплённый. Потом медленно опустил руки, ещё больше вытянул шею и принялся рассматривать купание Артемиды и нимф, причмокивая губами и издавая восторженные звуки.

Это не укрылось от внимания Артемиды. Она осторожно выглянула из-за покрывала и сразу же заметила Актеона. Накинув платье, она встала перед ним и грозно закричала:

Как ты посмел, ничтожный смертный,

Смотреть на наготу мою?!

Ты к нам подкрался незаметный;

Тебя раздавим, как змею!

Актеон понурился и глухо пробормотал:

Не в силах был я оторваться

От вида высшей красоты.

Краса дана, чтоб любоваться,

Зачем меня ругаешь ты?

Артемида стукнула ногой об землю и закричала ещё громче:

Ты смеешь возражать богине,

Ты не признал свою вину?!

Погибнешь ты за это ныне,

Тебя я страшно накажу!

Актеон пытался сказать ещё что-то, но непреклонная Артемида хлопнула в ладоши, и в тот же миг на несчастного набросили волшебное покрывало. Затем нимфы поколдовали немного, – и из покрывала появился уже не Актеон, а олень, что было понятно по рогам на его голове. «Ату его, ату!» – вскричала Артемида; олень бросился бежать и скрылся за балаганчиком. Оттуда послышалось жуткое собачье рычание, вой раненного животного и, наконец, звуки, похожие на те, которые издает собака, гложущая кость. «Всё кончено!» – провозгласила Артемида.

Зрители захлопали и закричали «Браво!».

* * *

Между первой и второй частью пьесы был устроен небольшой перерыв. Слуги принесли тёплое вино для спасения от вечерней сырости, и среди придворных завязались непринуждённые разговоры.

Королева искоса поглядывала на сэра Роберта Дадли, но он сидел, как статуя святого Адальберта Эдмондского, который был известен величавой неподвижностью и нелюбовью к высказанным словам, отчего на скульптурных изображениях его показывали с застывшим лицом и сжатыми губами.

– Милорд, – проговорила Мария и запнулась. – Милорд, – повторила она, – вам, должно быть, не понравилась пьеса. Вы не хлопали вместе со всеми.

– Мне понравилось, – поспешно ответил сэр Роберт, испугавшись, что он допустил бестактность, – я не хлопал, потому что не знал, имею ли на это право.

– Я тоже не знаю, что предписывает на сей счёт этикет, но сэр Стивен сказал, что этикетом на охоте можно пренебречь.

– Я запомню это, ваше величество.

– Так вам понравилась пьеса?

– Да, ваше величество. Она производит хорошее впечатление, – то есть я хотел отметить, что она неплохая: есть понятный сюжет, и актёры стараются… Впрочем, я давно не был в театре, слабо разбираюсь в искусстве, и потому мои суждения… Они далеки от… – смешался сэр Роберт.

– Актёры стараются, но пьеса чересчур вольная, и не соответствует христианской морали, – сказала Мария. – Но сейчас такие произведения в моде – даже при дворе его католического величества короля испанского, императора Священной Римской империи ставятся подобные пьесы. Вся Европа упивается античностью и восторгается языческими преданиями. Даже Иисус, апостолы и святые пишутся художниками на манер языческих героев, часто вовсе без одежды. Этот обычай настолько распространился, что сами святейшие папы следует ему: дворцы и церкви Ватикана покрылись росписями, вызывающими смущение. Поощряются писатели и сочинители пьес, которые будто стараются превзойти один другого в неприличии. Но если святейшие папы допускают такое, то как я могу запретить? Было бы греховно пытаться превзойти Рим в святости, – Мария беспомощно развела руками. – Где вы жили в последние годы? – спросила затем она.