Книга Женщина на грани нервного срыва - Лорна Мартин

Я думала, ее интересует, что привело меня в кабинет психотерапевта. Я была уверена, что она умирает от любопытства и жаждет забросать меня вопросами. Что она хочет узнать обо мне и моей жизни все-все-все. Похоже, что нет.

Когда молчание стало совсем невыносимым, я снова улыбнулась, растерянно и умоляюще. Никакой реакции. Может, еще раз поблагодарить? Вместо этого я обвела глазами комнату. Возле большого окна у нее за спиной массивный стол красного дерева, на нем компьютер, рядом — аккуратная стопка журналов. Две фотографии в рамочках повернуты ко мне оборотной стороной. На стене слева от стола поблескивали выпуклыми золотыми буквами несколько дипломов и сертификатов. Я также заметила статуэтку — мать и дитя. Слева от меня, напротив кушетки, высокий стеллаж, заполненный книгами, которые нормальному человеку, судя по обложкам, прочесть невозможно. А рядом, практически у меня за спиной, стену украшал внушительных размеров эстамп в терракотовых тонах.

Интересно, как она живет? Она замужем? Кольца на руке нет. А дети есть?

Чувствуя, что вот-вот покроюсь нервной сыпью, я наконец выпалила вступительную фразу, которая, пожалуй, идеально описывала мою ситуацию:

— Извините. Я просто не знаю, что мне делать.

В моем голосе проскальзывали истерические нотки. Она моргнула пару раз и ничего не сказала.

По голливудским фильмам мне был знаком карикатурный образ психоаналитика: сидит себе с бесстрастным видом, поглаживает подбородок и время от времени спрашивает: «В чем причина, как вы считаете?» или «С чем это у вас ассоциируется?» Но ведь это была именно что карикатура…

А может, я ошибалась?

Да что за чертовщина? За что я вообще деньги плачу? Пытка какая-то. Я скрестила ноги, тут же их вытянула, стиснула кулаки, разжала, намотала прядь волос на палец и, наконец, чувствуя, что у меня вот-вот начнется нервный тик, попробовала еще раз:

— Извините, пожалуйста. Просто, понимаете, я первый раз на психотерапии и не знаю, как у вас тут все устроено. Честное слово, я просто не знаю, что говорить и что делать… Видите ли, у меня вообще-то нет никаких проблем. Со мной все в полном порядке.

Я деланно рассмеялась, энергично покивала, чтобы подчеркнуть свою искренность, и продолжила сбивчиво воспроизводить заранее заготовленную речь:

— Ну правда… Я не страдаю хроническим алкоголизмом, наркоманией, анорексией. В детстве меня не морили голодом, не насиловали, не избивали…

И так далее, в том же духе, до победного:

— В общем, понимаете, я вроде как не то чтобы отчаянно нуждаюсь в психотерапии…

Все это время она смотрела на меня с прежним строгим выражением лица, и лишь под конец моей речи ее губы чуть-чуть тронула улыбка — такая слабенькая, что это было даже оскорбительно.

Не в силах вынести еще один раунд игры в молчанку, я быстро продолжила:

— Я что хочу сказать, я понимаю, что в мире полно тех, кому гораздо хуже, чем мне. Люди умирают, голодают… Куда ни посмотри, везде творится что-то ужасное. А я, видите ли, обратилась за помощью. Это просто смешно. Я же как сыр в масле катаюсь. У меня отличная работа, замечательные друзья. Я совершенно здорова. Мне совестно, что я сюда пришла, я ведь знаю — в жизни бывают черные и белые полосы, у всех иногда случаются неприятности. Может, я просто не умею переживать неудачи, не умею относиться ко всему философски. Наверное, надо пойти домой и поразмыслить о том, как мне повезло в жизни. Или прогуляться, или завести себе новое хобби. Или поехать добровольцем в какую-нибудь страну третьего мира.

Я выпалила все это на одном дыхании с вопросительной интонацией, рассчитывая на то, что она отреагирует — что-то подскажет, посоветует, приободрит. Ничего подобного. Она только едва заметно кивнула и произнесла:

— Хм-м-м.

Черт, я такого не заказывала. Это было совсем не похоже на мою первую психологическую консультацию. В Великобритании существует такая практика: прежде чем начинать курс психотерапии, нужно пройти своего рода собеседование. За несколько недель до моего первого визита к доктору Дж. меня принял руководитель одной из крупнейших частных служб психотерапии и психоаналитики в стране. Главный офис службы находится в Лондоне, и я подгадала свой визит к очередной поездке в редакцию.

Меня встретил славный добродушный дядечка-психиатр, который начал расспросы отеческим:

— Ну, милочка, что нас беспокоит?

Я не знала, что ответить, «всё» или «ничего», поэтому сказала:

— Всё, — тут же исправилась: — Ничего, — и немедленно разрыдалась.

Он сочувственно улыбнулся, и мне сразу захотелось, чтобы именно этот человек взял меня под крыло и спас мою жизнь. Ради этого я уже была готова переселиться в Лондон или мотаться туда три раза в неделю.

Когда я взяла себя в руки, он начал расспрашивать меня о моей семье, работе и отношениях с мужчинами, беспрерывно черкая что-то в блокноте. Я чувствовала себя так, будто прилюдно раздеваюсь.

Потом он спросил:

— Почему именно сейчас?

Я немного помолчала и в конце концов признала:

— Это моя последняя надежда. Я уже все перепробовала: гуляла, глотала таблетки, изнуряла себя физкультурой, меняла работу, пила, бросала пить, тусовалась, сидела дома, придумывала себе новые хобби. Но я как будто совсем утратила интерес к жизни. Мне на все наплевать. Это пугает.

Он кивнул.

— А еще, — осторожно добавила я, — у меня бывают… ну, нехорошие мысли. Нет-нет, я не собираюсь ничего с собой делать, но меня постоянно гложет вопрос: зачем вообще все это нужно? Я маюсь как подросток: «Зачем я родилась?», «Какой смысл жить, если мы все равно умрем?» и так далее. Только моя ситуация хуже, чем у подростка, потому что этот период должен был закончиться лет двадцать назад.

— Если человек задумывается о жизни, он неизбежно рассматривает и альтернативу, — преспокойно ответил он. — И, хотите верьте, хотите нет, многие люди, хотя и выглядят как взрослые, внутри — озлобленные на весь мир подростки.

— Я не озлобленная, — тихо ответила я.

Он улыбнулся.

Наша беседа длилась часа полтора. Потом он снял очки, положил на блокнот у себя на коленях, свел вместе ладони, подпер подбородок указательными пальцами и прикрыл веки. Казалось, он готовится выложить мне результаты какого-то важного экзамена. Через несколько секунд он открыл глаза и кивнул с доброжелательной улыбкой.

— Я думаю… — его голос звучал мягко и сочувственно, — психотерапия могла бы пойти вам на пользу.

Я пару раз повторила его слова про себя. Он думает, что психотерапия могла бы пойти мне на пользу? И пусть он не нарисовал картину предстоящего чудесного исцеления, я все равно пришла в восторг. Добавить недостающие броские фразы и эпитеты я могла сама. Как только я пересказала его сдержанную рекомендацию своими словами, у меня аж голова закружилась, будто мне вкололи адреналина пополам с амфетаминами.