Книга Рыцарь, кот и балерина. Приключения эрмитажных котов - Петр Власов

Тут, понятное дело, ноги у меня подкосились, господа генералы. Посадили меня в кресло, льда ко лбу приложили, за лейб-лекарем фон Майером срочно послали. Потом мне уж сказывали, что в забытьи я только и шептал: «Повесить, повесить Алексашку Меншикова на первой же осине за чудодейного лекаря, которого дьявол прислал!»…

Без малого триста годков утекло с того дня, господа генералы. Немудрено, что история эта понемногу стала забываться, а душа моя успокаиваться. Тешил себя, вдруг не отыщется на земле ста тысяч злодеев, вдруг наше жестокое время сменится благоденствием и вечным миром, вернется золотой век, воспетый эллином[6]Гесиодом! Но нет, насупротив, чем дальше, тем страшнее и жесточе люди обращались друг с другом, в войнах начали гибнуть не тысячи, как прежде, а миллионы! Чаю, за последние две великие войны лекарь легко добрал все дьяволу причитающееся. Освободил от мук совести сто тысяч злодеев, получил обратно душу свою и принялся мстить всем, чьи страдания носил в сердце. Видно, в этой очереди воздаяния и мой черед пришел. На прошлой неделе получил я весточку от чудо-лекаря. Едет он сюда и требует, дабы приняли мы его со всеми почестями. Устроили бал аккурат в ночь на Рождество и позвали туда живую балерину, что станцует для него так, чтобы остался он премного доволен. Подивился я зело такому желанию, но делать нечего, раз давал слово государево. Потому как если что не по нраву чернокнижнику придется, он свои долги другим возьмет. Даже догадываюсь, что душепродавец забрать хочет, да не буду вас стращать прежде срока… Вот и вся моя история про Скупого рыцаря, господа генералы. Знаю, только меня самого винить надобно в том, что случилось. Коли мог бы прожить свою жизнь заново, многое делал бы иначе. Не стал бы без разбора грехи на душу брать, набирать для нее неподъемную ношу. Душа она как лошадь – надорвется, ежели слишком тяжел груз будет. Но теперь уж ничего не поделаешь. Придется гостя нашего принимать. И быть готовыми ко всему. А лучше сразу – к самому наихудшему!

Глава 5

Приезд Бутадеуса

Город внизу вынырнул из облаков сразу, в одну секунду. Бутадеус невольно восхитился открывшейся картиной – черная, обжигающая морозом темнота, перемешанная с пятнами белого снега, и тысячи горящих точек-фонарей, расчерчивающих пространство внизу четким, правильным узором. Он натянул слегка поводья, чтобы притормозить и полюбоваться видом под ногами. Но тут у него за спиной что-то надрывно прокричал оруженосец Патрик – плащ так сильно хлопал на ветру, что Бутадеус не расслышал ни слова. Оторвавшись нехотя от захватывающей дух панорамы, он обернулся. Патрик отчаянно сигналил, показывая на свою лошадь. Конь оруженосца весь покрылся инеем и походил на припорошенное к утру снегом сиденье рождественской карусели. Из ноздрей мощными струями вырывались клубы пара, ноги почти неуловимо для глаз мелькали в воздухе, словно все происходило на земле, а не на огромной высоте. Приглядевшись, Бутадеус заметил: словно засыпая на ходу, конь мало-помалу заваливается на левый бок. Пробормотав свое любимое еще со времен Крестового похода проклятье, рыцарь оглянулся через другое плечо. И здесь его поджидали плохие новости. Лошадь Лилит, похоже, тоже быстро теряла силы. Опустив вниз большой палец затянутой в перчатку руки, ведьма красноречиво требовала немедленной посадки. Еще раз прокляв все на свете, Бутадеус кивнул, и троица начала стремительно опускаться.

Сразу под облаками они занырнули в морозный вихрь, показавшийся Бутадеусу чем-то живым и разумным – мириады снежинок, до того хаотично и бесцельно кружившиеся в воздухе, вдруг устремлялись в общем порыве потоком вверх или вниз, пытаясь сбить всадников с выбранного пути. Город приближался, разрастался, все такой же холодный и негостеприимный, словно предчувствовал – чужаки, планирующие вниз из поднебесья, прибыли отнюдь не с добрыми намерениями. Хотя Петербург изрядно расширился с тех пор, как Бутадеус бывал здесь прежде, центральная его часть по-прежнему была хорошо узнаваема. Подсвеченные, идеально прямые проспекты и набережные стремились отовсюду к одной точке, косому четырехугольнику Дворцовой площади, сжатой с одной стороны огромным зданием, похожим сверху на силуэт летящей чайки, а с другой – знаменитым дворцом, напоминающим с высоты птичьего полета загадочную монограмму. Бутадеус вдруг почувствовал необъяснимую робость, заглянув в лицо этого странного, непонятного города, что появился здесь наперекор самой природе по воле царя-сумасбродца и до сих пор служит едва ли не главным оправданием его жестокого и беспокойного царствования. Затем, разозлившись на самого себя за эту слабость, он сверх меры всадил в коня шпоры и направил его туда, где сияло больше всего неподвижных и движущихся огней, в самую сердцевину Невского проспекта.

Всадники приземлились в пустынном, едва освещенном внутреннем дворике какого-то старинного особняка. В момент соприкосновения с землей к ним тут же вернулся земной облик. Плащи, шпаги, лошади, – все разом исчезло. Под медленно осыпающимися из черной темноты над головой снежинками стояли трое вполне обычных людей. Одетый в толстое зимнее пальто и шляпу худой, высокий старик с вытянутой бородкой. Женщина с холодным, под стать питерской ночи лицом необыкновенной красоты, выглядывающим из длинной, почти до пят, шубы с капюшоном. И, наконец, кутающийся в белоснежную дубленку мальчик лет двенадцати, чьи глаза, правда, глядели так печально и серьезно, словно их обладатель давным-давно уже познал все тайны земной жизни.

– Лилит, – недовольным, почти капризным тоном произнес Бутадеус, поправляя шляпу и стуча ботинком, чтобы отряхнуть тут же налипший снег. – Что случилось с лошадьми? Стареешь? Твоих сил уже не хватает, чтобы перенести нас сюда из Праги? Могла бы тогда хотя бы посадить нас на самолет.

Спутница рыцаря ощерилась, словно готовая зарычать собака. Голос ее, несмотря внешность, оказался низким и грубым:

– У города сильная защита, монсеньор. Мы ему не понравились, и он пытался воспрепятствовать нашему прибытию. Нам повезло, что мы так мягко приземлились.

Ну что же, рассеянно подумал Бутадеус, пожалуй и вправду веские причины для того, чтобы не встречать их тут хлебом-солью. Как только они доберутся до нормальной теплой комнаты, которую он все-таки надеется отыскать на этом полюсе холода, то немедленно придумают какой-нибудь трам-тарарам. Такой, что мало не покажется!

– Куда мы проследуем, монсеньор?

Голос оруженосца-мальчика казался потухшим, лишенным обычного детского задора. Хотя, в самом деле, какая энергия может быть в человеке, что при самом благополучном исходе должен был восемьсот назад?

– Конечно же мы отправимся в гостиницу, Патрик. Ну или на постоялый двор, если тебе угодно, – ответил Бутадеус, поеживаясь и поднимая как можно выше воротник пальто. – Последний раз, когда я здесь был… кажется, лет сто назад… то останавливался в «Астории». И сдается мне, несмотря на весьма беспокойное столетие, она до сих пор привечает путников. Ее пощадила даже последняя великая война, когда город три года был в осаде. Гитлер, помнится, тогда хвастался мне: возьмем Петербург, взорвем все к черту, затопим, сотрем с лица земли, но перед этим устроим в «Астории» пышный банкет. Потому-то запретил своим солдатам обстреливать ее из орудий и бомбить с воздуха. Мило, правда? Благодаря его тщеславию мы можем надеяться на президентский номер с двумя спальнями… если, конечно, Лилит это еще по силам… Справишься? Или мне нужно уже подыскивать другую ведьму, помоложе?