Книга Война с демонами. Книга 2. Копье Пустыни - Питер Бретт

– Довольно, – произнес Хеват.

Избиение мгновенно прекратилось.

– Ты верблюжий ублюдок? – спросил Керан.

Джардир заставил себя встать. Его ноги подгибались, как размоченный хлеб. Мальчик не сводил глаз с занесенной плетки. Он знал, что, если не уймется, наставник убьет его. Он погибнет бесславно, и его дух тысячелетиями будет слоняться у врат рая вместе с хаффитами, завидуя праведникам в объятиях Эверама и ожидая перерождения. Подобная судьба страшила его, но отцовское имя – единственное, что у него осталось, и он от него не откажется.

– Я Ахман, сын Хошкамина из рода Джардира, – произнес он как можно спокойнее.

Мальчики дружно ахнули, и он приготовился к смерти.

Лицо Керана исказилось от ярости, и он замахнулся плеткой, но сдержался, повинуясь еле заметному жесту дама.

– Я знал твоего отца, мальчик, – произнес Хеват. – Он был настоящим мужчиной, но прожил мало и славы не снискал.

– Значит, я прославлюсь за нас обоих, – пообещал Джардир.

– Возможно, возможно, – проворчал дама. – Но не сегодня. Сегодня ты ниже любого хаффита.

Священник повернулся к Керану.

– Бросить его в выгребную яму, и пусть настоящие мужчины мочатся и гадят ему на голову.

Наставник улыбнулся и ударил Джардира в живот. Когда мальчик сложился пополам, Керан схватил его за волосы и потащил к яме. По пути Джардир взглянул на Хасика, ожидая увидеть ухмылку, но обнаружил смесь неверия и животного страха, как и на лицах других най’шарумов.

Эверам узрел хладный мрак Най и опечалился. Он создал солнце, источник света и тепла, чтобы заполнить пустоту. Он создал Ала, мир, и отправил его в вечный полет вокруг солнца. Он создал человека и зверей, чтобы служили ему, и увидел, как Его солнце дарит им жизнь и свет.

Но половину времени Ала был обращен к мраку Най, и создания Эверама терзал страх. Поэтому Он создал луну и звезды, чтобы они отражали свет солнца в ночи и напоминали Его созданиям, что Он рядом.

Так поступил Эверам и возрадовался.

Но Най тоже обладала волей. Она взглянула на творение, запятнавшее Ее безупречную темноту, и разгневалась. Она протянула руку, чтобы сокрушить Ала, но Эверам не дрогнул и удержал Ее руку.

Но Эверам отвел руку Най слишком поздно. Ее темные пальцы мазнули напастью Его совершенный мир. Чернильная тьма Ее злобы просочилась в камни и песок, разлетелась по ветру, растеклась маслянистым пятном по чистой воде Ала. Пронеслась по лесам, зашипела в жидком огне, что бурлит под землей.

В этих местах укоренились и выросли алагай. Создания мрака способны лишь убивать; уничтожать создания Эверама – их единственная радость.

Но чу! Мир повернулся, и солнце пролило свет и тепло на создания Най из хладного мрака, развеяло их. Дарующее жизнь сожгло нежить, и алагай взвыли.

В панике они попрятались в тени, просочились вглубь мира, заразив самые недра.

В темной бездне, в сердце творения выросла Алагай’тинг Ка, мать демонов. Прислужница самой Най ждала, когда мир вновь повернется, чтобы послать своих детей сеять смерть.

Эверам увидел это и протянул руку, чтобы изгнать зло из мира, но Най не дрогнула и удержала Его руку.

Но Он тоже коснулся мира еще раз и подарил людям оружие для борьбы с алагай. Подарил им метки.

Увязшему в борьбе за все, что Он создал, Эвераму оставалось лишь отвернуться от мира и бросить все силы на бесконечную войну с хладной Най.

Как наверху, так и внизу.

Первый месяц в шарадж все дни Джардира были одинаковы. На рассвете наставники выводили най’шарумов на жаркое солнце, и мальчики часами слушали, как дама возносят хвалу Эвераму. Животы подводило от голода, колени дрожали от непомерных нагрузок и недостатка сна, но никто не жаловался. Вид вонючего и окровавленного Джардира, вернувшегося после наказания, научил их повиноваться беспрекословно.

Наставник Керан вытянул Джардира плеткой.

– Почему ты страдаешь? – спросил он.

– Алагай! – крикнул Джардир.

Керан повернулся и хлестнул Аббана.

– Почему нужен Ханну Паш?

– Алагай! – вскричал Аббан.

– Без алагай мир был раем, заключенным в объятия Эверама, – произнес дама Хеват.

Наставник снова вытянул Джардира плеткой. После проявленной в первый день дерзости ему доставалось вдвое больше ударов, чем другим.

– В чем смысл твоей жизни? – крикнул Керан.

– Убивать алагай!

Наставник схватил Джардира за горло и притянул к себе.

– А как ты умрешь? – тихо спросил он.

– На когтях алагай, – кашляя, выдавил Джардир. Наставник отпустил его, и мальчик, задыхаясь, вытянулся в струну, чтобы Керан не нашел повода ударить его еще раз.

– На когтях алагай! – крикнул Хеват. – Даль’шарумы не умирают от старости в своих постелях! Им нипочем болезни и голод! Даль’шарумы умирают в бою и в награду отправляются в рай. Осиянные славой Эверама, они купаются в млечных реках, пьют сладкое холодное молоко, и мириады девственниц окружают их пылкой любовью.

– Смерть алагай! – хором крикнули мальчишки, выбрасывая в воздух кулаки. – Слава Эвераму!

После построения им раздавали миски и приносили котел с похлебкой. Еды не хватало на всех, и каждый день кто-то оставался голодными. Первым еду получал Хасик, затем мальчишки постарше и покрупнее, но даже им выдавали всего по одному черпаку. Взять больше или пролить похлебку в стычке у котла означало навлечь гнев вездесущих наставников.

Пока старшие ели, младшие и слабые отчаянно дрались за места в очереди. После избиения в первую ночь и дня, проведенного в яме, Джардир не скоро смог драться, но Аббан прекрасно усвоил урок, наваливался всем весом и непременно находил им местечко в очереди, пусть даже ближе к концу.

Когда миски выскребали до дна, начиналась учеба.

Полосы препятствий развивали выносливость. Мальчики подолгу тренировались выполнять шарукины – серии движений, из которых состояли фигуры шарусака. Они учились маршировать и двигаться синхронно даже на бегу. На жидкой похлебке мальчики стали стройными и крепкими, как наконечники копий, с которыми они упражнялись.

Иногда наставники отправляли отряды мальчишек устроить засаду най’шарумам из соседних шараджи и жестоко избить их. Опасность подстерегала везде, даже над выгребной ямой. Иногда старшие ребята, такие как Хасик и его дружки, взбирались на побежденных мальчиков из других племен сзади и совали им, словно женщинам. Это считалось ужасным позором, и Джардир не раз пинал насильников между ног, чтобы избежать подобной участи. Маджах однажды сорвал с Аббана бидо, но Джардир врезал ему в нос, так что брызнула кровь.

– В любой момент маджахи могут попытаться захватить источник или явятся Нанджи, чтобы украсть наших женщин, – сказал Каваль Джардиру, когда мальчики подошли к нему после нападения. – Мы должны всегда быть готовы убить или быть убитыми.