Книга Рожденный туманом. Книга 3. Герой Веков - Брендон Сандерсон

Тен-Сун снова изменил форму: клубок скользких мышц пришел в движение и вдруг застыл, не закончив трансформацию. В камне ощущались вибрации. Кто-то приближался.

Перестроившись, кандра растопырился по всей тюремной яме так, что в середине тела образовалось углубление. Предстояло поймать всю пищу до последней капли – кормили узника совсем скудно. Однако никто не стал лить на него похлебку. Тен-Сун все ждал и ждал, когда решетка вдруг открылась. У него не было ушей, но он чувствовал вибрацию, которая сопровождала движения наверху: грубую железную решетку оттащили в сторону, бросили…

«Что?»

В мышцы впились крючья и, вспарывая плоть, потащили тело из ямы. Было очень больно. Не только из-за крючьев, но еще и из-за внезапного ощущения свободы, когда его швырнули на пол. Против собственной воли Тен-Сун ощутил вкус грязи и засохшей похлебки. Мышцы дрожали, отсутствие каменных стен казалось удивительным, и он потянулся, двигаясь в направлениях, о которых почти забыл.

Потом в воздухе появился новый запах. Кислота. Густая и жгучая, должно быть, в позолоченном изнутри ведре, которое принесли с собой тюремщики. Они все-таки собирались его убить.

«Но они не посмеют! Первый договор, закон нашего народа – это…»

Что-то упало. Не кислота – что-то твердое. Тен-Сун нетерпеливо прикоснулся к незнакомому предмету, мышцы двигались одна за другой, ощущая, изучая, пробуя на вкус. Предмет был круглым, с отверстиями и кое-где казался острым… Череп.

Вонь кислоты усилилась. Ее размешивали? Тен-Сун быстро вобрал в себя и заполнил череп. В особом внутреннем кармане хранился небольшой запас растворенной плоти. Этим запасом узник и воспользовался, чтобы быстро покрыть череп кожей. Потом сосредоточился на легких, создал язык… Действовал с отчаянием, потому что кислота воняла все сильней…

Боль. Мышцы на боку обожгло, часть тела растворилась. Видимо, Второе поколение отчаялось разузнать его секреты. Однако перед тем, как убить, приговоренному были обязаны дать возможность высказаться. Так гласил Первый договор – вот для чего потребовался череп. Но стражам явно приказали покончить до того, как Тен-Сун успеет сказать хоть что-нибудь в свою защиту. Следуя букве закона, исполнители в то же самое время игнорировали его дух.

Однако им было невдомек, насколько быстрым может быть Тен-Сун. Лишь немногие кандра провели столько же времени, исполняя Договоры, сколько он: все Второе поколение и большая часть Третьего давным-давно отошли от дел и жили, не зная невзгод, в Обиталище.

Такая жизнь ничему не учит.

Большинству кандра требовались часы, чтобы создать тело, а у молодых на это уходили дни. Тен-Суну понадобилось несколько секунд, чтобы сформировать подобие языка. Пожираемый кислотой, он из последних сил сотворил трахею, наполнил воздухом легкое и прохрипел единственное слово:

– Справедливости!

Кислоту лить тут же перестали, но тело продолжало гореть. Превозмогая боль, Тен-Сун создал в полостях черепа простейшие слуховые органы.

– Дурак! – прошептал поблизости чей-то голос.

– Справедливости! – повторил Тен-Сун.

– Прими смерть, – прошипел другой. – Не пытайся навредить нашему народу еще больше, чем успел до сих пор. Первое поколение даровало тебе возможность умереть, памятуя о твоих дополнительных годах службы!

Тен-Сун замер. Суд будет публичным. До сих пор о его предательстве знало лишь несколько избранных. Он мог умереть позорной смертью Нарушителя Договора, но сохранить хоть какое-то подобие уважения за свои былые заслуги. Где-то рядом – скорее всего, в какой-нибудь из ям по соседству – находились обреченные на вечное заточение, пытку, которая способна сломать даже разум того, кто наделен Благословением Ясности.

Хотел ли Тен-Сун пополнить их ряды? Открыв свои деяния на общем собрании, он получит вечность, полную боли. Требовать суда было глупостью, поскольку отсутствовала всякая надежда на оправдание. Признание решило его судьбу.

Если он заговорит, то не ради того, чтобы защититься. Причина заключалась совсем в другом.

– Справедливости! – повторил Тен-Сун на этот раз едва различимым шепотом.

* * *

Надо признаться, обладание таким могуществом в некотором смысле меня изрядно ошеломило. Чтобы понять его, потребовались бы тысячелетия. Это сделало бы переделку мира куда более легкой задачей. Опасность, таившаяся в моем невежестве, была очевидной. Ребенок, наделенный неимоверной силой, может легко сломать свою игрушку, а моей игрушкой оказался целый мир, поэтому исправить сломанное представлялось совершенно невозможным.

3

Эленд Венчер, второй император Последней империи, не родился воином – он родился аристократом. Во времена Вседержителя это означало, что главным образом Эленд был профессиональным светским львом. Юность он провел, обучаясь легкомысленным играм Великих домов, и жизнь имперской элиты его избаловала.

Неудивительно, что в итоге Эленд стал политиком. Он всегда интересовался политической теорией и знал, что однажды возглавит свой Дом, хотя являлся в большей степени мыслителем, чем настоящим государственным деятелем. Поначалу хорошего короля из него не вышло. Эленд не понимал, что от правителя требуются не только хорошие идеи и честные намерения. Требуется намного больше.

«Сомневаюсь, что ты когда-нибудь станешь тем правителем, который способен возглавить атаку на врага, Эленд Венчер» – эти слова Тиндвил, террисийской хранительницы, которая обучала его практической политике, император вспомнил их, когда его солдаты ворвались в лагерь колоссов, и улыбнулся.

Он воспламенил пьютер. В груди немедленно разлилось тепло, и мышцы налились силой. Эленд не так давно стал алломантом, и временами это все еще приводило в трепет.

Как он и предсказывал, нападение застало колоссов врасплох. Они не могли не заметить приближение противника, но отреагировали не сразу. Неожиданности всегда сбивали колоссов с толку. Им было трудно осознать, что малочисленная группа слабых людишек бросилась в атаку на их лагерь. Для этого требовалось время.

Войско Эленда должным образом воспользовалось форой. Продолжая разжигать пьютер, император одним ударом сразил первого колосса. Тварь попалась из мелких, со свисающей складками синей кожей, которая словно и не прилегала к мышцам. Когда Эленд вытащил меч из груди существа, в красных глазках-бусинках отразилось некое подобие удивления.

– Быстрее! – закричал Эленд, когда у походных костров, где собрались колоссы, началось волнение. – Убейте как можно больше, пока они не разъярились!

Солдаты – испуганные, но отчаянные – ринулись в атаку. «Лагерь» был на самом деле не более чем участком земли, где колоссы затоптали пепел и растения, а потом выкопали ямы для костров. Заметив, что первые успехи вселили в людей уверенность, Эленд разжег ее при помощи алломантии, сделав их храбрее. Он еще не приноровился использовать металлы так, как это делала Вин, но в эмоциях знал толк.