Книга Дом темных загадок - Беатрис Шеридан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что общего у элитарных организаций для избранных и моей мамы? Она не имела дел со всякими там союзами и благотворительными фондами. По ее мнению, основные средства в них уходили на администрацию и бюрократию. Поэтому она предпочитала живой контакт с людьми и помогала по мере сил.
Я приняла душ, съела три черничных маффина, и впервые после несчастного случая мне не стало плохо после еды. Я обдумывала, не рассказать ли кому-нибудь об этом пакете, может быть, Лизе или доктору Грюнбайну, но это было бы просто абсурдно. Они лишь обеспокоятся моим психическим состоянием.
Закончив с маффинами, я снова села за компьютер. У меня закрались другие подозрения. С международным лагерем все было слишком гладко. Может, это были какие-то новые методы сайентологии или какой-нибудь другой секты, стремящейся заполучить новых адептов. На этот раз я взялась за скорбящих подростков. Порылась в Сети, прошлась по всем перекрестным ссылкам, голосованиям и источникам, но, сколько ни искала, все оставляло вполне приличное впечатление. Пока я проводила расследование, пришло письмо по электронной почте на адрес, который знали мои друзья. Но отправитель был не из их числа. Оно было от «Transnational Youth Foundation». В теме письма было написано: «Не медли, лагерь ждет тебя!»
Я щелкнула на письмо и обнаружила два вложения: формуляр для заполнения и файл с названием «Бергманн-1969».
Это была фотография.
На снимке — кукла, которая показалась мне очень знакомой. Она была перемотана лейкопластырем, волосы обрезаны, всю жизнь я помню ее сидящей на шкафу мамы. Но на снимке кукла лежала лицом вниз на краю какого-то бассейна или фонтана, словно ее хотели утопить.
Я помчалась в комнату мамы, чтобы для перестраховки еще раз свериться с фотографией, но куклы на месте не оказалось.
Я обшарила всю квартиру. Напрасно. Я подумала, не забрала ли мама куклу в больницу для какого-нибудь больного ребенка. Неубедительно.
Кукла была, а теперь бесследно исчезла.
Сердце едва не выпрыгивает из груди. Я стою в темноте, за дверью в душевую, которую захлопнула, прислушиваюсь и надеюсь получить хоть малейший намек на то, что здесь происходит.
Но кроме проклятий Николетты, я не слышу ничьих голосов, потом что-то говорит Себастиан, и все хохочут. Не похоже, чтобы так вели себя заговорщики. Я поступила довольно глупо, столь неожиданно пустившись наутек.
И все же странно, что Себастиан принимал душ в женской ванной комнате. Возможно, он намеренно так поступил, чтобы мы полюбовались им? Я снова вспоминаю его улыбающееся лицо и физиономию Николетты — поразительно, но выражение их лиц было одинаковое, и трудно понять, что за этим скрывается.
Внезапно дверь распахивается. Прежде чем я успеваю среагировать, Николетта ступает в коридор. Загорается свет. Она качает головой, обнаружив меня, морщит лоб и подходит ко мне.
— Эмма, что ты здесь делаешь в полной темноте? — Но потом она успокаивается. На губах появляется сдержанная улыбка. — Я не ожидала от тебя такой смелости. Но в тихом озере черти водятся.
Перед моими глазами сразу всплывает картинка озера, спокойного и глубокого, в котором утонула машина мамы. Неужели она нарочно произнесла пословицу неправильно? Ведь говорят же «в тихом омуте». Был ли это намек?
София задумчиво глядит на меня, она явно хочет что-то сказать, но Николетта торопит нас, и я радуюсь, что мы наконец-то покидаем сырой подвал.
В обеденном зале все уже ждут. Доктор Беккер сидит справа, во главе стола, по левую руку от него усаживается Николетта. Мальчики рассаживаются, нам достаются места напротив.
Отодвигаю стул, осматриваю блюда и чувствую, что, несмотря на все напряжение, я ужасно голодна. Здесь есть сэндвичи, помидоры с моцареллой, небольшие кусочки киша. Все выглядит очень изысканно — пир одним словом. И это не вяжется с обшарпанным залом, в котором накрыт стол. Правда, в этом замке все не вяжется: обилие свечей — с раздолбанным туалетом молодежной базы отдыха, полированный стол и серебряные приборы — с облупившейся штукатуркой. И как увязать со всем этим маминых убийц?
И меня?
Себастиан, тип из ванной, теперь натянул джинсы и футболку. Он оказался ассистентом Николетты и доктора Беккера. Он выносит в зал еще больше подносов с едой и садится напротив Николетты и Беккера. Я подкладываю себе еще пару сэндвичей, потому что есть проще, чем говорить. А разговор не клеится, словно все мы стесняемся торжественной атмосферы. Оба мальчика отпускают милые шуточки в стиле Гомера из «Симпсонов», смеются слишком громко, а Беккер и Николетта внимательно наблюдают за нами. София слишком часто косится на хорошенького Себастиана, который справедливо делит свое внимание между Николеттой, Софией и мной.
Не знаю, что я рассчитывала здесь обнаружить, но точно не это. Я себе представляла лагерь намного больше. Не такой, так сказать, интимный. А что, если это вообще не настоящий лагерь?
Нет, невозможно. Фотографии доктора Беккера и Николетты размещены на интернет-страницах, и в анкетах они указывались как кураторы. Доктор Грюнбайн лично проверил их и лагерь, прежде чем отпустить меня. Собственно, он никогда бы не разрешил мне поехать, если бы знал о фотоальбоме и послании. Поэтому я и утаила от него эту информацию.
Кроме того, не стоит ожидать слишком многого. В документах неоднократно упоминалось, что в «Transnational Youth Foundation» применяются нетрадиционные методы. Всех участников предупреждали, что нужно быть готовым к сюрпризам и трудностям, с которыми еще никто не сталкивался.
Я развернулась и взглянула прямо в глаза Софии, та в ответ улыбнулась. Откуда же я ее знаю?
После невыносимо затянувшейся трапезы доктор Беккер объявил час знакомств. Я уже начала догадываться, что подразумевалось под «нетрадиционными методами» в этом лагере. Мы все еще сидели в мерцающем свете, но некоторые свечи уже догорели, и тени в зале стали гуще. Я ощущала изнеможение в каждой косточке и мышце, не приятную истому, а тяжелую физическую усталость.
— Буквально по одному предложению. — Беккер осмотрел присутствующих. — У каждого есть одно предложение, чтобы убедительно объяснить нам, почему он здесь. Личное официальное заявление. Девиз.
Все молчали, я сама удивилась, когда первой раскрыла рот:
— Нужно иметь мужество оставить все тени позади и смотреть вперед.
Эта фраза была не моя, я ее процитировала. Мама произносила ее, доводя меня до белого каления. Но удивительным образом сейчас она мне пригодилась. «И тебе», — мысленно шепнула я маме, надеясь, что в тот момент она где-то поблизости летает, как ангел-хранитель. И сможет уберечь меня не только от обвала, но и от прочего зла.
Следующим вызвался Филипп. Вот он дожевывает сэндвич, крошит правой рукой кусочек хлеба, потом решительно осматривает всех по очереди и улыбается. Его лицо словно светится, и это завораживает. Свет исходит не от свечей. Внезапно его слегка асимметричное лицо с кривым носом кажется мне очень симпатичным. Он проводит ладонями по волосам, словно они короткие, как после стрижки наголо. В его длинных темных кудрях застревают несколько маленьких крошек, отчего он мгновенно преображается и становится еще чудеснее. Филипп набирает побольше воздуха, словно у него прилив остроумия.