Книга Ненавижу семейную жизнь - Фэй Уэлдон

После тридцати волосы у Джека начали редеть, и он быстро облысел. Мартин боится, что и с ним такое может случиться. Когда он утром причесывается перед зеркалом, оставшиеся на расческе волосы приводят его в ужас. Ванная у них крошечная и обычно увешана мокрым, экологически чистым, медленно сохнущим бельем.

Мои собственные притязания на демократичность по нынешним временам небезосновательны. Мой муж Себастьян сидит в тюрьме в Голландии, отбывает трехлетний срок за торговлю наркотиками. Его имя оказывает ему дурную услугу, слишком уж пышное, привлекает внимание. Я предлагала ему переименоваться в Билла или Фрэнка, но люди почему-то дорожат именами, которые им дали родители, как заметила Хетти в разговоре с Мартином по поводу Агнешки. Наверняка я не знаю, но подозреваю, что в очередной обреченной на провал попытке решить наши с ним финансовые проблемы Себастьян задумал обеспечить музыкальный фестиваль в Гластонбери необходимым запасом экстази. Вследствие чего проблемы, естественно, только обострились, однако не все так черно, У меня есть мой новый компьютер, и я могу спокойно писать свой роман. Мне принадлежит вся кровать целиком, а не треть, на которой я ютилась раньше. Я вольна слушать радио сколько душе угодно. Панический страх за Себастьяна — как-то он там, в тюрьме, — немного отступил, я перестала так остро ощущать позор, которым покрыла себя в глазах общества, и могу сказать, что, в сущности, я вполне довольна жизнью. Иными словами, человек ко всему привыкает.

И удивительное дело: как только хозяин дома исчез, вокруг жены, пусть она даже в таком возрасте, как я, начинают толпиться поклонники. Свежеразведенные женщины, соломенные вдовы, жены, у которых муж в тюрьме, для мужчин — что мед для мух, в особенности если это жены близких друзей. Женщина, рядом с которой нет мужчины, притягивает не так сильно. Мужчине непременно хочется отнять то, что принадлежит другому, а если это можно свободно взять, им становится неинтересно. Поэтому одинокие остаются в одиночестве, а пользующиеся успехом продолжают им пользоваться, перескочить из одной категории в другую трудно, но не невозможно. Например, это легко удается настоящим вдовам, если они получили хорошую страховку за мужа, в противном случае их участь незавидна: свежая могилка пугает, а когда на ней возвышается памятник, и вовсе наводит суеверный ужас: похоронила одного мужа, похоронит и другого. То ли дело соломенная вдова, на них большой спрос: кто откажется от приятного любовного приключения, которое легко начнется и легко кончится. Возраст здесь не имеет значения, ведь нынче шестидесятилетний мужчина кажется стариком, а шестидесятилетняя женщина выглядит молодушкой. Поэтому меня окружают поклонники, которые мне ничуть не интересны: вышедший на пенсию преподаватель литературы из Ноттингемского университета, студент-искусствовед, который ошибочно считает, что у меня есть деньги, и “любит зрелых женщин”, и сценарист старой школы с телевидения — тот по большей части сидит без работы и надеется, что знакомство с Сереной ему поможет. Но я, как Пенелопа, держу их всех на расстоянии. У меня нет ни малейшего желания изменять Себастьяну. Я его люблю, люблю старомодной, видящей все недостатки, но преданной и верной любовью моего поколения, которое сначала влюблялось, а потом уже начинало думать. “Люди от времени до времени умирали, и черви их поедали, но случалось все это не от любви”[4], — сказал Шекспир. Что ж, может быть, нынешние молодые женщины и не умирают от любви, но мы в наше время еще как умирали.

— Ты спрашиваешь, как я, если серьезно? Если серьезно, то ужасно сержусь на Себастьяна, — говорю я Хетти в ответ на ее вопрос.

— Ну что ты, пожалуйста, не сердись, — говорит Хетти. — Я уверена, он и без того страдает.

— Я тоже страдаю. У меня есть поклонники. И должна признаться, роль Пенелопы не по мне. Три года — слишком большой срок.

— Нет, ради бога! — умоляет она. — Смирись, веди себя как подобает бабушке и жди.

— Мог бы поглядеть назад, — говорю я. — Полицейская машина ехала за ними чуть не сорок миль, а они и не подумали поинтересоваться, что там сзади. При том, что их машина была набита наркотиками!

— Может быть, он не знал про наркотики. И потом, не он же сидел за рулем.

— Перестань, — говорю я. Теперь еще ты будешь его оправдывать. В прошлый раз, что я была у него, он сказал: “Я сделал это ради тебя”. Ох, я и рассердилась. Разве я просила его совершать преступление?

Хетти смеется и говорит, да, верно, мужчины непременно должны обвинить во всех своих бедах женщину. Мартин открывает входную дверь, поворачивается к ней и сообщает: “Но на улице дождь!” — с таким видом, будто она этот дождь наслала.

Себастьян — мой третий муж, вообще-то четвертый, если считать Каррена, поэтому я смею думать, что неплохо знаю повадки мужчин как дома, так и за его пределами, и люблю иллюстрировать это в разговоре с Хетти примерами: муж улыбается, похлопывая свой выпуклый животик, и говорит: “Это все ты виновата, слишком вкусно готовишь”; ты виновата в его изменах: “Я с ней переспал, потому что ты холодная, потому что ты храпишь, потому что думаешь в это время о другом”, да мало ли. “Ты виновата в том, что я потерял работу, не гладила мне рубашки”. “Ты виновата в том, что я оказался в тюрьме”. Предыдущий муж Серены, Джордж, бросил живопись и, конечно, потом всю жизнь обвинял Серену, почему она его не отговорила. Никогда не принуждайте мужчину делать то, чего он не хочет, говорит Серена, рано или поздно это непременно обернется против вас.

“Люблю тебя, люблю тебя, люблю!” — кричит мужчина, устремляясь к женщине. “Ты во всем виновата”, — бросает он ей, уходя прочь.

Когда я познакомилась с Себастьяном и вышла за него замуж, мне было тридцать восемь лет, ему сорок. Общих детей у нас нет, у него двое от первого брака, у меня тоже двое от двух предыдущих. От всей души надеюсь, в тюрьме с ним не случится того, что случилось с Джорджем после сердечного приступа, и он, в отличие от Джорджа, не встретит психоаналитика, который укрепит его в убеждении, что во всем виновата жена и что если он не хочет умереть, то должен с ней расстаться. Разорвать путы. Но страхи мои смешны. По счастью, в голландских тюрьмах не слишком много специалистов по проблемам семьи и брака.

— Чепуха, — говорю я своей внучке, — Себастьяну просто захотелось острых ощущений. — И уверяю ее, что конечно же шучу по поводу своих поклонников и буду верно ждать возвращения мужа. И это святая правда — буду.

Нам каким-то чудом удалось скрыть от прессы, что Себастьян в тюрьме. Он — зять Серены и в этом качестве может привлечь к себе внимание. И сколько я ни убеждаю ее, что скандальная реклама лишь повысит спрос на ее книги, она не соглашается, говорит, чем больше публика знает о скелетах в твоем шкафу, тем меньше хочет покупать твои книги, и уж чего ей совсем не надо, так это жалости из-за незадачливого зятя. В свои семьдесят три года она продолжает работать — романы, сценарии, иногда статьи для журналов, ведь если вы сами себе начальство, всегда приходится платить налоги за предыдущий год.