Книга Солнце и луна, лед и снег - Джессика Дэй Джордж

— На вкус твой лефсе так же хорош, как на вид, — сообщил он.

— Спасибо, — ответила ласси, все еще потрясенная.

— Ты по-прежнему говоришь с собакой? — Изумление на лице Ханса Петера уступило место любопытству.

— Да, и он отвечает, — сказала девочка.

— А раньше тебе доводилось слышать, как звери разговаривают?

— Нет, я… погоди-ка. — Она поджала губы. — Сегодня утром, могу поклясться, одна из кур сказала: «Опять она идет!» — когда я открыла курятник. Но Эйнар и Анни тоже были во дворе.

— Хм. — Ханс Петер присел на корточки рядом с собакой. — Можешь поговорить со мной, малыш?

Пес некоторое время изучал его, потом сказал:

— Могу попробовать.

Ханс Петер поднял глаза:

— Это прозвучало как скулеж.

— Он сказал, что попробует, — перевела ласси.

— О чем это вы двое там шепчетесь? — Йорунн, веселая и розовощекая, подошла к огню. — Учите Нильсова пса фокусам?

Ее длиннопалые ладони гордо покоились на большом животе: Йорунн ждала ребенка.

Ханс Петер и младшая сестренка переглянулись. Брат откашлялся:

— Мы пытаемся научить пса разговаривать, но, похоже, ничего не получается.

— Ах вот как! Нильс говорит, он не очень смышленый.

На это ласси ощетинилась. Пес показался ей весьма разумным.

— По-моему, он сметливый. Давайте попробуем фокус еще раз. — Она подмигнула псу и наставила на него палец. — Говори, малыш!

Пес сел и залаял.

— Хороший пес! — Ласси кинула ему кусочек лефсе. — А теперь ложись!

Он послушно лег на вытертый коврик.

Еще кусочек лефсе.

— Перевернись!

Пес перекатился на спину.

— Ха! — Ласси бросила ему последний кусочек лефсе под одобрительные восклицания сестер, собравшихся вокруг посмотреть.

— Будь добра, перестань скармливать животному наш ужин, пика, — прошипела мать, положив конец веселью.

— Да, мама. — Девочка выпрямилась и вернулась к работе.

Йорунн и Ханс Петер сочувственно посмотрели на нее.

— Нильс! — весело приветствовала Йорунн мужа, когда тот вернулся с остальными парнями из хлева. — Только посмотри, моя младшая сестренка научила пса нескольким фокусам.

Нильс засмеялся и подошел, и пес старательно исполнил новые ужимки. Пока мать не смотрела, Йорунн отломила кусочек желтого оленьего сыра от лежащего на столе клина и дала собаке.

— Вот бы ты и с оленями так ловко управлялась, — тоскливо произнес Эйнар, когда садились за стол. — С нашей старшей оленухой что-то не так.

— Что такое? — встрепенулся сидевший во главе стола Ярл. — Она дает меньше молока?

— Вообще не дает, — проворчал Эйнар. — Так и норовит меня укусить, когда я подхожу близко. Даже если удается ее стреножить и привязать, ничего не выходит.

— Вот досада, — отозвался Ярл, заворачивая кусочек соленой рыбы в лефсе и принимаясь задумчиво жевать. — Та беломордая оленуха всегда была у нас лучшей.

— Если она слишком стара, чтобы доиться, то ей пора в котел, — заявила Фрида. — Зарежьте ее завтра. Торст, у тебя это хорошо получается.

Ярл покачал головой, а Нильс, муж Йорунн, ловко перевел беседу на более приятные темы. Ласси не терпелось продолжить беседу с собакой, но молодого песика выгнали в хлев, пока люди ели. Ночью пса в дом не забрали, и девочка лежала без сна в большой кровати вместе с матерью и сестрами и гадала, спятила она или просто Бог нашел странный способ благословить дитя, во всем прочем оставленное без Его попечения.

На следующее утро ласси отправилась в хлев посмотреть, как дела у Эйнара. Она послушала кур, но совсем недолго. Да, они болтали, но не очень интересно, и они не замечали, когда она им отвечала. Девочку больше заботила оленуха. Как и отцу, ей не хотелось, чтобы беломордую зарезали. Олени никогда ее особенно не занимали, но именно эта оленуха была самой красивой в их маленьком стаде.

При мысли об олене ласси остановилась, едва войдя в хлев. Ведь она говорила с белым оленем. Неужели он сотворил с ней нечто такое, что теперь она может говорить с животными? Девочка вспомнила о его поцелуе, о прикосновении его мягкого носа к своему лбу, о тепле его дыхания. И в груди у нее родилась уверенность: это дар не Бога, а странных древних духов земли.

— Ты собираешься помогать или нет? — спросил Эйнар из дальнего угла хлева.

В одной руке он держал ведро, а в другой табуретку. Они служили ему щитом, позволявшим удерживать оленуху в углу. Та жалобно мычала, ее карие глаза закатывались.

— Больно, больно, больно, — стонала она.

— Эйнар, прекрати! — Ласси подскочила к брату и легонько стукнула его по плечу. — Ей больно.

— Она просто упертая, — проворчал Эйнар, размахивая табуреткой перед носом у оленя.

Издав звук наподобие кашля, обычно кроткое животное увернулось и действительно бросилось на Эйнара. Ласси шагнула вперед и поймала оленуху за истертый веревочный ошейник, когда та уже прыгнула. Тяжелое животное протащило ее несколько футов, прежде чем остановилось, и Эйнар нырнул в кучу опилок и сухого мха, используемых на подстилку для оленей.

— Тихо, тихо, ну же, тихо, — стала успокаивать ласси беломордую. — Не обращай внимания на глупого мальчишку и расскажи мне, что не так.

— Больно.

Оленуха, тяжело дыша, привалилась к девочке. Бедняжка дрожала, на густой бурой шкуре проступили влажные пятна пота.

— Где больно? — проворковала ласси.

— Вымя, — ответила оленуха и содрогнулась.

Эйнар стоял в нескольких шагах от них и, разинув рот, таращился на младшую сестру:

— Она вправду с тобой разговаривает?

— Да, — коротко отозвалась девочка и опустилась на колени возле оленя. — Пожалуйста, дай мне посмотреть. Обещаю не делать тебе больно.

Оленуха снова вздрогнула, но все же кивнула.

Ласси нагнулась ниже и посмотрела на раздутое вымя оленухи. Трудно было что-то разглядеть сквозь густую свалявшуюся шерсть. Наверное, поэтому Эйнар раньше и не заметил беды. На одном из сосков темнела отметина от укуса, и там началось воспаление.

— Ее укусила лиса, — сообщила девочка брату. — Посмотри сюда.

Эйнар нагнулся посмотреть и негромко присвистнул.

— Ой, будь я… Я ведь даже не подозревал! — Он хлопнул оленуху по боку. — Прости, девочка. Я принесу тряпок и обмою.

— В прошлом году, когда Анни порезала руку, папа купил лекарство, — напомнила ему ласси, выпрямляясь и гладя оленуху куда ласковее. — Там в коричневом горшочке на буфете еще есть немного.