Книга Завещание бессмертного - Евгений Санин

- Я к тебе, Эвдем! — не сводя глаз с римлянина, обратился к хозяину незнакомец.

- Это — Зимрид, начальник кинжала, то есть охраны нашего царя! — представил его Эвдем. — А это Гней Лициний, — показал он на Луция. — Мой гость и друг, приехал сюда с легацией для закупки нашего оливкового масла.

- Легацию! — коротко бросил Зимрид, протягивая руку к Луцию.

- Что? — испуганно переспросил тот, бросая взгляд на Эвдема.

— Легацию! — настойчивее повторил начальник кинжала и, когда побледневший Пропорций, увидев чуть заметный кивок хозяина, достал свой подорожный документ, буквально выхватил его из рук римлянина. — Так. «Дана Гнею Лицинию… — Зимрид поднял глаза на Луция, словно прикидывая, подходит ли ему это имя. — В том что он… оказывать содействие…» Подпись… печать… Все верно! Так зачем ты приехал в Пергам?

- Здесь все написано! — кивнул на легацию Луций, чувствуя себя неловко под пристальным взглядом начальника кинжала. — Закупить оливковое масло для армии Фульвия Флакка…

- Это ты расскажешь в Риме своему Фульвию Флакку! — с нескрываемой угрозой посоветовал Зимрид. — А мне скажешь правду.

- Ты забываешься! — воскликнул Луций. — Перед тобой посланник великого Рима! Будущий сенатор, может быть, даже консул!

- Тем более! — усмехнулся Зимрид и угрожающе придвинулся к римлянину: — Правду! Ну?

- Но почему ты не веришь мне? — пролепетал Луций, отступая назад и чувствуя спиной стену.

- Потому что покупатели оливкового масла не приезжают в Пергам с легацией, подписанной самим претором, который, как мне известно, сейчас у вас за главу государства! Потому что ты, всадник, можешь стать сенатором только, если окажешь своему Риму неоценимую услугу! Потому что…

- Оставь его, Зимрид! — вступился за Луция Эвдем. — Он мой гость и ничего плохого не замышляет против Пергама! Гней, подтверди!

- Клянусь! — воскликнул Пропорций, пряча за спину руку с рубиновым перстнем.

- Смотри, Эвдем! — пригрозил Зимрид, отходя от Луция, — помимо — гм–м — двух талантов, это может стоить тебе головы!

- Моя голова давно уже ничего не стоит. Одно слово Аттала — и…

- Как сказать! — загадочно покачал головой начальник кинжала. — Еще десять талантов — и ты, как прежде, каждый день сможешь иметь счастье лицезреть Аттала и беседовать с ним!

- Это невозможно… — прошептал Эвдем. — Ты шутишь!

- В Пергаме — все возможно! — усмехнулся Зимрид. — Но прежде ты должен съездить на Хиос, Родос, Делос, обшарить все рабские рынки и найти такого лекаря, который смог бы избавить нашего царя от мучительной болезни!

- Что — у него опять сердцебиения?

- Увы! — сокрушенно покачал головой начальник кинжала. — И против них бессильны острые мечи и пики моих верных людей. Найди такого лекаря, Эвдем. И я в тот же день я представлю тебя царю!

- А меня?.. — шагнул вперед Луций. — Я…заплачу!

- Может, и тебя! — кивнул Зимрид. — Если только, конечно, это не пойдет во вред базилевсу, хотя какой ему может быть вред от вашего старого, алчного претора! Так — какие–нибудь беспошлинные закупки пергамента для Египта, куда ввоз его строго запрещен нашим законом. Я угадал?

- Я восхищен тем, что ваш царь доверил должность начальника кинжала столь проницательному человеку! — деланно изумился Луций.

- То–то! — назидательно заметил Зимрид. — А денег твоих мне не надо! Да–да! — повторил он удивленно приподнявшему бровь Эвдему. — Не надо! Вдруг я сам когда–нибудь стану базилевсом! — в шутку сказал он, и глаза его лукаво блеснули. — Вспомни тогда, Гней Лициний, о моей услуге!

- Конечно, не забуду, когда сам стану консулом! — тоже в шутку сказал Луций, и глаза его повеселели.

4. Лавка Артемидора

После посещения Эвдема счастливый Демарх, сжимая в кулаке три золотых статера — целое состояние для его семьи, торопился выполнить приказание своего нового господина. Ноги сами несли его к лавке купца, у которого вчерашним вечером он договорился встретиться с рабом Артемидора.

— Самого Артемидора пока нет, — сказал тогда раб, сочувственно выслушав рассказ Демарха о пропаже вещей перед алтарем Зевса. — Он в отъезде вот уже два месяца. Но твои сведения о том, как римляне готовы поступить с нами, могут заинтересовать его друзей. Приходи завтра!

Демарху понравился этот раб — образованный и мягкий, как все рабы из далекой Греции. Но что–то в его голосе, в привычке то и дело оглядываться во время разговора вызывало неприятное ощущение.

«В лавке этого Артемидора явно зреет что–то преступное! Недаром Эвдем сказал, что это один из самых опасных домов в Пергаме! — на ходу думал он. — И это наверняка так, хоть там и говорят о своей ненависти к римлянам. Не может такой добрый и справедливый человек, как Эвдем, преследовать хороших людей. Значит, Артемидор, его друзья и даже рабы замыслили заговор, может, они собираются рассорить Пергам с Римом, а это — война, в ходе которой погибнут или попадут в рабство многие пергамцы, как знать, возможно, и мои дети! Это новые бессмысленные разрушения святилищ и храмов, быть может — о боги! — даже великого алтаря Зевса!..»

К высокому просторному дому с нарисованными яркими красками на стене вазами Демарх подошел с твердым убеждением, что в нем находятся его личные враги.

Он с трудом заставил себя улыбнуться радостно бросившемуся к нему знакомому рабу, благо, это жалкое подобие улыбки грек расценил как то, что разбитые римлянином губы плохо повинуются пергамцу.

— Иди за мной! — оглянувшись по сторонам, быстро приказал раб. Следуя за ним, Демарх прошел мимо многочисленных прилавков, уставленных дорогими вазами, мегарскими чашами, амфорисками, стеклянными колбами, всем тем товаром, место которому только в домах зажиточных людей Пергама. Сам Демарх пользовался только сосудами, купленными в самых дешевых гончарных мастерских, и потому зачарованно озирался вокруг, спотыкаясь и приостанавливаясь, к неудовольствию поторапливающего его раба.

У одной из круглобоких ваз он застыл, и никакие окрики грека не могли заставить его сдвинуться с места. Ваза была расписана знакомыми фрагментами восточного фриза алтаря Зевса!

Демарх обошел вазу кругом, поражаясь, как точно сумел воспроизвести художник каждое движение Зевса и Геи, каждое перышко на крыльях торжествующей победы Ники. Голова борющегося с самим Аполлоном змееногого гиганта так же, как и на самом алтаре, слегка стилизована, и точно так же в ней уже нет живого огня.

Еще один шаг — и Демарх увидел гиганта, сражающегося с Гекатой. Но тот ли это гигант, вялый, бесстрастный, самый неудавшийся из всех окружавших его фигур?

Здесь он был изображен художником, превратившимся вдруг из покорного подражателя в соперника великим создателям алтаря, борцом, с неукротимой, бешеной яростью кусающим зубами плечо своего божественного противника, совсем как гигант в группе Дионы на северном фризе.