Книга Змеи и лестницы - Виктория Платова

Рыцарь кубков

* * *

…Дрянное дело. Ай, какое дрянное дело. Мутное, гиблое.

Последние десять минут Вересень развлекал себя тем, что придумывал эпитеты для свалившегося на него расследования. Настолько срочного и экстраординарного, что Вересня выдернули из отпуска – первого за последние два года. Как будто во всем Управлении нет других следователей, не менее опытных, чем он. А все потому, что он трудоголик, не обремененный семьей, ломовая лошадь, владимирский тяжеловоз. Местным управленческим ахалтекинцам, гарцующим на виду у начальства, везет гораздо больше: на них со всех сторон не валятся висяки, они не собирают кубики из расчлененных трупов, пытаясь прочесть на залитых кровью гранях имя убийцы. Все это малоаппетитное варево, включая мертвых младенцев в мусорных контейнерах и убийства с особой жестокостью на почве расовой неприязни, достается именно ему, Боре Вересню. Кой черт владимирский тяжеловоз… Сивый мерин, вот он кто! Сжираемый слепнями сивый мерин. Ахалтекинцы смотрят на него свысока: еще бы, их удел – высоколобые заказные убийства и божественные, как хоралы Баха, экономические преступления. Ахалтекинцы ловят крупную рыбу и потому вооружены спиннингами за две тысячи евро, а иногда – и дороже. В то время, как Боря Вересень пытается поймать свою рыбешку на самодельную удочку со ржавым крючком.

То, что это дело – экстраординарное, Вересень понял, лишь прибыв на место происшествия. А ровно за полтора часа до этого ему позвонил старший советник юстиции Николай Иванович Балмасов.

– Приветствую! – прогрохотал Балмасов в трубку. – Говорят, ты в Сочи укатил?

– Собирался, но не доехал.

Доехать у Вересня получилось лишь до Ольгино, самого близкого к Питеру пригорода. Настолько близкого, что его и пригородом не назовешь. До Невского, если повезет и не будет пробок, можно добраться за полчаса, но на Невском шумно, он полон праздношатающихся толп, забит машинами и экскурсионными автобусами. А в Ольгино, несмотря на проходящую рядом трассу «Скандинавия», царит относительная тишина. В Ольгино растут сосны, до Залива рукой подать, и – самое главное – там живет бывший Борин одноклассник Додик Саркисян. В отличие от бобыля Вересня, Додик с ног до головы обвешан родственниками: у него четверо детей (мал-мала-меньше), жена Рузанна и престарелые родители. Кроме этого, в не самом вместительном двухэтажном домишке еще финской постройки, проживают сестра Рузанны с двумя отпрысками, бабушка и дедушка Додика, а также – старший брат дедушки, Ашот, патриарх семейства. Сколько лет Ашоту – доподлинно неизвестно, Додик всякий раз называет самые разные цифры: девяносто восемь, сто один, сто четыре. Так или иначе – все вертится вокруг сотни. Возраст почтенный даже для воронов и галапагосских черепах, что уж говорить о людях! Именно Ашоту Боря Вересень обязан своим отпуском в Ольгино: несколько месяцев назад в далекой Франции, в департаменте Сена-и-Уаза обнаружилась еще одна ветвь разбросанного по всему миру семейного клана Саркисянов. Ашот получил приглашение погостить, а вместе с ним во Францию, на целых две недели, отправились и все остальные, включая малолетних детей. Не нашлось места лишь двум собакам (дворняжке и ирландскому сеттеру), а также трем кошкам. Именно за ними согласился присмотреть Боря Вересень. Денег на Сочи все равно было в обрез, к тому же он не любил самолеты, а еще больше – пыльные, крикливые поезда южного направления. Так что Ольгино можно было считать почти равноценной заменой: сосны ничуть не хуже пальм, а Залив – не хуже Черного моря, если, конечно, не всматриваться в него пристально.

Экология Залива хромает, это да.

– А… куда доехал? – осторожно поинтересовался старший советник юстиции Балмасов.

– До Ольгино, – честно ответил Вересень.

– Очень хорошо! Тут всплыло одно дельце…

– Я в отпуске.

– Само собой, само собой. Но дельце всплыло в прямом смысле.

– Это как?

– У нас утопленник. И как раз неподалеку от тебя. Чуть севернее, за Канельярве. Там, где карьеры. Ты на колесах?

– Я в отпуске. Что, больше некого послать?

– Совершенно некого. Да, может, там и дела-то на полчаса. Скатаешься, составишь протокол – и свободен, как ветер.

Вересень хорошо знал эти балмасовские мантры относительно получаса. Как правило, полчаса растягивались на долгие месяцы рутинной работы. И все эти месяцы Вересень бродил в потемках по заполненным вонючей жижей тоннелям, слабо надеясь, что вот-вот вспыхнет свет и картинка сложится. Какой бы отвратительной она ни была. Свет, конечно же, вспыхивал. Но не всегда – и тогда на Борю Вересня сваливался очередной висяк. И, хотя висяков у него было не так чтобы много (даже меньше, чем пальцев на одной руке за всю пятнадцатилетнюю карьеру в органах), но это оставляло неприятный осадок. Подрезало крылья. Как в случае двухлетней давности, со зверски убитой девушкой-моделью. Вересень до сих пор помнил ее имя – Катя Азимова. Изуродовавшие Катино тело подонки не посмели коснуться ее лица – таким ангельским оно было. Совершенная, неземная красота. Пристально, до боли в висках вглядываясь в это лицо, Вересень первый раз в жизни поклялся себе страшной клятвой, что обязательно найдет убийц.

Клятвопреступников в его семье не было никогда. Он оказался первым.

Поначалу дело Азимовой казалось не бог весть каким сложным, побудительные мотивы преступления лежали на поверхности: ревность, зависть, страсть, неразделенная любовь. Не стоило сбрасывать со счетов серийных убийц и просто сумасшедших. Маньяки отпали первыми: сексуальный мотив отсутствовал, а почерк убийства не соответствовал ни одной из находящихся в разработке серий. У остальных подозреваемых оказалось железобетонное алиби, к тому же, у Кати не было врагов. Даже змееголовые дивы подиума и рекламы относились к погибшей коллеге с теплотой. Теплота не была наигранной – уж в этом-то Вересень разбирался. Полный энтузиазма, он принялся изучать прошлое Кати, простое и ясное: школа-одиннадцатилетка в Челябинске, провал на вступительных в питерский ФинЭк, работа в модельном агентстве и – контракты, контракты. Вересень и представить себе не мог, что работа модели может быть такой изнуряющей. Чтобы не сорваться, нужно обладать недюжинным здоровьем и время от времени закидываться допингом.

Но, по уверениям всех знавших Катю, она не сидела на «колесах», не нюхала кокаин и в рот не брала спиртного. Бокал сухого вина на пати – вот и все, что она могла себе позволить.

– Вы должны понять, душа моя, – просвещала Вересня Катина приятельница Ванда. – Бухло – высококалорийный продукт. Что-то вроде… пирожков с повидлом. Можете представить себе модель, жрущую пирожки?

Помнится, тогда Вересня поразила эта ассоциация: пирожки с повидлом. Скорее всего, она касалась его самого, – мужлана, что в нечищеных ботинках вперся в сферы, куда простым смертным вход заказан. Но если уж вперся – жуй свои рабоче-крестьянские пирожки и помалкивай.

Вересень бился с делом Кати Азимовой около года, с тоской наблюдая, как одна за другой рушатся все его версии. И, если уж сравнивать жизнь Кати с комнатой, – это была абсолютно стерильная, пустая комната. Медицинский бокс. Ни одного шкафа, в котором ночуют скелеты, ни одного комода с девичьими тайнами. Ни одного любовного письма на прикроватной тумбочке, – а ведь у Кати была масса поклонников! Банкир, топ-менеджер крупной компании, удачливый кинопродюсер, популярный радиоведущий, а фигуры помельче Вересень и вовсе умаялся считать: кто-то из администрации футбольного клуба «Зенит», кто-то из дирекции «Ленфильма», кто-то из помощников депутата Законодательного собрания, кто-то из медиа-тусовки. Ни с кем из них Катя не вступала в серьезные отношения, ограничиваясь флиртом и поцелуями при встрече. Это было странно, учитывая молодость и красоту модели. А так же специфику бизнеса: модельный век короток, и нужно быть полной идиоткой, чтобы не попытаться обеспечить себе безоблачное будущее. В качестве жены преуспевающего и влиятельного человека. Назвать Катю идиоткой не поворачивался язык, особенно, после того, как Вересень ознакомился с книгами, которые она читала: Сартр, Камю, Хорхе Луис Борхес, неподъемный том «Улисса», сборник рассказов Кортасара, несколько пособий по НЛП-практикам и – почему-то – толстенный каталог антиквариата аукционного дома «Сотбис».