Книга Грезы об Эдеме. В поисках доброго волшебника - Джеймс Холлис

Нередко наблюдается и другая, совершенно противоположная стратегия. Так как ребенок ощущает свое бессилие в присутствии Другого, который при этом является источником его благополучия, он учится быть приятным, спокойным и принимать на себя ответственность за благополучие других. Одна из таких стратегий, позволяющих справиться с тревогой, называется созависимость. Если я несу ответственность за удовлетворение потребностей Другого, то, наверное, Другой сможет удовлетворить и мои потребности. В семьях, в которых выросли многие профессиональные воспитатели, в фантазии ребенка развивалась такая высокая степень самоидентификации, что он должен был оказывать поддержку или исцелять Другого в надежде, что тогда он станет более восприимчивым. Ясно, что ребенок не может исцелить родителя, но, совершая такую попытку, он может пожертвовать своей уникальной личностью или совсем ее похоронить. То же самое относится и к взрослому: эта модель детских отношений становится образцом для последующей жизни, бессознательно вовлекая человека в решение безнадежной задачи — исцелить множество травмированных людей, которые его окружают.

Много лет тому назад Брюс Лаки подметил, что большинство профессиональных воспитателей называли себя ««ребенком-родителем», гиперответственным членом семьи, посредником, “хорошим мальчиком или девочкой”, отдушиной для всей семьи»[11]. Ими двигало «всеобъемлющее чувство ответственности, направляя их к интрапсихическому симбиозу с семьей»[12]. Спустя некоторое время Эдвард Ханна написал, что такой человек «в раннем детстве очень хорошо понимает, что ему нужно для того, чтобы поддержать родительское нарциссическое равновесие»[13].

Таким образом, проблема бессилия дает о себе знать на протяжении всей жизни человека. Она может завести так далеко, что человек станет выбирать для формирования отношений слабых и травмированных людей, — если слово «выбирать» здесь уместно, так как выбор, разумеется, является бессознательным, — чтобы соответствовать модели заботливого воспитателя. Одна моя пациентка долго сидела с открытым от удивления ртом, осознав, что она второй раз «вышла замуж» за своего отца. Отец страдал серьезным душевным расстройством; он был настоящим алкоголиком. У ее первого мужа были такие же проблемы. Поэтому она с ним развелась и стала искать мужа, который пил бы только чай. Пациентка нашла такого мужчину, а спустя несколько лет поняла, что, хотя он действительно не употреблял спиртного, он при этом не мог удержаться ни на одной работе, и ей снова пришлось выполнять функции эмоциональной и материальной опоры семьи. То есть глубоко в бессознательном существует психическая структура, которая определяет наш выбор.

Еще одна модель поведения может развиться у человека, который ребенком испытывал давление или притеснение, а потому все время нуждался в свободном эмоциональном пространстве. Один пациент мог без всякого стеснения заниматься любовью со своей подругой, но каждый раз, когда они после этого обнимали друг друга, он чувствовал приступ паники. Очевидно, половой акт был для него менее интимной, а значит, и менее рискованной формой взаимодействия, чем проявление эмоциональной близости и нежности после сексуального акта. Такие люди часто выбирают партнеров, у которых также есть проблемы в установлении близких отношений, и потому они могут негласно прийти между собой к соглашению об установлении и поддержании эмоционально безопасной дистанции. Многие терапевты представляют себе эту типичную модель межличностных отношений в форме танца с периодическим сближением и избеганием, когда одному партнеру нужны близкие отношения и эмоциональная поддержка, а другой ощущает душевный комфорт, только находясь на эмоциональной дистанции. Один ищет сближения и поддержки, другой отстраняется под напором его прессинга, и при этом у каждого из них возрастает уровень треноги. Потребность человека в защищенном свободном эмоциональном пространстве основывается на его желании сделать то, что не мог сделать ребенок, то есть удержать на расстоянии навязчивого Другого и сохранить хрупкую целостность своей психики.

Хотя каждый из нас может испытывать перемену настроения, связанную с желанием сократить или увеличить психологическую дистанцию, общие психические структуры так глубоко запрограммированы индивидуальной историей человека, что определяют его выбор и характер отношений с другими людьми. В таком случае человек становится пленником своего прошлого. А нет тюрьмы более тесной, чем та, которую мы не осознаем.

С другой стороны, если в психологической атмосфере, которую создали родители, ребенку не хватало ощущения проявления заботы и он чувствовал себя эмоционально (если не фактически) покинутым, он будет постоянно искать отношений с Другим. В данном случае опять же могут возникнуть совершенно противоположные стратегии. Обладая магическим мышлением и не в состоянии понять, что происходящее вне его обусловлено Другим (а не внешним выражением его Я), ребенок будет часто интериоризировать недостаточное проявление заботы и внимания со стороны Другого как собственную неполноценность. Тогда оказывается, что травмирован, испытывает депрессию и эмоционально опустошен не Другой — все это относится именно ко мне; именно я не заслуживаю того, чтобы меня любили, кормили и заботились обо мне. «Я такой, как ко мне относятся», — говорит психо-логика.

Интериоризируя это унизительное ощущение Я, я постараюсь жить, прячась от отношений с другими, чтобы впоследствии не испытывать боли. Я «выберу» того, кто заведомо мне не подходит. Я завязну в отношениях, которые Фрейд называл «навязчивыми повторениями», — настолько сильно проявляется воздействие этой программы и, как это ни парадоксально, постоянное убеждение в том, что я не могу ощущать уверенность в себе. Это унизительное ощущение Я чем-то похоже на недоразвитое тело. Хотя воля человека может быть сильной, необходимые психические ресурсы остаются неразвитыми. Таким образом, я не могу ничего хотеть, если точно не знаю, что могу это получить, независимо от того, с кем это связано: со мной или с другими.

Противоположная стратегия, также характерная для ребенка, выросшего в недостаточно заботливом окружении, связана с отчаянным стремлением возродить образ Другого. Так как потеря заботливого Другого вызывает крайнюю тревогу, я постараюсь снять это напряжение, прилагая все силы, чтобы найти заботливого Другого, который всегда находится рядом. Во многих аспектах такие отношения являются зависимыми, так как любая зависимость — это способ справиться с горем, возникшим вследствие разрыва отношений, посредством формирования реальной или символической связи. Жена, которая звонит своему мужу несколько раз в день, муж, который ревнует жену к своим друзьям, человек, который не может спокойно выдержать, как Другой исчезает у него из виду, — все эти люди испытывают страдания, будучи зависимыми от Другого; они добиваются уверенности в себе, пытаясь прочно зафиксировать то, что всегда ускользает, так как в силу самой своей природы не является постоянным.

Вспомним о главной героине романа Уильяма Фолкнера «Роза для мисс Эмили» — о женщине, которая, не желая расставаться со своим любовником, дает ему отраву, а затем несколько недель спит с его телом, от которого исходит приторный и тошнотворный трупный запах. Подумаем об упорном преследователе, который не может перенести разлуку со своей нареченной Возлюбленной. Подумаем о психо-логике человека, который из-за разрыва отношений совершает самоубийство: «Я покончу с собой, пока со мной не случилось что-то ужасное, потому что меня бросил Другой, без которого я все равно погибну».