Книга Как убивали партию. Показания Первого Секретаря МГК КПСС - Юрий Прокофьев

Чем же отплатил ему Горбачев? Егор Кузьмич выступает на Политбюро со своим мнением, тот его вполуха слушает, а потом говорит: «А, Егор, у тебя всегда своя точка зрения. Высказался и сиди». И тот садился. Никакого развития дальше его предложения не получали. Горбачев знал, с кем имел дело.

* * *

Действия Ельцина в качестве первого секретаря МГК партии вызвали, в конце концов, резко негативное к нему отношение. Терпение коммунистов Москвы лопнуло.

Это почувствовал и сам Ельцин. 12 сентября 1987 года он написал письмо Горбачеву с просьбой освободить его от занимаемой должности.

Горбачев отказался принять Ельцина, и тогда тот предпринял попытку самоубийства: ножницами, которыми режут бумагу, он пырнул себя.

Вопрос о снятии Ельцина решался 11 ноября того же 1987 года на пленуме Московского горкома партии и стал неожиданностью для самого Михаила Сергеевича, настолько резко отрицательно выступали члены горкома против Ельцина. Мнение было почти единодушным. Только ректор МВТУ Елисеев оказался в оппозиции.

Это единодушие стало неожиданностью и для самого Ельцина. Он, ошеломленный, весь почернел и уже не мог ничего говорить…

Ельцин был снят с поста первого секретаря МГК, а позже, 17 февраля 1988 года, выведен из состава Политбюро ЦК КПСС.

Горбачев предложил ему пост заместителя председателя Госстроя, и Ельцин сразу же согласился.

Мое выдвижение. Почему Горбачев был против?

Первым секретарем МГК стал Лев Николаевич Зайков. Очень хороший человек и крепкий хозяйственник. Герой Социалистического Труда, он был очень неплохим директором завода в Ленинграде. В Москве, в сущности, тоже работал как хозяйственник.

Зайков успел за короткий срок (до ноября 1989 года) сделать достаточно много для города, по крайней мере, гораздо больше, чем Ельцин, — и по строительству метрополитена, и по реконструкции заводов. Линия метрополитена, что ведет в Митино и Бутово, «пробита» усилиями Льва Николаевича; реконструкция многих предприятий и определенные льготы, которые Совмин дал предприятиям легкой промышленности Москвы, — все это тоже было решено Зайковым.

Но беда в том, что Лев Николаевич Зайков пришел работать первым секретарем горкома партии в Москве уже в тот период, когда назрела необходимость заниматься политическими вопросами. Зайков же уходил от них и истово продолжал заниматься хозяйственными делами.

Дело в том, что Зайков не был оратором. Выступать без бумаг совсем не мог, и речи ему писали помощники. Лев Николаевич боялся незнакомой аудитории. На собрания на предприятия Лев Николаевич посылал меня или других секретарей. Сам же предпочитал ездить по хозяйственным делам.

Он, например, очень боялся встреч с пропагандистами. У него была только одна встреча, и та — в горкоме партии в небольшом зале заседаний пленумов. На подобные встречи пропагандистов, которые могли задавать сложные вопросы, в районах «отсеивали».

Но обстановка в Москве резко накалялась, требовала постоянного реагирования на острые ситуации. Надо было идти на открытые выступления, отвечать на вопросы, подчас самые неприятные. Он этого делать не мог. И не хотел.

И тогда в ЦК появилась проблема: Москве нужен новый первый секретарь горкома партии.

Разумов пригласил меня в ЦК, и я назвал кандидатуры партийцев, которые могли бы заменить Льва Николаевича Зайкова. Кстати, моя точка зрения совпала с предложениями и самого Зайкова: он назвал те же фамилии.

Но когда Горбачев пришел советоваться перед пленумом горкома с секретарями райкомов партии и назвал все эти предложенные кандидатуры, они не были поддержаны. Секретари выдвинули своих кандидатов: либо Лукьянов, либо Примаков, а если Горбачев их не отпустит — тогда Прокофьев.

Горбачев от моей кандидатуры пытался их отговорить, но секретари стояли на своем: хватит нам пришлых! Нужны москвичи или люди, которые хорошо известны стране и долгое время проработали в Москве, по существу стали москвичами. Предложенные же Горбачевым кандидатуры только два-три года проработали в столице на партийной работе. С этим Горбачев и ушел.

Через несколько часов был назначен пленум горкома, и я спустился вниз встречать Генерального секретаря. Когда мы в лифте поднялись на пятый этаж, где должно было состояться бюро горкома, он попросил меня взять самоотвод.

На пленуме еще раз секретари горкома повторили свои кандидатуры: Лукьянов, Примаков и Прокофьев. Горбачев категорически не согласился отпустить ни первого, ни второго и предложил подумать о другой кандидатуре. Секретари опять предложили меня.

Я не в прямой форме брал самоотвод. Сказал, что благодарю за доверие, но еще раз прошу товарищей взвесить, стоит ли меня избирать. Ведь секретарем Московского горкома партии всегда были или кандидаты, или члены Политбюро, а я даже не член ЦК. Это создаст дополнительные трудности, так как управлять столичной партийной организацией, не обладая властными полномочиями, будет чрезвычайно сложно.

Этот довод принят не был. Но для того чтобы выборы были альтернативными, как того требовало время, нужен был еще один претендент. Выдвинули кандидатуру секретаря Калининского райкома партии Рудакова, и я ему благодарен за то, что он не взял самоотвод. Подавляющим большинством избрали меня, за него подали голоса пять или шесть человек. Вот таким образом я был избран первым секретарем Московского горкома партии.

* * *

Почему Горбачев был против меня? Могу лишь предположить, тем более что знакомство и первые встречи складывались у нас по-доброму.

1984 год. Генеральный секретарь ЦК КПСС К. У. Черненко был болен. Проходило собрание в Кремле в зале пленумов. Собрался очень узкий круг людей, и вместо Черненко с заявлением от его имени должен был выступить Виктор Васильевич Гришин.

Я должен был сидеть в президиуме рядом с Гришиным как первый секретарь райкома партии, а Андрей Андреевич Громыко — рядом с Горбачевым. И вот, когда мы выходили на сцену, Громыко резко отодвинул меня плечом, рванулся изо всех сил вперед и уселся рядом с Гришиным. Я, честно говоря, заметался, не зная, куда сесть. Смотрю: место свободное рядом с Горбачевым, я и сел рядом.

Ну а поскольку сидели вместе, разговорились, и тогда я выяснил, что он жил в Стромынском общежитии, и мы с ним на Яузе регистрировали наши браки, ходили в кинотеатр «Орион», а иногда — в один и тот же ресторан «Звездочка». Он обещал приехать ко мне в Куйбышевский район. Вот такой был разговор.

Потом, когда избирали Ельцина, Михаил Сергеевич тоже приходил. Он меня вспомнил: «А я тебя знаю, мы встречались». Видно, он хотел продемонстрировать Ельцину, что многих знает. И пошла у нас беседа, достаточно живая, благожелательная и интересная.

Это позже я убедился, что он человек неискренний и коварный. Когда в 1989 году готовились к первым выборам на альтернативной основе — избирался Верховный Совет народных депутатов СССР — я в разговоре с Зайковым сказал: «Не могу понять. Раньше все вопросы решал ЦК партии: готовил предложения, проекты законов, а Верховный Совет только их рассматривал, одобрял или не одобрял. Теперь Верховный Совет будет работать на постоянной основе, а ЦК — нет. Значит, депутаты Верховного Совета станут разрабатывать проекты законодательных актов, выносить их на съезды народных избранников. Как сложатся взаимоотношения между ЦК и Верховным Советом?»