Книга Книги лжепророков - Александр Усовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В общем, если бы он решил остаток жизни провести в тюрьме — лучшей и желать бы не приходилось; одна беда, каждая клеточка его тела гневно протестовала против одной мысли — так бездарно потратить двенадцать лет жизни! Одиссей спинным мозгом чувствовал — близиться серьезные и важные события; телевизор бубнил разную ерунду об ущемлении свободы слова в России, плакался над судьбой опальных тележурналистов, перемежая эти горькие сетования репортажами с заседания Дунайской Комиссии (после распада Варшавского договора экстерриториальный статус Дуная, по ходу, западным странам стал на хрен не нужен, и они этот статус потихоньку старались задушить) — но Одиссей понимал, что под этой дымовой завесой идёт планомерная работа против его страны. Как дружно (а, главное, одновременно и в одной тональности!) взвыли доселе абсолютно равнодушные к кавказским делам венгерские газеты — стоило нам решительно взяться за чеченский гнойник! Аж оторопь берет — ну какое дело, кажется, добродушным мадьярам до наших внутренних разборок? Не говоря уж о регулярных перепечатках разных "Монд" и "Фигаро", ежечасно распинающих Россию за приведение в чувство деятелей с НТВ… Прям такое впечатление, что без "свободы слова" в России средний венгр уже и гуляш есть не в состоянии! Одно радует — подавляющее большинство сидельцев этой тюрьмы репрессии, обрушившиеся на НТВ, воспринимают исключительно с антисемитской (господствующей, надо сказать, в подобных местах мадьярского королевства — для Одиссея сегедское узилище было уже четвертым, и в каждом слова "еврей" и "враг венгерского народа" были для арестантов абсолютно естественными синонимами) точки зрения — и тихо радуются, что хотя бы одного еврея, но все же придушили. Хотя, по ходу, мнение своего народа венгерским верховодам до лампочки — у них другие ориентиры… И то, что весь мадьярский истеблишмент (уж какой он у них тут есть) с пеной у рта и яростным рвением включился в травлю его страны — порождало у Одиссея очень и очень нехорошие мысли. Ребятишек натравливают, целенаправленно и злонамеренно — это было очевидно. Зачем? Цель понятная — дабы создать в Восточной Европе мощное антирусское силовое поле; а уж куда потом направить эту скопившуюся негативную энергию — хозяева этих чудаков решат в час икс… Мда-а-а, сидеть в это время без дела — пусть даже отсиживая положенный срок — было выше его сил. Ему нужно было домой! Как можно быстрее!
Вот только заехать по дороге в Берлин…
* * *
— Знаешь, Левченко, ты меня иногда серьезно удивляешь. Неужели ты думаешь, что хотя бы кого-нибудь из этих глашатаев демократических свобод на самом деле беспокоит судьба разных второстепенных персонажей — типа журналистов? Которые, как ты тут заявил, имеют какой-то политический вес? Да насрать западным хозяевам на судьбу всех этих парфеновых и сорокиных с высокой колокольни! Дурак Кисель-старший пыжится, строит из себя политического деятеля, на переговоры с Гусём летает — и не понимает, клоун, что в этом деле он всего лишь статист, болван в польском преферансе. Что он там вещает? Не пойдёт на переговоры с Йорданом? Да и хрен на него положат! Его дело бучу месить, ил со дна подымать — а не политикой заниматься…. Остальные понимают, что от них требуется — и отрабатывают заказ, в меру своих способностей. Смотри, как вся эта шайка-лейка дружно всполошилась, когда лавочку Гуся поприжали — тут и маразматик Ковалёв что-то там о возвращении советской цензуры ляпнул, и Сагалаев отметился, и даже Береза из лондонского далека посоветовал президенту покаяться — улавливаешь ход событий? И в этой катавасии журналюшки — так, мелочь на размен, даже меньше, чем пешки; их никто всерьез не воспринимает, кроме них самих — и посему разные бредни о политическом значении той или иной говорящей головы забудь! Нет у них политического значения, не было и никогда не будет — ни у нас, ни у тех, кто играет за черных. Они всегда — инструмент; как хозяин решит его использовать — так он и будет работать. Сегодня у хозяина всех этих ковалевых-киселевых-юшенковых-шендеровичей задача простая, как грабли — не дать нам купировать на российском информационном поле — заметь, не ликвидировать вовсе, а всего лишь ввести в рамки! — заведомо прозападные инструменты влияния. По ходу пьесы, это у них не шибко получается — и посему советую я тебе, друг любезный Дмитрий Евгеньевич, подумать, что наши задушевные друзья с того берега зачнут делать завтра. Вот это и есть твоя задача — предугадать грядущие ходы тех, кто играет за чёрных. А про НТВ ты можешь забыть — его эти питерские ребятишки сжуют и не поморщатся.
В кабинете генерала Калюжного в этот солнечный апрельский день было жарковато, несмотря на то, что одно из окон было приоткрыто, и как-то по-летнему светло. Подполковник Левченко, прослушав генеральский монолог, упрямо покачал головой.
— Но ведь какие-то ресурсы тот же Киселев может привлечь? Здесь, на месте? А с деньгами и хотя бы минимальными медийными возможностями — он еще очень и очень может побороться…
Генерал сердито нахмурил брови.
— Не неси ахинеи. Понятно, что с деньгами и ты можешь в политики податься… до первых выборов. Не решают сегодня деньги, вот в чём гвоздь программы-то! У всей этой своры либерал-реформаторов нет сегодня идеи, за которой народ бы потянулся — не девяносто первый год, чай…. Хлебнули людишки гайдаровско-чубайсовского счастья, теперь их от голого либерализма воротит о-го-го как!
Левченко встрепенулся.
— Так ведь нынешние наши вожди… они ж тоже из той же шинели? У Собчака нелибералы и дня бы не проработали…
Генерал махнул рукой.
— Это понятно. Либералы они, конечно, либералы, я с тобой не спорю — но другие либералы. Если прежние были — всеразрушители — то эти пока что больше на строителей машут, в патриотов рядятся. Я, конечно, особых иллюзий относительно нынешних кремлевских квартирантов не строю, но всё ж мне лично намного больше по сердцу эти, питерские, чем Немцов с Гайдаром да Хакамадой… век бы их не видеть! Впрочем, это всё лирика. Наше с тобой дело какое?
Левченко улыбнулся.
— Супостата упреждать и ему противоборствовать.
Генерал кивнул.
— Вот-вот. Нам до внутренних разборок — поскольку-постольку есть дело; главная наша задача, которую еще незабвенной памяти Юрий Владимирович поставил — ограждать Отечество на дальних рубежах. Либеральное оно, коммунистическое, или там националистическое — да хоть фашистское! — дело десятое, нас с тобой вся эта политическая мешанина не должна с панталыку сбивать. Нам важно что? Территориальную целостность, независимость и суверенитет государства оберегать по мере наших сил, и теми способами, какие мы сочтём нужными — для чего нам соответствующие инструменты в руки и дадены. Кстати, что насчёт инструментов? Ты подготовил по Польше варианты работы?
Левченко встал, чтобы доложить — но после жеста генерала снова сел и, открыв папку, мирно до того лежащую на столе, бегло начал докладывать, изредка заглядывая в листочки, хранящиеся в вышеуказанной папке:
— Анджей сообщает — ему удалось близко пообщаться с четырьмя неформальными руководителями польского крестьянского союза "Самооборона", хорошо знающих Леппера. В среде восточнопольского крестьянства сейчас очень сильны анти-правительственные настроения — тут и разрешение ввоза в Польшу европейской дотационной свинины, и фактический запрет — посредством высоких пошлин — на экспорт яблок, лука, капусты и моркови на Восток. Сейчас Люблинское воеводство — пороховая бочка. Хлебовский запрашивает нашего согласия на небольшую революцию. Обещает, что беспорядки могут охватить до трети территории страны, а может быть — приведут к падению кабинета. Просит полтора миллиона. Может быть, стоит провести учебную тревогу?