Книга Седьмой лимузин - Дональд Стэнвуд

— В общем-то уже нет, — с отсутствующим видом пробормотал Элио. — Никогда не пытайся переупрямить Патрона. — Эту кличку он иронически подчеркнул, произнеся слово «патрон» на французский лад. — Мне хотелось, чтобы он отправился с нами. Но старика после гибели сына ничем не заинтересуешь.

Выйдя из метро и вернувшись в машину, они поехали темными боковыми улочками на Елисейские поля.

— Ну, так что же?

— А мне казалось, что ты уже сам догадался. — Элио кивнул в сторону Лувра.

Они припарковали машину у Корде Карусель и влились в вереницу рабочих, с ящиками в руках двигавшихся по направлению к Большой Галерее. Охранник узнал Элио в лицо, пробормотал что-то о мсье Шаброле и пропустил их в здание.

— Человек, упомянутый в твоей телеграмме?

— Выходит, ты не совсем безнадежен.

Коридор под стеклянной крышей был уставлен Афродитами, завешен коврами, украшен полотнами Ван Гога, Рембрандта и Леонардо да Винчи.

— Они возвращаются, — в неумолкающем шуме прокомментировал Элио. — Возвращаются оттуда, где прятались от нацистов.

— А где они прятались?

— В подвалах, в заброшенных штольнях, в частных коллекциях. — Он загадочно улыбнулся. — Анри расскажет тебе поподробней.

Ярдов через пятьдесят дальше по галерее широкоплечий мужчина в клетчатом котелке размахивал руками, как вагоновожатый, командуя двумя рабочими, внесшими картину Тициана размером с киноэкран. Его юная белокурая помощница, привлекательная даже в заляпанных краской мешковатых брюках, словно успокаивая, положила ему руку на плечо.

— Дисциплина, Анри, дисциплина. — Элио, подойдя к парочке, кивнул в сторону мускулистого Спасителя на холсте Тициана. — Он ведь спокоен?

Элио поцеловал девушку, обнял ее обеими руками за талию.

— Алан, познакомься с Джилл Эшмид. Эта женщина заставила меня отказаться от греховных мыслей.

Все четверо начали не без опаски приглядываться друг к другу, понимая, что сейчас произойдет нечто важное. Девушка оказалась еще моложе, чем сперва показалось Алану, — лет девятнадцати, максимум двадцати. В ее возрасте, — взбудораженный происходящим, подумал Алан, — он сам был сущим младенцем, а вот она, судя хотя бы по глазам, испытала уже многое. Они обменялись рукопожатием.

— А на снимках, Алан, вы совсем другой. — Голос выдавал в ней американку, откуда-нибудь между Бостоном и Кэйп-Кодом. Одна неожиданность за другой.

— В жизни я краше?

— Можно сказать и так. — Она улыбнулась, став от этого еще моложе. Прямо-таки школьная выпускница. — Элио показывал мне кое-что из ваших работ. Он говорит, что вы намереваетесь захватить Голливуд.

— Он выдавал желаемое за действительное. У всех есть мечты и планы.

Но Джилл и Элио не слушали его, купаясь в волнах взаимной приязни. Джилл льнула к Элио так, словно он был ее персональным джинном, не существовавшим на свете до тех пор, пока она не выпустила его из бутылки. Возможно, именно поэтому у Алана возникло ощущение, будто эта девушка провела на его тропе незримую черту. Не барьер, а демаркационную линию. И собиралась и впредь быть безукоризненно любезной с друзьями Элио, пока они соблюдают указанную ею дистанцию.

Тут заговорил Анри Шаброль…

— Не хочется отвлекать вас, но если к полудню мы все не поспеем ко мне домой, то Мишлен скрошит меня в буйабес.

— Это моя жена, — пояснил он Алану, когда они пошли к выходу. — Хотя, конечно, она понимает, что я сейчас испытываю: воссоединяюсь со своими детками. — Шаброль указал на уже развешенные картины. — Мы их спрятали, многие из нас этим занимались, еще перед блицкригом. Геринг со своей компашкой растащил по кусочку всю страну, но ничего не нашел. А теперь они вернулись. Почти все. — Шаброль рассмеялся. Они уже усаживались в «Пежо». — Но осталась еще парочка сокровищ, которые предстоит извлечь из-под спуда.

Элио повел машину на север. Они проехали Сен-Жермен, проехали мимо безлюдных изуродованных зданий, мимо разбомбленной железной дороги, свернули в лес или, точнее, в то, что осталось от леса. Большую часть местности, окружавшей деревенскую усадьбу Шаброля, уже пропахали бульдозеры: правительство намеревалось воздвигнуть здесь «город будущего» по проекту Ле Корбюзье.

— Хромированные курятники, вот что они построят, — хмыкнула Мишлен Шаброль. Добродушная полная женщина, которая, как догадался Алан, вполне могла оказаться недавней подпольщицей. Нежно поцеловав мужа в лысину, она провела их на задний двор, где уже был сервирован и даже украшен свечой столик, покрытый скатертью в красную клетку.

Как выяснилось, Шаброль упомянул о буйабесе вовсе не только ради красного словца. Алан умял три тарелки, заедая суп черным хлебом и запивая алым бордо довоенного урожая. Наслаждаясь моментом, он позволил себе даже слегка захмелеть.

Над головами обедающих трепетал листвой вяз. Элио поднялся с места и постучал ножом по бокалу, призывая к вниманию:

— Послушайте меня все! Вот так, благодарю вас. Мне нужно сделать три заявления. Собственно говоря, два, потому что наш замечательный хозяин тоже не из молчаливых. — Он взял за руку Джилл. — Спасибо вам, Анри, за то, что вы отыскали эту замечательную особу. Если никто не против, мы приглашаем вас всех завтра утром в префектуру.

Элио покивал головой, пока не умолкли всеобщие поздравления.

— Во-вторых, мне хочется поднять бокал за Третью армию, в десятидневный срок превратившую меня в свободного человека.

Все засмеялись, затопали, кто-то шутя заметил, что их друг лезет из огня да в полымя.

— Хочу поблагодарить и тебя, Алан. Камера у тебя готова?

— Она в машине.

— Заканчивай есть. — Элио вытер руки салфеткой. — И посиди, поговори с Джилл. А нам троим придется переодеться.

Он сам, Анри и Мишлен рассмеялись. Джилл в недоумении посмотрела на него.

— Элио? Что ты затеял?

— Не только я. Шесть лет Анри, Мишлен и я ждали этого часа. И именно тебя, а также Алана, мне больше всего хочется превратить в благодарную аудиторию. — Он поцеловал ее в шею. — Рассматривай это как один из свадебных подарков.

Через пять минут хозяева и Элио вернулись во двор, уже переодевшись в комбинезоны автомехаников. Мадам Шаброль выглядела в таком наряде более чем внушительно. Они поставили на траву нечто, напоминающее игрушечные лошадки.

— Это не лошадки, Алан. Это стояки.

В течение следующего часа чета Шабролей систематически разорила и разнесла в щепки собственный дом. Был вскрыт паркет. Какие-то предметы извлечены из-под кровати. Сорваны обои в кухне. Разорена чердачная стена. Сдвинуты каменные плиты в погребе. И каждый поблескивавший серебром металлический предмет, который они извлекали на свет божий, тщательно сличался с рисунком в каталоге и лишь затем оказывался уложенным на траву.