Книга Любовь дерзкого мальчишки - Элизабет Вернер

Мать Вольдемара сначала жила в доме брата, который тем временем женился, но оставалась там недолго. Один из самых близких друзей графа, князь Баратовский, влюбился в красивую молодую женщину, и через год она вышла за него замуж. Второй брак был, безусловно, счастливым, князь полностью подчинился своей жене и нежно любил ее и сына, которого она ему подарила.

Однако их счастье недолго оставалось безоблачным, но на этот раз оно было нарушено внешними невзгодами. Лев был еще ребенком, когда грянула революция, охватившая чуть ли не пол-Европы. В польском крае также вспыхнуло восстание. Моринский и Баратовский приняли в нем активное участие, однако революционное движение было подавлено, и его участников постигла суровая кара. Моринский и Баратовский бежали во Францию, за ними последовали их жены и дети. Графиня Моринская, хрупкая, болезненная женщина, не вынесла жизни на чужбине и через год умерла. Бронислав поручил свою единственную дочь Ванду сестре. Сам он был не в состоянии оставаться в Париже, где все напоминало ему об утрате страстно любимой жены. Он жил то здесь, то там и приезжал только иногда, чтобы увидеться с дочерью. Наконец благодаря амнистии он получил возможность вернуться на родину, где тем временем после смерти одного родственника получил в наследство поместье Раковиц, в котором и поселился.

На князя Баратовского, который был одним из главарей восстания, амнистия не распространялась, и о его возвращении нельзя было и думать. Жена и сын разделили с ним его участь, пока наконец его смерть не предоставила им возможности избрать себе новое местожительство.

Глава 4

Было утро. В комнате с балконом на даче, которую занимали Баратовские, находилась только княгиня; она была поглощена чтением письма, полученного час тому назад. Это было извещение Вольдемара о том, что он сегодня приедет. Княгиня так пристально смотрела на это письмо, как будто хотела изучить по этим кратким холодным словам или по почерку характер сына, который был ей совершенно чужим. С тех пор как Ядвига вторично вышла замуж, она лишь изредка и мельком видела его, а с того времени как она жила во Франции, эти свидания и вовсе прекратились. Образ десятилетнего мальчика, сохранившийся в ее памяти, был довольно непривлекателен, а то, что она узнала относительно юноши, вполне согласовалось с ним. Тем не менее княгине было необходимо во что бы то ни стало приобрести влияние на сына, а она была неспособна отступать от решения какой-либо задачи, если даже прекрасно осознавала все ее трудности. Она встала и начала задумчиво ходить взад и вперед, но быстрые шаги, раздавшиеся в передней, заставили ее остановиться. Слуга, открыв дверь, произнес:

— Господин Вольдемар Нордек.

Названный тотчас же вошел. Дверь снова закрылась, и мать с сыном очутились лицом к лицу.

Вольдемар сделал еще несколько шагов вперед, но вдруг остановился. Княгиня, имевшая намерение пойти ему навстречу, также замедлила шаги. Казалось, что с первого мгновенья этой встречи между ними разверзлась бездонная пропасть. Их затянувшееся молчание говорило яснее слов; оно доказывало, что ни в сердце матери, ни в сердце сына не дрогнула ни одна струна. Княгиня первая превозмогла себя.

— Благодарю тебя, мой сын, что ты пришел, — проговорила она, протягивая руку.

Вольдемар медленно подошел ближе, только дотронулся до протянутой ему руки и сейчас же опустил ее. Княгиня, несмотря на темный костюм, была очень эффектна и величественна, но, по-видимому, это не произвело на молодого человека никакого впечатления, несмотря на то что он пристально смотрел на нее. Княгиня также не отрывала глаз от лица сына, но тщетно старалась отыскать в нем хоть единственную черту, похожую на ее собственные или напоминающую их. Она видела только разительное сходство с человеком, которого ненавидела даже после его смерти.

— Я была уверена, что ты приедешь, — продолжала она, опускаясь на стул и жестом указывая сыну место возле себя.

Однако Вольдемар продолжал стоять.

— Разве ты не сядешь?

Этот вопрос был произнесен очень спокойно, но не допускал возражения и напомнил молодому Нордеку, что он не может стоять на протяжении всего своего визита; он взял кресло и сел против матери, так что стул возле нее остался пустым.

Смысл этого поступка был вполне ясен; княгиня плотнее сжала губы, но ее лицо оставалось неподвижным. Вольдемар сидел против света, он и сегодня был в охотничьем костюме, не отличавшемся особой опрятностью. В левой руке, которая, как и правая, была без перчатки, он держал круглую шляпу и хлыст, а манера, с которой молодой человек опустился на стул, доказывала его полное незнание светских обычаев. Мать с первого же взгляда заметила как это, так и то злобное упорство, которым вооружился ее сын; оно достаточно ясно светилось в его глазах. Задача, предстоявшая княгине, была не из легких, она это чувствовала.

— Мы стали совсем чужими, Вольдемар, — начала она. — И при этом нашем первом свидании я не могу требовать от тебя сыновних объятий. Я была вынуждена с детства оставить тебя в чужих руках. Матери было запрещено исполнять свои обязанности и пользоваться своими правами.

— У дяди Витольда я ни в чем не чувствовал лишения, — резко ответил Вольдемар. — И всегда был там больше дома, чем чувствовал бы себя в доме князя Баратовского.

Он произнес это имя с особым ударением, которое не ускользнуло от княгини.

— Князь Баратовский умер, — серьезно произнесла она. — Ты видишь перед собой его вдову.

Вольдемар поднял глаза; он, по-видимому, только теперь заметил траурное платье матери.

— Очень сожалею… ради тебя, — холодно проговорил он.

— Оставь это! Ты никогда не знал князя, и я не могу ожидать от тебя симпатий к человеку, который был моим мужем, но я осознаю также, что утрата, тяжело поразившая меня, опрокинула преграду, разлучавшую нас. Ты всегда хотел видеть во мне только княгиню Баратовскую. Может быть, теперь ты вспомнишь, что она — твоя мать, вдова твоего отца.

При этих словах Вольдемар поднялся таким порывистым движением, что стул полетел на пол.

— Оставим это. Я пришел, чтобы доказать тебе, что я не подвергаюсь никакому насилию и исполняю только свою волю. Ты хотела говорить со мной — я здесь. Что ты хочешь от меня?

В этих словах выказались вся прямолинейность и резкость молодого человека. Упоминание об отце, очевидно, глубоко оскорбило его. Княгиня также встала.

— Что я хочу от тебя? Я хочу разорвать тот круг, которым окружило тебя враждебное мне влияние. Я хочу напомнить тебе, что тебе пора теперь смотреть на все своими собственными глазами, а не следовать слепо навязанным тебе чужим взглядам. Тебя научили ненавидеть мать. Сначала узнай, заслуживает ли она этой ненависти, а затем рассуди сам! Вот чего я хочу от тебя!

Все это было произнесено с такой спокойной уверенностью и неприступной гордостью, что не могло не произвести впечатления на Вольдемара. Он почувствовал, что оскорбил мать, да и призыв к его самостоятельности не остался без результата.