Книга Нур-ад-Дин и Мариам - Шахразада

Нур-ад-Дин крепко, почти причиняя боль, схватил ее волосы, и его тело сотрясла дрожь, но в следующий момент он замер в неподвижности, боясь спугнуть ее. Мариам снова склонилась над женихом и полностью ощутила его вкус. Медленно, любовно она дразнила его твердую плоть, черпая удовольствие в тихих стонах, которые он не мог сдержать, и желая заставить Нур-ад-Дина так же сильно нуждаться в ней, как и она нуждалась в нем. Но вот наступил миг, когда Нур-ад-Дин больше уже не мог выносить этой утонченной пытки. Он потянулся к Мариам, привлекая ее к себе.

– Аллах всесильный, где ты этому научилась? – спросил он низким от страсти голосом.

Она лукаво посмотрела на него.

– Я просто повторила твои ласки. Я почему-то подумала, что мужчина должен любить, когда его так ласкают, – неуверенно ответила Мариам. – Тебе не понравилось?

– А ты как думаешь? Просто жены этого не делают.

Мариам обескураженно смотрела на него.

– Честное слово, Нур-ад-Дин, я просто хотела доставить тебе немного удовольствия. Да и себе тоже…

Он приложил палец к ее губам.

– Я верю тебе, милая. У тебя это получилось прекрасно – ты чуть было не заставила меня потерять голову.

– Может быть, мне стоит еще поупражняться? – лукаво спросила она.

– Ну нет. – Нур-ад-Дин поймал ее запястья. – Теперь моя очередь мучить тебя.

Отпустив руки Мариам, он крепко сжал ее бедра и приподнял, прежде чем она смогла угадать его намерение. Она оказалась верхом на его животе и с удивлением посмотрела на него широко раскрытыми глазами, продолжая доверчиво ждать.

Положив ладони на ее живот, Нур-ад-Дин повел их вверх, к груди. Почти благоговейно он взял в руки, как в чаши, ее соблазнительные округлости и, поймав ее горящий взгляд, большими пальцами стал массировать набухшие соски. Он продолжал это, пока они не стали твердыми, а потом медленно притянул Мариам к себе, чтобы взять ее грудь в рот.

Ее вкус, казалось, пробудил в Нур-ад-Дине какие-то древние инстинкты, ибо его ласки стали почти грубы. Он мял, кусал ее грудь… и в следующий миг снова становился нежным, любящим.

Если бы Мариам была кошкой, она бы, наверное, замурлыкала, но сейчас она могла только стонать, чувствуя, как внутри нарастает восхитительный жар; и, когда ищущие пальцы Нур-ад-Дина нащупали мягкие завитки между ее бедрами, она вскрикнула и выгнула спину. Едва ли она слышала ласковые слова, которые бормотал ей Нур-ад-Дин, то сжимая ее ладонью, то дразня умелыми пальцами.

Немного погодя он приподнял Мариам и легко вошел в ее лоно, овладев ею одним долгим движением и наполнив ее до предела. Мариам задохнулась от удовольствия, когда ее пронзило его копье. Он обжигал ее, вызывая ответный огонь. О, этот огнь опьянял, будоражил кровь, возвышал!

Нур-ад-Дин стал двигаться внутри нее, и Мариам погрузилась в пылающую бездну страсти. Он жадно смотрел, как ее захлестнула волна наслаждения, и только железная воля не дала ему уступить сжигающему Мариам жару.

Когда она наконец пришла в чувство, то обнаружила, что лежит на груди у Нур-ад-Дина обмякшая, почти безжизненная. Его плоть, пульсирующая, готовая к продолжению, начала медленно возобновлять движения, но Мариам совсем не была уверена, что переживет еще одно потрясение, подобное только что испытанному.

Дыхание Нур-ад-Дина опаляло ее кожу, а его нетерпеливые руки бродили по самым интимным уголкам ее тела. Она была совершенно беспомощна против того напора, который вновь нарастал внутри нее. Когда Нур-ад-Дин наконец потерял самообладание и его тело сотрясла неудержимая дрожь, страсть Мариам тоже полилась через край, прорвавшись опаляющей лавиной огня. Обессиленная, она упала на него и погрузилась в дремоту. О, оторвать ее сейчас от любимого не могли бы все маги мира!

Макама пятая

Дыхание Нур-ад-Дина выровнялось, и он, приподнявшись на локте, взглянул на Мариам. Та дремала и была в этот миг столь хороша, что сердце юноши замерло от радости.

«Какое счастье, что она принадлежит мне! Как я счастлив, что наши родители были столь мудры, отдав мне в жены самую лучшую девушку в мире!»

Мариам чувствовала на себе нежный взгляд Нур-ад-Дина. Но истома заполонила все ее существо, и потому она лишь довольно вздохнула. За окном стемнело, вскоре должен был вернуться ее почтенный батюшка. Он всегда был рад видеть Нур-ад-Дина в своем доме, а потому Мариам понимала, что пора готовить вкусный ужин. Ибо отец может рассердиться на нее за то, что она, словно нерадивая хозяйка, не предложила желанному гостю даже маковой росинки.

– О Аллах, как же не хочется отрываться от тебя, мой прекрасный!

– И я отдал бы всю свою жизнь, чтобы этот миг длился вечно!

– О нет, – Мариам в притворном ужасе прикрыла глаза, – я не выдержу этого.

– Увы, моя прекрасная, – качнул головой Нур-ад-Дин. – Этого не выдержу и я. Ведь надо же иногда и восстанавливать силы!

– Ты прав, – улыбнулась девушка. – Пора браться за ужин!

Наконец тяжелый казан с пловом (конечно, не без помощи Нур-ад-Дина) занял свое место над очагом.

– Ну что ж, почтенная, – со смехом в глазах проговорил юноша, – а теперь признавайся, о чем велела тебе поговорить со мной твоя недалекая подружка?

Мариам нежно улыбнулась любимому. Сейчас даже упоминание об Амаль не могло вывести ее из того изумительного душевного равновесия, какое даруется разделенной и торжествующей любовью.

– О, мой милый, это долгий разговор.

– И что? Его не следует вести вечером? Или при свете луны? Или после заката?

– О нет, боюсь, что появление моего отца вынудит меня прервать его.

– Так это тайна?

– Да, причем тайна именно от него…

– Ты разожгла мое любопытство, любимая! Говори, не томи. Клянусь, как только почтенный Нур-ад-Дин появится на пороге, я мигом прекращу все расспросы!

– Да будет так! – Мариам поправила вышитую шаль, что скрывала ее длинные косы. Следовало собраться с мыслями. Быть может, Нур-ад-Дин не поймет ее. Но, увы, пути назад не было, и потому Мариам начала издалека.

– Помнишь ли ты тот день, когда умерла моя матушка?

– О да, прекраснейшая, – кивнул Нур-ад-Дин, удивляясь такому началу разговора.

– И помнишь, должно быть, в сколь черную тоску погрузился тогда мой отец…

– Такое непросто забыть.

– Это верно. Как должен ты помнить и то, сколь печальна стала твоя уважаемая матушка в день смерти твоего почтенного отца.

– О да, красавица. Я вижу это по сей день.

– Должно быть, ты уже раздумывал над тем, как же унять душевную боль доброй Мариам?

– Я частенько думаю об этом, моя любимая. И рад, что ты тоже задавала себе этот вопрос.