Книга Крепостная маркиза - Лариса Шкатула
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поняв это. Соня даже охнула вслух: Григорий женился на ней вовсе не по большой любви, а всего лишь из чувства долга! Вернее, из чувства вины. Словно наказал самого себя за похоть этой женитьбой.
Одно дело, если бы они путешествовали вдвоем, к примеру, по Италии во время медового месяца, когда никто и ничто не мешало бы им наслаждаться обществом друг друга. И совсем другое, когда Соня стала для него обузой, потому что он и не подумал — или не смог? — отложить, хотя бы на время, свои дела. Потому и тащил ее через лес, потому и оставил одну в этой заброшенной сторожке…
О какой любви можно говорить и чего ожидать от такого вот новоявленного супруга?
Вся в раздумьях по поводу несообразностей своей судьбы, Соня опять вытащила из кармана колоду карт и стала машинально перебрасывать из руки в руку, как учил ее недавно французский граф Жозеф Фуше.
Он говорил:
— Чтобы знать карты в совершенстве, надо ежедневно тренировать руки. Ваше умение — в кончиках пальцев, в интуиции, в непрестанном внимании и контроле за руками партнеров. Нет, нет, на свои руки смотреть ни в коем случае нельзя! Так вы, наоборот, привлечете к ним внимание других. Пусть лучше любуются вашим лицом, ясным и безмятежным. Нелишне выглядеть даже за карточной игрой несколько глуповатой. Если, конечно, ваша цель — выигрыш, а вовсе не кокетство…
Странно, но теперь Соня так привыкла к этим упражнениям для рук, что в минуты сильного волнения невольно прибегала к ним, со временем и вовсе производя свои манипуляции не глядя. Красавчик Жозеф… Как многому он мог бы ее научить, да не успел.
Соня понадобилась самой королеве Франции для выполнения роли почтальона. Или курьера. Или — это чтобы пощекотать самолюбие — доверительного лица.
Если на то пошло, и партнеров для игры в карты у нее пока не было… На этом месте безмолвной беседы самой с собою остановилась. Интересно, что она имела в виду под словом «пока»? Разве, если бог сжалится и позволит Соне выбраться отсюда, она собирается зарабатывать деньги игрой в карты?
Григорий ее упражнения не одобрял. Они его даже раздражали. И он откровенно потешался над нею.
— Карточных шулеров — мужчин мне встречать доводилось, но женщин… Это, простите, Софья Николаевна, перебор! Кто вам сказал такую глупость, будто женщина может карточным фокусам научиться?
Посмотрел на ее огорченное лицо и махнул рукой.
— Впрочем, Соня, не обращай внимания, просто я ворчу оттого, что мы застряли в этом паршивом лесу и передвигаемся со скоростью черепахи, в, то время как надо мчаться со всех ног.
Она не стала говорить Григорию, что ее учителем был Фуше, — отчего-то он Жозефа терпеть не мог. Но со странным для самой себя упорством продолжала шуршать картами во всякую минуту, когда супруг не обращал на нее внимания.
Как скачут, мечутся сегодня ее мысли. То она упускает нечто явное, сиюминутное, то начинает понимать то, что давно следовало понять…
От кого вообще они скрывались в этом лесу, продав за бесценок своих лошадей? Григорий лишь обмолвился, что встретил какого-то старого знакомого, которому в свое время изрядно помешал и на Которого даже навлек гнев монаршей особы.
Соня не в первый раз ждала супруга. Так же было в той небольшой корчме, где они остановились передохнуть. Он примчался запыхавшийся и чуть ли не выволок ее следом за собой, приговаривая:
— Скорей, скорей, нам надо торопиться! Уносим отсюда ноги!
Тогда он тащил ее за собой, тогда, видимо, у него еще не созрела мысль оставить Соню где-нибудь.
А ведь насколько легче было сделать это прежде, вблизи людных мест. Впрочем, легче только для Софьи. Наверное, он не хотел, чтобы на нее наткнулся кто-то из преследователей самого Григория. Однако последняя мысль показалась ей вовсе уж неуклюжей и далекой от жизни…
Потом Григорий откуда-то принес темные плащи и треуголки, заставил супругу, как и он сам, натянуть шляпу на глаза и свернуть с наезженной дороги на какую-то тропинку. Они углубились в лес, по которому и блуждали до сего дня…
Соня почувствовала, как ее бедный желудок заурчал, напоминая, что время обеда давно прошло, а их еда осталась в заплечном мешке Григория. Он так был уверен, что скоро вернется, или в спешке просто о том позабыл? Не подумал оставить жене и корочку хлеба.
Она гнала прочь от себя недостойные мысли о своем супруге. Не мог он бросить Софью одну, не мог! Не по-людски это, не по-рыцарски, бесчестно!
Усилием воли она затолкала обратно подступившие было к глазам слезы. Еще чего, реветь?
Соня в последний раз одним движением разложила карты веером — они, как послушные зверьки, легли, чтобы тут же собраться в колоду, — и удовлетворенно спрятала карты в карман.
— А ты говорил, Гришенька, что женщине владение карточными фокусами недоступно, — как бы продолжая спор с мужем, вслух произнесла Соня. — Значит, я стану первой женщиной, которая этого добьется. Подозреваю, ты просто плохо знаешь женщин!
В приоткрытую дверь Соне было видно, как снаружи постепенно сгущаются сумерки. Она подумала, что до сих пор не посмотрела, есть ли поблизости вода. Не может быть, чтобы живший здесь лесник поставил свою избушку там, где ее нет, или вдалеке от ручейка или родника.
Молодая женщина решила внимательно оглядеть свое прибежище. На сучке у двери — почему она раньше не заметила? — висел выдолбленный из дерева ковшик, от старости потемневший. Видимо, когда-то им пользовались частенько.
Она прихватила с собой этот ковшик и вышла на покосившееся крылечко. Прислушалась. Ей показалось, что где-то журчит ручей. Соня пошла на звук и, к собственной радости, обнаружила совсем близко небольшой родничок с холодной прозрачной водой.
Она с удовольствием напилась, умылась и вернулась к своей «избушке на курьих ножках».
Она опять, более тщательно прошлась по небольшому пространству сторожки, на этот раз осматривая все углы. Ее поиски увенчались успехом. В углублении возле грубо сложенного очага она отыскала плошку с остатками масла и фитильком, кремень с кресалом и чуть повыше, тоже на небольшом сучочке, связку каких-то коричневых комочков, оказавшихся вполне съедобными сушеными грушами.
Потом нашла возле лавки, на которой сидела, деревянный брусок — судя по всему, его набрасывали на крючки по обеим сторонам двери — и укрепила его там как следует. Не сразу, но зажгла фитилек полувысохшего светильника. Хотя огонек едва теплился, у Сони на душе стало светлее. Она пожевала груши, запивая их водой.
Нечего было положить под голову, и тогда Соня приспособила для этой цели стоявшее у очага полено. Если она ничего не перепутала, так спали японские самураи.
Легла на лавку, завернувшись в плащ. Совсем недавно Соня ругала его, мол, такой тяжелый и колючий, а теперь оценила плотность и теплоту этой дорожной одежки.
Она повозилась, повздыхала и заснула, перед тем шепнув себе: