Telegram
Онлайн библиотека бесплатных книг и аудиокниг » Книги » Современная проза » Двуликий любовник - Хуан Марсе 📕 - Книга онлайн бесплатно

Книга Двуликий любовник - Хуан Марсе

170
0
Читать книгу Двуликий любовник - Хуан Марсе полностью.

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 5 6 7 ... 40
Перейти на страницу:


7

Тетрадь 2
Фу-Цзы, великий фокусник

Посреди пустыря, в гуще сорняков, которые нежно пе­ребирает ветер, утопает ржавый остов «линкольна-континенталя» сорок первого года без колес. Окаме­невший скелет мечты. Никто в нашем квартале уже не помнит, когда это чудо занесло сюда, наверх, кто бро­сил его, словно старую рухлядь, на этом склоне в севе­ро-западной части города, обрекая на верную смерть. Так он и застрял в моей памяти — посреди моря сор­ной травы, черной грязи и хлама. Обломки железных печурок, распотрошенное кресло, горы рваных по­крышек, ржавые пружинные матрасы, засаленные и изувеченные. Посреди этого мусора курят, сидя на корточках, бритоголовые мальчишки; моя мать, пья­ная, бредет против ветра.

Эти страницы сохранят мои воспоминания, чтобы уберечь их от забвения. Моя жизнь оказалась полным дерьмом, но другой у меня нет.

Мы с матерью живем в верхней части улицы Верди в обшарпанном домишке с садиком на одном из склонов парка Гюэль. Снова передо мною бегущая круто вниз, словно сказочный серпантин, улочка, размытая моросящим дождем. Из-за угла выныривает мальчиш­ка в черной маске. Это я. Мне двенадцать лет, у меня бритая голова, черная тряпка закрывает лицо. Маль­чишка в маске воровато озирается и перебегает улицу... Вновь вижу наш серый угрюмый квартал, голодных ко­тов, узкие кровли, белые простыни, терзаемые ветром. Я перебегаю улицу и догоняю других мальчишек Фанеку, Давида, Хайме. Фанека жует печеную маниоку: он отнес записку сеньоре Лоле и побывал на кухне панси­она Инес, где нам всегда перепадает что-нибудь съест­ное. У здешних улиц такой сильный уклон, что мосто­вая кое-где превращается в лестницу. Мой квартал — на самой верхотуре, среди облаков, и дождь будто за­держивается здесь, прежде чем пролиться вниз, на го­род. Чтобы не промокнуть насквозь, мы заходим в дом. «Может, застанем Фу-Цзы, китайца-фокусника, — го­ворит Давид, — он нам фокусы покажет или загипно­тизирует». «Точно, пусть гипнотизирует, — отвечает Фанека, — вот бы пожить под гипнозом». Из глубины дома доносится тарахтенье швейной машинки.

Вижу свою мать за работой. Бойкая игла вонзается в пеструю длинную тряпку, которая свисает по другую сторону «Зингера». В то время моей матери было уже около пятидесяти. Полная, неопрятная, в халате, с шар­фом вокруг шеи и влажной папиросой во рту. Милая моя мама. Она сидит, яростно нажимая на педаль «Зин­гера». У нее опухшее лицо и похмельный взгляд. Рядом с ней стол, заваленный одеждой, манекен без головы, картонные коробки, набитые вещами, ожидающими переделки. На столе бутылка дрянного вина и стакан.

У облупившейся стены, на которой кнопками приколо­ты пожелтевшие фотографии, — старенькое пианино.

Заметив в дверях гостиной мою рожу в маске, мать холодеет, ноги ее замирают, и машинка останавлива­ется. Давид меня опережает:

— Сеньора Рита, Фу-Цзы дома?

— Эй, — говорит мать, обращаясь ко мне. — Ну-ка сними эту штуку с лица, сопляк. Где это видано, в таком виде дома появляться... Ар-р-ргх...

Она рыгает. Моя мама рыгает. Два раза. Когда она вновь поднимает глаза, я снимаю с лица маску. Под ней у меня другая, точно такая же.

Сегодня суббота, а по субботам наш дом наполняет­ся «тоскующими соловьями», поэтому я бегу в таверну Фермина за бутылью вина и несколькими баночками мидий. Моя мать была довольно известной в свое вре­мя опереточной певицей, и теперь по субботам она принимает в гостиной старых друзей по труппе, давно покинувших сцену, забытых и никчемных. Вместе они поют арии из сарсуэл[9]и напиваются, плача от тоски и воспоминаний под звуки старенького пианино, за ко­торое сейчас садится толстяк тенор, усатый и потный. Вот уж потеха для меня, мальчишки! Кроме тенора в гостиной визгливая толстуха, бывшая звезда эстрад­ных концертов в «Паралело», две высокие, грудастые и ярко накрашенные меццо-сопрано с мужьями, два по­жилых разодетых баритона с напомаженными волоса­ми и Маг Фу-Цзы, фокусник и пьяница, в старом кимо­но и китайской шапочке, которую моя мать заботливо хранит с давних пор. У Фу-Цзы на редкость длинные, хорошо ухоженные руки и изысканные манеры. Все пьяны и поют, столпившись вокруг пианино со стака­нами в руках. «Зингер» отдыхает, отекшие ноги моей матери тоже. На фотографиях — молодая Рита Бени в сценках из сарсуэлы или рядом с Фу-Цзы, тоже моло­дым. На стене рядом с фотографиями — две опереточ­ные афиши.

Нежно положив руку на плечо пианиста, моя мать поет. Трепещущая от волнения, толстая, заплаканная, со стаканом, прижатым к груди, окруженная друзьями и подругами, поглощающими вино и бутерброды. По­средине гостиной — стол, на нем — грязные тарелки и большая бутыль вина, хлеб и колбаса.

— «И едва под аркой Прощенья тот кабальеро про­шел, — поет мать, и слезы блестят в ее глазах, — роза с балкона упала прямо к ногам его».

— «Роза упала, — вторит ей подвыпивший и нетвер­до стоящий на ногах хор гостей, — это любви начало».

— «Сеньорита, что здесь поливает цветы, — затяги­вает сидящий за пианино тенор, тая от сладкой грус­ти, — дерзновенье мое осуждаете вы, к розам в цвету, в дивный ваш сад я бы прийти был рад».

Хмельные и возбужденные, меццо-сопрано то и де­ло порхают к столу и, не переставая петь, склевывают ломтики колбасы и подливают вина из бутыли.

— «Ах, кабальеро с перьями на шляпе, — поют Рита и меццо-сопрано, с трудом управляя своими треля­ми, — как дерзновенье ваше приятно».

Остальные куплеты я не помню. Помню зато их го­лоса, тонкие и дрожащие, больные от тоски и ослабев­шие от выпитого вина. У моей матери жалкий вид. Пла­ча от счастья и обнимая друзей, она едва не падает. Пока гости поют под звуки пианино, Фу-Цзы отрезает не­сколько кружочков колбасы и сооружает себе бутер­брод. Он задумчиво жует, а взгляд его темных продол­говатых глаз, загадочных, источающих сладкую азиат­скую нежность, скользит по комнате и встречается с моим.

Я сижу в кресле в другом углу гостиной и что есть силы надраиваю пару видавших виды башмаков, кото­рые надену завтра, когда пойду на мою первую посто­янную работу. Башмаки и щетка, с кремом или без кре­ма — в этот раз я обхожусь слюной, — еще сыграют в моей бурной жизни забавную роль. Я знаю, что Фу-Цзы смотрит на меня, но не обращаю внимания. Спле­вываю на носок башмака и яростно тру.

«Тоскующие соловьи» заканчивают пение и обни­мают друг друга, смеясь и аплодируя. Кто-то подходит к столу, чтобы налить еще вина. Тенор уступает место за пианино моей матери, но та внезапно спотыкается и падает, переворачивая табурет и задыхаясь от смеха. Когда ей помогают подняться, меццо-сопрано печаль­но заводит «Коварство»: «Когда б захотела ты Бога спросить, могу ль я другую так страстно любить». Моя мать вздрагивает и ищет глазами Фу-Цзы. «Море, души моей отраженье, если вижу я слезы твои... «

Припоминаю, что настоящее имя Мага Фу-Цзы бы­ло Рафаэль Амат. Равнодушный к нежным взглядам мо­ей матери, он, пошатываясь, стоит передо мной. Кимо­но и китайская шапочка ему идут. Улыбаясь мне, он поднимает руки, и внезапно в них появляется колода карт. Пока гости поют, он устраивает для меня целое представление. Изящный, с вкрадчивыми и ловкими движениями, Фу-Цзы с дьявольской скоростью работает длинными пальцами, обнажая в улыбке свои жел­тые зубы. Фокус заканчивается в тот самый миг, когда звучат последние слова «Коварства», и под аплодис­менты гостей Маг раскланивается.

1 ... 5 6 7 ... 40
Перейти на страницу:
Комментарии и отзывы (0) к книге "Двуликий любовник - Хуан Марсе"