Книга Берлинский блюз - Свен Регенер

– МАМА!

– Харальд Юнке,[4]твой отец говорит, что там будет даже Харальд Юнке, – сказала мать господина Лемана.

– Мама, когда? Когда вы приедете, черт побери?!

– А, ну да, это еще не скоро, в конце октября. Эрнст, когда мы едем?

– В конце октября, – вырвалось у господина Лемана громче, чем ему хотелось бы. – В конце октября, черт побери, это ведь еще через полтора месяца или около того… – Он не знал точно, какой сегодня день, было начало сентября, в этом он был уверен. – Вы приезжаете в конце октября, и ты звонишь мне из-за этого уже сегодня? – Хотя вообще-то не стоит возмущаться, подумал он в то же самое время, это несправедливо, совершенно правильно, когда о приезде предупреждают заранее, к таким вещам нужно готовиться.

– Ты что, совсем не рад? И почему ты говоришь так, когда… – голос матери господина Лемана задрожал, и он понял, что сейчас разверзнутся все хляби небесные, – когда в гости приезжают собственные родители, после стольких лет, что ты там живешь, я так радовалась, что наконец увижу… – теперь слезы текли полноводной рекой, господин Леман слышал это по ее голосу, который, однако, в слезах не тонул. Она умеет делать это одновременно, думал господин Леман, лить ручьи слез и продолжать нормально разговаривать, думал он, погружаясь в горькое ожесточение, говорить и говорить, – увижу, как ты там живешь, – продолжала мама, – и ресторан, в котором ты работаешь, какие там у тебя друзья, и вообще надо же…

– Вы хотите меня навестить или проконтролировать? – вырвалось у господина Лемана, который вообще-то хотел уступить матери и заверить ее, хотя она и так должна была это понимать, что он вовсе не говорил ничего такого, что свидетельствовало бы о том, что он не рад, что, напротив, можно радоваться, когда собственный сын сожалеет, что они приедут так не скоро, но он не стал этого говорить, это было бы полным поражением, а поражениями от матери он был сыт по горло и не желал их больше терпеть. Этого нельзя допустить, иначе весь день пойдет коту под хвост. Ему вспомнилось, что недавно в гостях у своего лучшего друга Карла он видел телепередачу про людей, страдающих депрессией, и одна женщина там сказала: «Утром хуже всего, день только начинается», и теперь он ощущал то же самое, поэтому ему нужно было что-то сделать, нужно было отважиться на последнюю атаку.

– Контролировать? Контролировать?! Да кем ты нас считаешь? – донесся из Бремена пронзительный голос, приступ плача миновал, ее слезы приходят и уходят как тропический ливень, подумал господин Леман.

– А почему бы вам не приехать немного позднее? – Господина Лемана осенила удачная мысль, и он понял, что снова взял игру под контроль.

– Как позднее? Почему? – недоверчиво спросила мама.

– Ну подумай сама…

– Ну, Франк, что это такое!

– Ты что, забыла про мой день рождения? – Господин Леман ненавидел всю эту чушь, но что поделаешь, подумал он, на войне все средства хороши.

– Почему это я забыла про твой день рождения, – раздалось в трубке. – Он ведь только в ноябре.

– Ну да, но тем не менее, – сказал господин Леман, торжествуя.

– Но ведь это еще не скоро, почему ты об этом вообще вспомнил?

– Не скоро, так же как и твое дело.

– Какое дело?

– Ну, то, что вы приезжаете в Берлин.

– Ах вот что, так это совсем другое дело, это конец октября.

– Конец октября, начало ноября, какая разница. Ты забыла про мой день рождения! – радостно сказал господин Леман. – Ты купила путевку в Берлин и забыла, что совсем скоро мне исполняется тридцать лет.

– Чепуха, как я могла об этом забыть?

– Я тоже задаю себе этот вопрос, – сказал господин Леман, его настроение улучшилось. Я победил, подумал он.

– Как может мать забыть об этом. Тридцать, боже мой, уже тридцать лет. Я же все помню. Уже гак много. А мне и сейчас кажется, будто я только вчера держала тебя на руках…

– Да, да… – попытался снова утихомирить ее господин Леман.

– Ты был такой маленький и худенький. У нас было с тобой столько хлопот! Ты все время болел.

– Да, да, хорошо!

– И ты так много плакал, не то что твой брат. Да ну, ерунда какая, как я могла забыть про твой день рождения. Мать никогда не забудет день рождения своего ребенка. – И господин Леман услышал, как его мать сказала отцу: – Эрнст, а мы не можем поехать на неделю позже?

– Да ладно, мама! – крикнул господин Леман, который хотел этого меньше всего, но нить разговора снова прервалась, и он опять некоторое время прислушивался к оживленному бормотанию на другом конце провода, но на этот раз совсем ничего не мог разобрать, потому что мама предусмотрительно прикрыла трубку рукой.

Теперь он сидел за маленьким столиком в своей маленькой кухне, в неудобной позе, чтобы хватало провода, и приступил наконец к кофепитию. Единственный недостаток «ковбойского кофе» состоит в том, подумал он, что совершенно невозможно добиться того, чтобы все частицы кофе осели, хотя в принципе они это делают, подумал он, кофе может осесть, а чай должен отстаиваться, вспомнил он поговорку своей бабушки из Восточной Пруссии, и поэтому, думал господин Леман, в кофейном фильтре как таковом нет никакого смысла, но все равно всегда находятся несколько крошек, которые не тонут, это странно, подумал господин Леман и задался вопросом, что же не так с этими крошками, если они ведут себя иначе, чем их коллеги.

– Нет, – вновь проявилась его мама, – к сожалению, не получится. Жаль, конечно.

– И почему же? – жестко поставил вопрос господин Леман и добавил еще один аргумент: – В конце концов, тридцать лет исполняется раз в жизни!

– Я понимаю, я все понимаю, – господин Леман почти слышал, как мать на другом конце провода крючило от досады, – но у Майерлингов будет серебряная свадьба, они рассчитывают на нас, мы не можем не прийти. Но ведь ты будешь в Берлине в конце октября? Ты ведь все равно никуда не ездишь!

– Хм, это зависит от… – с наслаждением протянул господин Леман.

– Но ведь мы приедем специально ради тебя!

– Не очень-то верится, мама.

– Франк! – прозвучало почти умоляюще. – Через столько лет мы наконец-то приедем в Берлин… Мне очень жаль, что не в твой день рождения; если бы я знала, что для тебя это так важно…

– Да не так уж это и важно…

– Мне правда очень жаль, что мы не можем приехать позднее.

– Мне тоже.

– Откуда нам было знать, что для тебя это так много значит.

– Да ладно, ничего страшного.