Книга Надкушенное яблоко Гесперид - Анна Бялко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Елена, дочь Леды, о Афродита.
– Замужем давно ваша Елена, – ехидно вставила Гера.
– За царем Спарты Менелаем, – добавила Афина.
Афродита отмахнулась от них плавным жестом руки.
– Запомни, пастушок – ты выбираешь меня, я отдаю тебе Елену.
– Конкурс окончен! – провозгласил Гермес. – Суд удаляется на совещание.
Он поднял Париса с камня и увел его за кусты.
– Ну, и что ты решил? – спросил он там у ошарашенного пастуха.
– А чего я-то? – Парис так и не сумел до конца осознать происходящее.
– Ты должен выбрать одну из них. Прекраснейшую. Зевс так велел, – терпеливо, как ребенку, пояснил ему Гермес. – Вот выберешь, и будет тебе счастье. Только не ошибись.
– А кого выбрать-то?
– Прекраснейшую.
– А кто из них прекраснейшая?
– Это ты и должен выбрать.
– Я не могу. Я их толком и не разглядел. Я спал. А тут – набежали, навалились, начали слова говорить.
– Ты их хоть слушал, слова-то?
– Да вроде бы.
– Ну и выбери.
– Так я ж не понял. Одна одно, другая другое. Как я выберу?
Гермес тяжело вздохнул.
– Вот смотри. Гера – она обещала тебе, что ты станешь властвовать над Азией. Это она, конечно, хватила, такие вопросы она не решает, Зевс ей не даст. Но какую-то власть ты получишь.
– Какую?
– Ну... Так прямо сложно сказать. Гера у нас – покровительница домашнего очага, семьи, стало быть. За большее я тебе не поручусь, но в своей семье ты, безусловно, будешь хозяином и властелином. Тоже не так мало.
– Ладно. Это я понял. А другие?
– Афина обещала, что ты будешь мудрым воителем. Будешь всегда побеждать.
– Дело хорошее, – вздохнул Парис. – Да только не люблю я ее, войну эту. А третья?
– Третья обещала отдать тебе в жены Елену.
– Это которую?
– Жену царя Спарты. Ее еще считают самой красивой на свете.
– Господи! – ахнул Парис. – Да она старше меня в два раза! Я еще мальчиком был, пастухи про нее байки травили! На кой она мне сдалась?
– Дело твое, – хмыкнул Гермес. – Я тебе только объясняю.
– Ну хорошо, – вздохнул Парис. – Допустим, я выберу. Чего потом делать?
– Отдашь ей яблоко – и будешь свободен.
– Кому ей?
– Ну, начали снова здорово! Той, кому выберешь!
Парис с сомнением поглядел на яблоко, которое до сих пор держал в руке.
– И это из-за него вся бодяга? Что у вас там, с яблоками дефицит?
– Это не простое яблоко, – пояснил Гермес. – Это золотое яблоко.
– Да? – усомнился Парис. – Что-то не похоже. Откуда вы его взяли?
Гермес потерял терпение.
– Это яблоко, о смертный, которое ты столь непочтительно держишь в своих грязных руках, взято с золотого дерева, растущего в садах Гесперид! Никто из смертных не знает туда дороги! А дерево это, чтобы ты знал, вырастила наша мать Земля-Гея в подарок пресветлой Гере в день ее бракосочетания с громовержцем Зевсом...
– Как ты сказал? – перебил его тираду Парис. – Гере? Так это ее яблоко? Ну и что вы мне тут морочите голову?
Он решительно вышел из-за куста. Богини тут же окружили его.
– Я все решил. – В голосе Париса даже прорезалась определенная величавость. – Я отдаю это яблоко пресветлой Гере, которой оно принадлежит по праву.
– Ну, слава Зевсу! Нашелся хоть один нормальный. – Гера взяла у Париса яблоко, развернулась и стала торжественно удаляться, одновременно заворачиваясь в невидимую завесу. – Я не забуду тебя, пастух.
Эти ее слова прозвучали уже совсем из воздуха.
Раздосадованные Афина с Афродитой, подхватывая туники, устремились за ней. Гермес посмотрел им вслед, потом перевел взгляд на Париса, хотел что-то сказать, передумал, махнул рукой, взмыл в воздух в своих крылатых сандалиях – и тоже исчез.
Парис вздохнул, пожал плечами и пошел собирать по кустам своих заблудших овец.
Троянская война не состоялась.
– Мам! Ну ты что – хочешь сказать, что это все было то же самое яблоко?
– Да.
– У них там, можно подумать, и в самом деле яблочный дефицит.
– Знаешь что! Не нравится – выдумывай сам.
– Да нравится, нравится. Только очень длинно. Знаешь, мам?
– Что?
– Я напишу, что Геракл его просто съел на месте, это яблоко. Ну там, в Микенах, когда вышел от Эврисфея. Война ведь тогда тоже не состоится, правда? Раз яблока никакого не будет.
– Слушай, на самом деле – пиши, что хочешь. Но имей в виду...
– Что?
– Это будет уже совсем другая история. Твоя история.
– Ну и хорошо. Все, мам, я побежал. Мне еще математику делать.
На подоконнике лежало забытое кем-то надкусанное яблоко, а за окном стелился мелкий осенний дождь. Если смотреть на это из окна, да еще высокого, одиннадцатого, этажа – то было еще ничего, просто дымчатое полупрозрачное покрывало, бабушкин шифоновый шарф, далеко из детства, темно-серый, по имени «Колдунок», им мягко и тепло завязывали горло при простуде, а теперь он просто раскинулся над всем городом, бабушкина память, и вот если бы еще не точное знание, что делается там, внизу, куда падает в конце концов вся эта вода... А вот идти вниз, на улицу, в такую погоду невозможно абсолютно ни по какому поводу. В такую погоду, строго говоря, вообще не хочется покидать постель. Никогда. Если бы не срочные дела...
Ирина поежилась, отвернулась от окна, плотнее закуталась в плюшевый халат, обняла себя руками за плечи – все это одним жестом, согревающим, утешающим. У нее не было никаких срочных дел, она сегодня вообще проснулась-то по ошибке. Выходные, да праздники, да, черт бы их побрал, каникулы у детей – воистину собачье время. Тут же наползло еще одно воспоминание из детства: отец, подписывающий ее отличный табель за четверть со вздохом: «Ну, начинается собачье время», и собственная обида, и объяснения: «Каникулы ваши – это от латинского: „Canis culis“, собачье время, нечего обижаться, вырастешь – сама поймешь». Еще как поняла – когда двое парней, да две недели без дела дома на голове, сама взвоешь не хуже любой собаки...