Книга WAMPUM - Ева Ланска

Соня зажала телефон между плечом и ухом и достала из сумки записную книжку.

— Говори.

— Большой Патриарший, дом 22. Елена Шутова застрелена, пуля в лоб с близкого расстояния.

— Это бегунья-то наша?

— Да, олимпийская.

— Ром, кому-нибудь еще звонили?

— Пока нет. Но для эксклюзива нужно поспешить.

— Супер. Спасибо. Еду.

Серебристый «мини» юрко проскочил между вялодвижущимися автомобилями. Через пятнадцать минут Соня парковалась среди милицейских машин у высокого кирпичного дома.

Тульцев стоял у подъезда и курил.

Перед тем как выйти из машины, Соня достала кошелек, отсчитала несколько стодолларовых купюр, свернула их и положила в карман твидового пиджака.

— Привет.

— Здравствуй, коллега.

— Ну что там?

— Зрелище не для слабонервных. Мозги размазаны по стенке прихожей. Ее обнаружил сосед. Выстрела никто не слышал. Работали с глушителем.

— Какие версии?

Рома выплюнул сигарету на тротуар.

— Большой спорт, знаете ли.

Соня подошла ближе к Тульцеву и незаметно засунула ему в карман деньги.

— Спасибо, дорогой. Я мигом наверх и понесу новость в клювике. — Зайдя в подъезд, Соня окликнула Рому: — Звони в любое время дня и ночи!

На лестнице пришлось протискиваться сквозь толпу медицинских и милицейских работников. Кто-то в форме преградил ей путь.

— Здравствуйте. ФСБ, отдел расследования… — Соня нагло врала, ее рука деловито полезла во внутренний карман пиджака за журналистским удостоверением, которое показывать никак было нельзя. Она принялась выискивать глазами знакомого среди толпы милиционеров. И нашла. — Михаил Васильевич!

Соня обратила на себя внимание полного эмвэдэшника, следователя Беличко.

— Пропустите, — приказал Беличко постовому.

Соня подошла к следователю, стоящему на лестничной площадке. Через открытую дверь в квартиру был виден труп женщины. Вместо головы у него было кровавое месиво. Смотреть на это ни в коем случае не следовало, но Соня не могла оторвать глаз от спортивного тела в майке и шортах. Лежала спортсменка, как-то неестественно подвернув под себя ногу, закинув руку и странно изогнувшись.

«Живой человек никогда не смог бы этого повторить. Ему было бы неудобно или даже больно так лежать».

Соня продолжала смотреть на труп и проводить мысленные параллели между мертвыми и живыми.

— Что думаешь? — раздался рядом голос Беличко.

Соня вышла из оцепенения.

— Думаю, спонсоры не поделили наше олимпийское золото. Проверьте ее контракты на всю продукцию, которую она рекламировала. Поднимите все ее последние интервью, всю прессу о ней. Она могла кого-то публично оскорбить, сама того не подозревая. Могла запутаться в брэндах. Девочка новая в этом бизнесе. Также могла в погоне за более выгодным контрактом не соблюсти предыдущие договоренности. Шерстите, Михаил Васильевич. Одно могу вам сказать — дело пахнет рекламой.

Беличко крепко задумался.

— Я там гостинцы вам принесла. Сама пекла. Смотрите, чтоб Тульцев все не съел.

— Не съест. Подавится, — грозно пробасил Беличко.

Соня ухмыльнулась и на прощанье похлопала его по плечу.

4

Воробьева неоднократно возвращалась в библиотеку и проводила там по нескольку часов, пролистывая страницу за страницей газетного архива. Ни в несчастных случаях, ни в чрезвычайных происшествиях, ни в криминальных сводках ее отец не упоминался.

Закрыв последнюю газету за двадцать восьмое января, Соня устало посмотрела в окно.

После посещения психоаналитика, она стала копаться в семейной истории. А если она за что-то бралась, то доводила дело до конца. Теперь же она сидела в пыльной библиотеке и думала о том, что это расследование может отнять у нее уйму времени. Она спрашивала саму себя, может ли она это себе позволить с ее-то рабочим графиком? В какой-то момент Соне показалось, что она слышит голос Петра Львовича: «Вам не кажется, что вы ищете повод, чтобы не заниматься раскопками информации на столь болезненную для вас тему?»

Соня шевельнулась.

«Вот поэтому он и сидит у меня за головой, когда я лежу на кушетке. Я так привыкла слышать комментарии, не видя его, что он продолжает звучать в моем сознании и вне кабинета».

Соня встала. Хватит думать! Пора было приниматься за дело.

Дождь лил без остановки. Улицы были полны воды. Вода была сверху, снизу, повсюду. Люди шагали по лужам, уворачивались от брызг, летящих из-под колес проезжающих мимо машин. Над капотами автомобилей поднимался пар.

«Если он мог бросить семью, то свою работу он бросить не мог», — Соня старалась мыслить логически.

Она помнила отца, постоянно сидящим за столом в гостиной, ссутулившимся над бесконечными книгами и бумагами. Кажется, он работал над чем-то очень важным. И это что-то называлось словом, которое она категорически не могла тогда, в пять лет, выговорить. Она до сих пор помнит это мудреное слово «дисретация».

Соня решила отыскать работу отца.

* * *

— Здравствуйте! Меня зовут София Воробьева. Я журналист криминальных новостей в издании «Почетъ».

Молодой охранник МГУ долго изучал удостоверение Сони. Он смотрел то на фотографию на документе, то на Соню и не столько сомневался в подлинности удостоверения, сколько размышлял, а не осмелиться ли ему пригласить эту симпатичную девушку на свидание?

— Я освещаю случай таинственного исчезновения одного из бывших студентов вашего института. Мне нужно поговорить с деканом психфака.

Охранник представил, в какой идиотской ситуации он окажется, если она рассмеется ему в лицо в ответ на его приглашение, и решительно вернул удостоверение.

— Юрием Николаевичем?

— Да, именно с ним.

— Пройдите на второй этаж, кабинет 213.

— Спасибо, — Соня лучезарно улыбнулась охраннику, от чего тот покраснел.

Соня шла по мраморным ступенькам и думала о том, что по этой лестнице ходил ее отец. Она пыталась его представить себе, но в памяти ничего не осталось. Ей только запомнились почему-то его галстуки. У него было много разных галстуков. Придя с работы или из института, он часто сажал ее к себе на колени, крепко прижимал к себе, и она упиралась щекой в его галстук. Лица его Соня не помнила совсем. А фотографии ни одной не сохранилось.

В кабинете 213 неприятно пахло табаком. Декан сидел за письменным столом, читал какие-то бумаги и курил. Пепельница была переполнена окурками. Юрий Николаевич поднял глаза на вошедшую Соню и посмотрел на нее поверх очков, которые каким-то чудом держались на кончике его длинного носа. На вид ему было глубоко за семьдесят. Он был высок и худ, какими часто бывают старики в его возрасте.