Книга Свободу медведям - Джон Ирвинг

Бедная Ванда то и дело осторожно проводила по губам языком, словно пыталась определить, в каком месте они обветрились и саднили.

— Это ваше первое путешествие? — спросила она.

— О, я был почти везде, — заявил я.

— И на Востоке?

— По всему Востоку.

— И в Японии?

— Я был в Бангкоке.

— Где это — Бангкок? — спросила Ванда, и я слегка наклонился к ней:

— В Индии. Бангкок в Индии.

— О, в Индии! — произнесла она. — Люди там очень бедны.

— Да, очень, — согласился я, глядя на то, как она осторожно трогает свой большой рот, пряча тонкие губы под бледной рукой.

— Эй, вы, — обратилась ко мне Карлотта, — не обижайте ее. Ванда, скажи мне, если он только попробует.

— Мы всего лишь разговариваем, — ответила ей Ванда.

— О, он милый парень, — сказала Карлотта и слегка погладила меня ногой под столом.

Очковые Медведи наваливались друг на друга, плечом на плечо; один уронил голову на грудь другому.

— Графф, — обратился ко мне Зигги, — тебе не кажется, что Карлотте должен понравиться сернобык?

— Я хочу посмотреть на гиппопотама, — заявила Карлотта.

— Карлотта любит все большое, — сказал Зигги. — Этот самец, Карлотта, то, что тебе надо.

— Мы встретимся с вами за вольером гиппопотама, — сказал я. Потому что мне не хотелось, чтобы хрупкая Ванда видела сернобыка.

В связи с чем Зигги записал в своем блокноте:

«Иногда кое-где следует провести черту».

— Карлотта, — предостерег ее Зигги, — этот сернобык потрясет тебя до самой глубины души.

Но Карлотта лишь почесала ладонью свое круглое брюшко.

— Ха! — воскликнула она.

Очковые Медведи сели прямо и внимательно посмотрели на нас.

Жилище гиппопотама

Носорожье поле было обнесено рвом, а за рвом шла еще и изгородь. Если бы носорог попытался протаранить изгородь, то он переломал бы себе ноги, свалившись в ров; броня на коленях носорога была надломлена и раскрыта, словно треснувшая на солнце глина.

Поле, по которому он бегал трусцой, было плоским, с начисто вытоптанной травой. Оно немного возвышалось над остальной местностью — твердое плато между вольером гиппопотама и высокими железными воротами Тирольского сада. Если в Тирольском саду лечь на землю, то за кронами деревьев и за садами можно увидеть всю дорогу до Максинг-парка. А если сесть в папоротнике, то можно увидеть спину носорога — макушку его деревянной головы и кончик рога. Земля сотрясалась, когда он пускался трусцой.

Мы с Вандой лежали в папоротнике, исподтишка поглядывая на Зигги и толстую Карлотту.

— Куда вы теперь направляетесь? — спросила Ванда.

— За Полярный круг.

— О! — воскликнула она. — Я бы тоже хотела поехать туда. Я хочу сказать, что если бы вы путешествовали один, то я бы попросила, чтобы вы взяли меня с собой.

— И я бы непременно взял, — ответил я. Но когда я ткнулся носом в ее руку, то обнаружил, что она снова смотрит на Зигги и Карлотту.

Нам было слышно, как Зигги трубил носорогу: какое-то время я его не видел, а только слышал его призывный глас. Он вопил где-то у самого носорожьего поля. И нам было слышно, как хихикала Карлотта. Когда мы снова увидели их, они шли рука об руку за вольером гиппопотама, направляясь к воротам Тирольского сада. По безумному блеску Карлоттиных глаз нетрудно было определить, что она сражена не меньше нас — на всю жизнь; ей никогда не забыть виденного ею сернобыка.

— Давай спрячемся от них, — предложил я и потянул Ванду вниз, в папоротник.

Но в ее глазах появился испуг, и она легла на спину, обхватив себя руками.

— Карлотта! — позвала она.

— Эй, молодой человек! — закричала Карлотта. — Вы ее не обижаете?

— Мы просто беседуем, — отозвалась Ванда, — но мы тут.

И они прошли вдоль ограды к нам; Зигги одной рукой пробирался сквозь густой папоротник, сунув вторую под свитер Карлотты и обхватив ее пышный бок.

— Знаешь, Графф, — сказал Зигги, — моя Карлотта совершенно потрясена этим сернобыком.

— А кто бы не был? — отозвался я.

— О чем это вы? — спросила Ванда. — Чем она потрясена?

— Это не для тебя, дорогуша, — вмешалась Карлотта. — Вы такой милый молодой человек, — сказала она мне. — Это зрелище никак не для Ванды.

— Это зрелище для всего мира! — заявил Зигги.

— Уймись, — оборвала его Карлотта и увлекла за собой к другой дорожке.

Распластавшись на траве, мы не могли видеть друг друга. У самой земли воздух сгущался, и резкий запах испражнений какого-то животного оседал на нас.

— Полагаю, что это дерьмо носорога, — предположил Зигги.

— Или гиппопотама, — сказал я.

— Огромная куча, которая удобряет почву, — произнес Зигги.

— Но гиппопотам никогда не вылезает из воды, — возразила Карлотта.

— О, но они должны! — воскликнул Зигги. — Трудно себе представить…

А Ванда нырнула под мою согнутую руку, крепко сжав колени и положив холодную кисть мне на грудь. Мы слышали возню между Карлоттой и Зигги; дважды Карлотта вскрикнула, как дикая птица.

Ну что ж, как гласит записная книжка:

«Время проходит, благодаря Господу».

Затем мы услышали, как Карлотта сказала:

— А ты не всегда такой забавный.

И когда я посмотрел в их сторону, то увидел вытянутую вверх руку Зигги, машущую над папоротником внушительного размера черными кружевными трусами.

— Ты просто набитый дерьмом клоун, — заявила Карлотта, и я увидел ее толстую босую ногу, колотящую по папоротнику. — Можешь ты хоть иногда быть серьезным, ты, придурок! — выкрикнула она. — О, с тобой явно что-то не так.

Затем Зигги поднялся и, глядя в нашу сторону, усмехнулся; он натянул широкие трусы себе на голову вместо кепки. Карлотта принялась хлестать его пучком сорняка, и он, кривляясь, побежал к нам.

Карлотта последовала за ним, размахивая черным кружевным лифчиком с розовым кантом, одна чашечка которого была набита дерном. Лифчик болтался на ее запястье наподобие солдатской перевязи.

— Вот идет великан-убийца! — завопил Зигги.

Большие груди Карлотты свесились на колышущийся живот, а когда ее свитер задрался, я успел разглядеть темные соски.

И тогда Ванда вырвалась из моих рук и побежала к воротам; она бежала так, словно преодолевала препятствие, словно лист, увлекаемый переменчивым порывом ветра, — через ворота, обратно в зоопарк.