Книга Шестьдесят рассказов - Дино Буццати

— Иди сюда и прыгай на лошадь. Пришел и твой час позабавиться. Ну-ну, не разводи канитель, — проворчал он, делая вид, что сердится, потому что мальчик не решался принять его предложение.

— Если ты вправду этого хочешь, — сказал наконец мальчик, явно польщенный. И с легкостью, которой и сам в себе не подозревал, будучи не обучен верховой езде, он мигом оказался в седле.

Разбойники помахали шляпами, приветствуя Гаспара Планетту, а кто-то из них весело подмигнул ему: дескать, до свиданья. Потом они пришпорили лошадей и поскакали.

Они мчались стрелой, все дальше углубляясь в лес. Странно было видеть, как, наталкиваясь на завалы, они проскакивали сквозь них, не замедляя бега коней. Кони летели плавно и красиво. Мальчик и кое-кто из разбойников все еще махали ему шляпами.

Оставшись один, Планетта обвел взглядом долину. Он мельком, всего лишь краем глаза увидел теперь уже никому не нужное тело Планетты, лежащее под деревом, и перевел взор на дорогу.

Конвой все еще стоял за поворотом, и потому его не было видно. На дороге находилось лишь несколько конных егерей из эскорта: они замерли на месте, глядя в сторону Планетты. В это трудно поверить, но они наблюдали всю сцену: тени мертвых разбойников, приветствия, кавалькаду. Однако кто же станет отрицать, что в отдельные сентябрьские дни под грозовыми тучами могут происходить самые невероятные вещи?

Когда Планетта, оставшись один, обернулся, командир конных егерей заметил, что он на них смотрит. Тогда командир выпрямился и приветствовал его по-военному, как приветствуют друг друга солдаты.

Планетта, скривив губы в улыбку, прикоснулся к полям шляпы жестом вполне доброжелательным и приветливым.

Потом, во второй раз за этот день, пожал плечами. Он сделал пируэт на левой ноге, повернулся спиной к егерям, засунул руки в карманы и пошел, насвистывая, да-да, друзья, он пошел, насвистывая веселый военный марш.

Он шел в том самом направлении, в котором исчезли его товарищи. Шел в царство мертвых разбойников, в котором никогда не бывал, но имел все основания предполагать, что оно гораздо лучше, чем наше.

Егеря видели, как силуэт его делается все меньше и расплывчатее. Планетта шагал бодро, легкой походкой, никак не вяжущейся с обликом дряхлого старикашки. У него появилась та праздничная поступь, которая бывает у иных мужчин, когда им под двадцать и они чувствуют себя очень счастливыми.

3 СЕМЬ ЭТАЖЕЙ

© Перевод. Г. Киселев, 2010

Мартовским утром, проведя в поезде весь день, Джузеппе Корте сошел в городе, где находилась знаменитая клиника. Он ощущал легкий озноб, но от вокзала до клиники решил дойти пешком. При себе у него был небольшой чемодан.

Врачи обнаружили у Джузеппе Корте лишь начальную форму заболевания и все же направили его в эту известную клинику, которая специализировалась исключительно по таким болезням. Здесь работали первоклассные врачи и было установлено самое современное оборудование.

Джузеппе Корте увидел ее издалека и сразу же узнал — по фотографии в рекламном буклете. Клиника смотрелась превосходно. Белое семиэтажное здание с выступами и нишами смутно напоминало гостиницу. Вокруг здания росли высокие деревья.

После предварительного осмотра, до начала обследования, Джузеппе Корте поместили в симпатичную палату на последнем, седьмом, этаже. Светлая мебель, чистенькие обои, деревянные кресла с пестрой обивкой. Из окна открывался чудесный вид на один из живописных кварталов города. Все здесь внушало спокойствие, дышало гостеприимством, вселяло надежду.

Джузеппе Корте сразу лег в постель, зажег в изголовье лампу и стал читать привезенную с собой книгу. Вскоре вошла медсестра узнать, не нужно ли ему что.

Джузеппе Корте ни в чем не нуждался. Наоборот, он охотно принялся расспрашивать о клинике молоденькую медсестру. Так он узнал о странной особенности этой больницы. Пациенты размещались в ней по этажам в зависимости от стадии болезни. На последнем, седьмом, этаже находились самые легкие больные. На шестом — не то чтобы тяжелые, но требующие пристального внимания. На пятом этаже помещались больные с серьезными осложнениями, и так вплоть до второго этажа. Здесь содержались пациенты в тяжелейшем состоянии. Ну а на первом этаже — практически безнадежные больные.

Необычное устройство клиники предельно упрощало уход за больными. К тому же легкие больные могли не опасаться близости тех, чьи дни уже сочтены. Поэтому на каждом этаже царил раз и навсегда заведенный порядок. Это позволяло как нельзя лучше проводить курс лечения.

Все пациенты делились на семь категорий. Этаж представлял собой маленький замкнутый мирок со своими особыми правилами и традициями. Каждым отделением заведовал свой врач, применявший собственный метод лечения. Между ними были небольшие, но явные различия. Главный врач направлял работу клиники по единому руслу.

Когда сестра ушла, Джузеппе Корте почувствовал, что его уже не знобит. Он подошел к окну. Перед ним раскинулся незнакомый город. Но не город был ему интересен. Он надеялся увидеть больных с нижних этажей. Выступы здания позволяли это сделать. Взгляд Джузеппе Корте был обращен на окна первого этажа. Они казались где-то далеко, и видно их было только сбоку. Ничего особенного он так и не разглядел. Почти все окна были плотно зашторены серыми жалюзи.

Тут из окна соседней палаты высунулся мужчина. Какое-то время они приветливо переглядывались, не зная, как нарушить молчание. Наконец Джузеппе Корте первым набрался духа и спросил:

— Вы тоже здесь недавно?

— Да нет, уже два месяца… — отозвался сосед и, помолчав, нерешительно добавил: — Вот брата внизу высматриваю.

— Брата?

— Да, — ответил незнакомец. — Мы поступили в клинику вместе. Случай действительно редкий. Но брату становилось все хуже и хуже. Представляете, сейчас он уже на четвертом.

— Что значит — на четвертом?

— На четвертом этаже, — уточнил сосед. В его голосе звучало столько сочувствия и страха, что Джузеппе Корте невольно содрогнулся.

— А что, на четвертом лежат совсем тяжелые? — спросил он осторожно.

— Слава Богу, они еще не безнадежны, — покачал головой мужчина. — Но веселого, сами понимаете, мало.

— Но если, — продолжал Корте шутливым и непринужденным тоном, как будто речь шла о чем-то печальном, что его не касается, — на четвертом лежат тяжелобольные, кого же в таком случае кладут на первый?

— Ну, на первом и вовсе не жильцы. Врачи здесь бессильны. Тут уже дело за священником. Ну и, конечно…

— Однако больных на первом немного, — перебил его Джузеппе Корте, которому не терпелось услышать подтверждение своих слов. — Почти все окна наглухо зашторены.

— Сейчас-то немного, а утром было порядком, — горько усмехнулся незнакомец. — Если жалюзи опущены, значит, пациент недавно умер. Сами видите, на других этажах окна не занавешены. Прошу прошения, — добавил он, медленно разгибаясь. — Как-то посвежело. Пойду-ка лягу. Всего наилучшего.