Книга Тайны Норы - Нора Шарифф

Идея мне понравилась, и я вся отдалась обучению. С возрастом, когда мое тело стало округляться, что нормально для девочек, наши встречи участились: он показывал приемы, в которых мы стояли очень близко друг к другу. Я испытывала неловкость и решила прекратить тренировки. Но мне все равно приходилось ходить туда за покупками. Тогда он бросал мне вызов, а если я отказывалась, сам применял против меня приемы, заставляя использовать все свои силы, чтобы уклониться. Однажды я ощутила, как его пенис напрягся. Благодаря (неплохая шутка — благодаря!) своему отцу я сразу поняла, что происходит. Мне стало противно, и я, обвинив его в домогательстве, хлопнула дверью.

Очень мало людей заслуживало моего доверия, поэтому приходилось остерегаться большинства из них. Но Тонтон был совсем другим. Он никогда бы не причинил мне боль и никогда бы не заставил разочароваться.

* * *

В детстве я встречалась с Амиром, своим старшим братом, только во время каникул, когда ненадолго приезжала погостить к деду в Алжир. Я всегда была рада видеть его, да и наши отношения складывались как нельзя лучше. Тому была еще одна немаловажная причина: когда брат был с нами, отец контролировал как свои поступки, так и слова.

Как-то зимой (мне было восемь лет) дед отправил меня с Амиром в детский лагерь во Франции. Мысль, что я буду кататься на лыжах с моим старшим братом, взволновала меня. Лыжи давались мне легко, а вот Амир всегда был последним. Даже когда старался, он едва поспевал за группой, и все должны были его ждать. Однажды нашему тренеру все это надоело, и он оставил Амира позади. Я умоляла его подождать брата, даже заплакала, но тот продолжал путь. Когда он удалился на добрую сотню метров, я рассердилась. Крикнув, что мы с братом сделаем только половину круга и прибавив несколько ругательств, осталась ждать Амира. Мы с большим трудом прошли на лыжах около тридцати минут, пока не присоединились ко всем в шале, чтобы согреться. До конца нашего пребывания там я не проронила ни слова.

Лет до десяти я главенствовала в нашем тандеме, хотя Амир был старше меня на год и восемь месяцев. Именно я защищала его, а он часто становился объектом для насмешек. Соседские мальчишки завидовали брату: он жил в большом особняке, а его семья была одной из самых известных в городе. Однажды, когда мы шли вдвоем к рынку, к нам подошла группа подростков. Они окружили брата и начали толкать его по кругу, называя маленьким буржуем и папенькиным сыночком. Амир молча перелетал от одного обидчика к другому. Тогда я, рассердившись, развернулась и со всего размаха пнула вожака, парня лет четырнадцати, под зад. Тот обернулся, чтобы лучше меня разглядеть, а затем сказал брату:

— Тебе повезло, что с тобой такая сестра!

Правильно ли я поступала, защищая его? Было ли ему стыдно, что за него заступается девчонка? Я не знала, но понимала, что его семья действительно испортила мальчишку. Я говорю его семья, потому что сама больше к ней не принадлежу.

4. У меня больше нет отца!

Пока мне не исполнилось восемь лет, отец ограничивался лишь прикосновениями ко мне. Потом он перестал брать меня на колени, чтобы моя мать ничего не заподозрила. Сдерживать его натиск становилось все сложнее. Его ночные визиты стали реже, слава Господу! Но все же они были, и этого вполне хватало, чтобы отравлять мое существование! Я не помню, насколько часты они были, но помню точно, что изнасиловал он меня трижды. Трижды! Теперь я боюсь этого числа. И это в восемь-то лет! Мы еще жили во Франции в то время. Мои глаза наполняются слезами, и написанные строчки расплываются передо мною.

Мать тогда поехала в Алжир на свадьбу родственника, имени которого я уже не помню. Обычно я убегала на улицу, когда отец был дома. Но в тот день шел дождь — пришлось сидеть дома, отчего я стала более уязвима. Конечно, я была бдительна и уж никак не считаю себя виновной в том, что произошло! Разве у него было на это право?.. Мои мысли путаются! Тошнит. Не знаю, какие подобрать слова, чтобы это описать. Как передать весь ужас, который он заставил меня испытать? Я боюсь слов, боюсь их. Они способны вызывать образы, от которых я столько времени безуспешно пытаюсь убежать. Я боюсь, что, постоянно вызывая их, я навсегда утрачу себя, разбившись на тысячи частей. Я боюсь быть сломленной и уничтоженной. Я боюсь снова пережить это.

Итак, шел дождь. Гром и молнии разрывали серое небо. Дождевые капли пронзали воздух и со стуком падали на крышу. Прижавшись к окну, я восхищенно наблюдала за грозой, которая вполне соответствовала моему состоянию: я злилась оттого, что вынуждена сидеть дома наедине с этим человеком. Вдруг я услышала его тошнотворное дыхание за спиной и обернулась. Он стоял в дверном проеме столовой. Я даже не удивилась — я знала, что так или иначе, но он воспользуется отсутствием моей матери. Она была слишком далеко, чтобы почувствовать мое отчаяние, слишком далеко, чтобы услышать мой крик о помощи.

Единственным препятствием между нами был стол. Я хотела убежать, но его безумный взгляд пронзил меня насквозь, словно я была прозрачная. Это был такой же жуткий взгляд, как у героя Джека Николсона в фильме «Сияние». Что ему нужно от меня? Казалось, он потерял рассудок. Может, он решил меня убить?

Он сделал несколько шагов в мою сторону. Я следила за его движениями, чувствуя, как сильно бьется сердце и в висках пульсирует кровь. Если он зайдет справа от стола, я побегу влево. И наоборот. Главное, не дать ему подойти слишком близко. Я не знала точно, что у него на уме, но ощущала каждой клеточкой, что мне угрожает опасность.

Потеряв терпение, он обогнул стол и бросился за мной. Я побежала к лестнице во всю прыть и взлетела наверх. Колени дрожали от страха, и, чтобы удержаться, я хваталась за перила, как вдруг поскользнулась на старом, протертом ковре. Он сразу схватил меня. Я отбивалась изо всех сил, но все было напрасно. Он потащил меня в ванну и, бросив на пол, навалился сверху. Я чувствовала, что вот-вот разорвусь. Других слов у меня нет. Он разрывал меня! Я больше не существовала, как не существовали мои слезы, мольбы, все было напрасно. Только острая душевная боль, такая же невыносимая, как и физическая боль между бедрами. Нет, это чудовище больше не имело права называться моим отцом! Но бежать мне было некуда, я могла только закрыться в себе, чтобы защититься от его попыток, чтобы оказаться там, где никто не найдет меня, подальше от монстра, который живьем разрывал меня на части.

Когда он оставил меня в покое, я, плача, поковыляла к себе. Впервые в жизни я рыдала так горько. Никогда не чувствовала себя настолько грязной. Поднимаясь с пола, я почувствовала, что ладонью попала во что-то мокрое. Увидев красные от крови пальцы, решила, что поранилась, отчасти это была правда (рана в моей душе до сих пор кровоточит!). Осмотрев себя, я поняла, что кровь у меня на бедрах. Только тогда я осознала, что именно произошло.

Это была среда. Выскочив на улицу, я долго бежала, не разбирая дороги. Потом, перейдя на шаг, долго и бесцельно бродила. Словно потерявшийся зомби. Дождь стихал, становясь похожим на тот, что шел сегодня за окном. Это успокоило меня. Казалось, он смывает с меня грязь и утешает, как мать, купающая ребенка.