Книга Лицей послушных жен - Ирэн Роздобудько
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хорошее было дерево. Мое…
…Дерево действительно принадлежало ей.
Ей одной.
И больше никому.
Разве что Ярик был причастен к большой тайне: если приложить к стволу ухо, можно было услышать, как внутри звучат голоса, записанные на спиральных полосках, как на виниловых пластинках. Ника представляла, как много этих «пластинок», плотно подогнанных одна к другой, до самой кроны, как смешиваются и сливаются звуки, накладываясь один на другой. Она уверяла Ярика, что может запросто расшифровать их все. Прикладывая ухо к коре, выставляла палец – «Тихо!», – и Ярик нетерпеливо замирал рядом. А она, выдержав паузу, начинала пересказывать множество историй, услышанных изнутри.
Однажды, в конце второго класса, в последний день занятий, им выдали первое в жизни важное удостоверение с золотыми тиснеными буквами на корочке – «Зеленый патруль». Каждый ученик сдал по две копейки первого взноса, учительница поставила свою подпись в графе «Оплачено» и школьную печать.
Это означало, что отныне все они причастны к серьезному обществу защитников природы. Учительница объяснила, что это очень важное дело и теперь они должны защищать все живое от уничтожения или повреждения. А уж самим вырезать ножиком на дереве свои имена, выковыривать улиток из их домиков или вытаптывать траву – не сметь! Более того, имея такое удостоверение, юные защитники природы могут сами брать штраф с вредителей или сразу вызывать милицию. С того времени, страшно гордые своим новым назначением, Ника и Ярик рыскали по окрестностям в надежде разоблачить и обезвредить врагов природы. Как на грех, все враги будто спрятались от бдительного ока защитников: никто не ломал деревьев, не рвал цветов, не мучил ежиков, не вытаптывал палисадников.
Первым вредителей природы заметил Ярик. Это было в воскресенье вечером. Красный как помидор, он, не разуваясь, вбежал в квартиру Ники и закричал страшным голосом: «Нахалыч и другие жгут Твое Дерево!» В руках у него было зеленое удостоверение, которым он размахивал перед носом девочки, как флагом.
Выяснилось, что целая группа злоумышленников во главе с Нахал Нахалычем и тетей Ниной, вооружившись деревянной лестницей и горящими факелами, уже подступают к священному дереву в конце двора с намерением сжечь его. «Хватай удостоверение – и айда! – закричал Ярик. – Будем штрафовать!»
Чтобы подкрепить свое право еще чем-то серьезным, Ника вытащила две металлические папины бляхи-повязки с надписью «ДНД» и отчеканенным на них гербом. Повязки сползали с худых детских рук, поэтому пришлось нацепить их на головы. Так, держа в руках удостоверения и с гербами на лбу, они выбежали во двор. И увидели странную процессию: группа соседей приближалась к дереву при свете факелов. Процессия была похожа на шествие американских куклуксклановцев.
Впереди шел Нахал Нахалыч с длинной лестницей на плечах. Силы были явно не равны.
– Ты их задержи, – прошептал Ярик, – а я сбегаю вызову милицию.
И он помчал к телефонной будке, оставив Нику один на один, а точнее, один на семь с врагом.
– Ты что, деточка? Что такое? – удивилась тетя Нина, лицо которой пестрело красным заревом горящего факела и оттого напоминало лицо туземца-людоеда с какого-нибудь необитаемого острова. Такое же зарево играло на лицах Нахал Нахалыча, дяди Вани-встань-с-диваня, Петра-барахла, который присоединился к ним, и еще нескольких соседей из дома напротив. Все они удивленно уставились на Нику, пытаясь обойти ее раскинутые руки.
Ника размахивала своим первым важным документом и ждала помощи. Та вскоре прибыла в виде милицейского «газика», со свистом и огнями въехавшего во двор.
Соседи оторопели. Даже застыли в воздухе огни факелов.
Ярик удовлетворенно улыбнулся Нике.
– Что здесь происходит? – козырнул сержант замершей толпе.
– Здесь дерево хотят сжечь, – сообщил Ярик.
– Что ты такое несешь, негодник? – вышла вперед мама Ярика. – Тоже мне Павлик Морозов нашелся!
– Мы давно собирались обжечь на дереве коконы. Видите, тут их сколько, – сказала тетя Нина. – А то гусеницы на голову падают! Да и дерево от этого болеет…
Сержант поднял голову на листья, вздохнул, снял и протер платком внутренний ободок фуражки, незлобиво погрозил детям пальцем (как раз в этот момент ему на погоны свалилась мохнатая зеленая гусеница) и полез в машину. Мигая инопланетными огоньками, она отчалила.
А взгляды соседей направились на перепуганных детей. Ника вжала голову как можно глубже в плечи, Ярик вышел вперед, прикрывая ее возможное отступление своей худенькой спиной.
– Держите лестницу снизу, защитники природы! – велел им Нахал Нахалыч и полез наверх с зажженным факелом.
За ним на дерево полезли остальные, распределились по веткам, и – пошла работа!
Ника слышала, как похрустывают охваченные пламенем коконы.
Смотрела вверх на мигающие огни среди раскидистых веток, на черные тени людей, медленно двигающихся вверху, тыкающих этими огнями в белые пушистые шарики, – и вся эта картина навсегда запечатлелась в ее воображении, как таинственный ритуал общего дела, к которому была причастна и она.
«…Зайду за угол и на счет “три” открою глаза», – решила я, заключив сама с собой пари: будет дерево или нет?
Мысленно проговорив «раз» и сделав несколько шагов, я снова почувствовала легкую тошноту. А за ней предательски вспыхнула желудочная колика, с которой у меня обычно начинался приступ моего старого друга со студенческих лет – гастрита. Стало не до пари. Я представила, как падаю среди этого марсианского пейзажа одна-одинешенька и корчусь на сковороде раскаленного асфальта, как червяк. Как кокон, подожженный факелом.
Я свернулась в баранку, пытаясь вытащить из сумочки мобильник, и почти вслепую, механически нащупывая себе путь рукой, продвинулась вперед. Резкая боль ослепила меня похлеще проклятого солнца! Если бы в это время кто-то крикнул: «Три!», то я бы проиграла пари: моя рука натолкнулась на ствол. Дерево было!
Мое дерево!
Хватая губами горячий сухой воздух и почти теряя сознание, я все же на какую-то долю секунды обрадовалась: если умру, то под тем же деревом, под которым родилась.
То есть родилась я, конечно, не под деревом, но наверняка знаю, что из роддома меня несли по этой же тропинке и, возможно, тень от тогдашней, еще молодой листвы упала на мое лицо.
Очень р-р-р-романтично…
Стиснув зубы, я улыбнулась. Если бы еще уцелела та «моя» скамейка, я бы свалилась на нее – не лежать же на голой земле!
Машинально оперлась на ствол и начала сползать по нему на землю. Но до земли не добралась – опустилась на скамейку, которую, видимо, не заметила сразу. Согнувшись в три погибели с зажатым в руке телефоном, я не могла открыть глаза, раскачивалась взад-вперед и умоляла, чтобы приступ прошел сам по себе, без вмешательства «скорой помощи». Клялась, что завтра же наконец сдамся врачам.