Книга Осенняя история - Томмазо Ландольфи

Затем я вышел на деревянную площадку с балюстрадой. Отсюда, делая изгиб, сбегала лестница и рассекала две стены в большой прихожей с объемным слуховым окном. Площадка упиралась в маленькую арку, проделанную в толще кладки с обратной стороны. За аркой протянулась короткая цепочка комнат. Главной целью моих блужданий было поскорей добраться до залы в первом этаже, единственного знакомого мне места в доме, где я надеялся кого-нибудь застать. Казалось, этот путь мне проложила незримая рука: она и открывала именно те двери, в которые я должен был войти. Я с удивлением отметил, что, до сих пор кружа по дому, так и не смог составить явственного представленья о размещении его покоев.

Словом, я не стал спускаться по деревянной лестнице и двинулся под арку.

Вначале я прошел по неприметному пустому коридору. Миновал попутно вереницу сумрачных каморок и очутился в следующем коридоре с оконцем в глубине. Ближе к середине он расширялся вбок подобием салона, в который выходило три-четыре двери. Едва я подошел к означенному месту, как неожиданно услышал жуткий визг — полузвериный-получеловечий. В тот же миг раздался громкий стук двери, вернее, кто-то со всего размаху ее захлопнул. Из тех дверей, что были у меня перед глазами, не шелохнулась ни одна. Выходит, стукнувшая дверь скрывалась где-то за стеной.

Немного оробев от происшедшего, я растерялся. Решил остановить свой поиск и даже спешно отступил к площадке. Уже без колебаний я устремился вниз по лестнице. Наперекор моей дневной благонастроенности, дом снова обволакивал меня своею мрачною стихией. Теперь мне стало ясно: судьба забросила меня под сень жилища, хозяева которого и сами не уверены, что знают досконально все его ходы и выходы.

Из прихожей я перешел в другое помещенье, видно, служившее когда-то гладильной или кладовой. Справа через распахнутую дверь виднелась внушительных размеров патриархальная поварня. За ней тянулся новый переход, потом передняя, а там и зала — цель моих скитаний. В зале никого: ни псов, ни их хозяев. Перевалив через хребет, несдержанное солнце достало наконец и до ее окна. От этого потока света зала выглядела, если так можно выразиться, встревоженной и недовольной. В каждом предмете чувствовалось ошеломление, едва ль не оторопь. Все здесь казалось мне каким-то терпким и заплесневелым.

Как быть: позвать кого-нибудь? А если звать — откуда и кого? Ступая по разбитым стеклам, я подошел к окну в надежде увидать хотя бы сторожа, крестьянина или работника. Ужель и впрямь хозяин здесь обретается один? Куда бы я ни кинул взгляд, я никого не замечал. Пугающая тишина царила не только в доме, но и в усадебных постройках и в саду. Однообразный щебет птиц лишь нагнетал ее.

Я отошел подальше в залу и оказался перед столиком. На нем лежал раскрытый фолиант. Невзначай я заглянул в него. Печатный том семнадцатого века. Взгляд выхватил отдельные слова, не позволявшие судить о книге. Я захотел узнать название, стал перелистывать страницы и тут почувствовал, что кто-то смотрит мне в затылок. Вздрогнув, я обернулся. За моей спиной стоял немного запыхавшийся хозяин. Видно, меня он заприметил у окна, сам оставаясь незамеченным, и подоспел немедля, чтобы не дать мне одному расхаживать по дому. Через парадный вход могучими прыжками вбежали оба пса. Все трое, стало быть, пришли извне.

Старик, по своему обыкновению, безмолвно впился в чужака глазами. Он словно ждал, что я рассыплюсь в благодарностях и распрощаюсь. Так, видно, мне и следовало поступить. Но вот что странно: эта мысль мне даже не взбрела на ум. Я вдруг смешался. Промямлил, что превосходно выспался, что у него на редкость гостеприимный дом и прочее все в том же роде. Он не ответил, услышать ожидая чуть более осмысленные речи. И я спросил, где умывальная. Безропотно-учтивым жестом он указал мне на окно. Это означало, что я могу умыться у колодца перед террасой. Ему определенно не терпелось от меня отделаться. Но я-то и не думал уходить. Даже не знаю, что на меня нашло: моими мыслями и утренним настроем овладел порыв, который трудно было объяснить одним природным любопытством. Заставить отступить меня уж не могли ни риск, которому я подвергался в чуждом доме, ни правила приличия; а соблюдать их я полагал своим первейшим долгом. Все было так, как будто я очутился в саду Армиды, да только задом наперед. Неудивительно, что дом неодолимо притягивал к себе. Однако в этом притяжении мне точно слышался отчетливый призыв. Иное дело, откуда — от кого иль от чего — он исходил.

Без лишних слов я подошел к двери, послушно направляясь, как указал хозяин, к колодцу. Ружье я прислонил в углу, еще войдя сюда. Хозяин молчаливо кивнул мне на него; я не ответил и продолжил путь. Тогда, шагнув к порогу, он осторожно взял меня под руку и улыбнулся во второй раз (если, конечно, первый мне не пригрезился), затем с холодной вежливостью произнес:

— Сударь, следуя старинному обычаю семьи, я с превеликою готовностью вам оказал бы всеразличную гостеприимность, в которой вы нуждаетесь. Однако, по множеству причин, возможностей к тому я не имею. Сие не означает, — добавил он поспешно, — что вам немедля надлежит покинуть дом. И все же я просил бы, сударь, объявить, как долго вы у меня намерены пробыть.

Для этакой оказии подобный слог нельзя было назвать не очень-то напыщенным. И вообще его манера выражаться напоминала речь человека, давно отвыкшего помногу говорить или всецело пребывавшего в том времени, когда он прибегал к словам. В продолжение своей тирады хозяин недовольно морщился, как будто чувствуя, что говорит чрезмерно или слишком мало. Иные заведенные на этот случай обороты он выводил с особой неуверенностью. В выговоре старика сквозили несомненные приметы завидной родословной и недурного воспитанья девятнадцатого века.

И все же, сказанное им не допускало возражений. Помявшись, я ответил, что не собираюсь злоупотреблять его гостеприимством. Довольно беззастенчивое заявленье, если вспомнить, каким манером я проник в его жилище. Учитывая мое теперешнее положение и ту опасность, которую оно по — прежнему таило, я должен был остаться в доме еще на некоторое время. Уклончивый ответ. Нетерпеливо повернувшись, старик учтиво заключил:

— Словом, сударь, я полагаюсь на вашу деликатность.

Крайне смутившись, я пообещал, что проявлю ее во что бы то ни стало. Но он уже направился с собаками в утробу дома и вкоротке исчез.

Глава шестая

Я вышел и, воду зачерпнув ведром, напоминавшим больше решето, умылся. Затем с беспечным видом стал слоняться возле дома. Коль скоро завтрак здесь, как видно, был не принят, я совершенно беззастенчиво добыл себе немного пропитания с отяжелевших веток дикой яблони.

Все это время меня не покидало чувство, будто за мною пристально следят. Однако в окнах было пусто, да и без жалюзи они не очень-то годились для скрытной слежки. Внезапно гулко хлопнула одна из ставен, какая именно — я не успел заметить. Я мигом вспомнил о недавнем происшествии. Опять незримая рука? Но чья? На этот раз, пожалуй, старика, хотя едва ли там, за дверью, был тоже он. Все это вполне вязалось с его привычкой появляться неожиданно. Я вряд ли ошибался, когда решил, что в залу он вошел снаружи. Но кто же в этом случае открыл мне утром дверь? Кто, как не он? А если в доме есть другие обитатели, то почему они так тщательно скрываются? Ничтожный этот случай вновь вызвал у меня обилие догадок, о коих умолчу.