Книга Спокойная совесть - Карлос Фуэнтес

В 1917 году, когда старик Панфило скончался, в доме оставалось уже совсем мало прислуги. В 1920-м, когда умерла Гильермина, закрыли почти все спальни. Асунсьон и ее муж, Хорхе Балькарсель, жили в Англии. Родольфо остался один, он запер еще несколько дверей. С изданием закона об общественных пастбищах большая часть 78 000 га, приобретенных Пене Себальосом за бесценок, подлежала разделу. Воевать из-за земли Родольфо не хотелось, он махнул на нее рукой. Имея магазин у храма св. Диего и доставшиеся от матери золотые песо, последний Себальос жил совсем недурно. От сидячей жизни усилилась унаследованная от бабушки склонность к полноте, и в двадцать девять лет он был толстеньким, улыбчивым и флегматичным молодым человеком, легко заводившим друзей, но только не среди отпрысков старинных семейств, некогда собиравшихся на званые вечера в каменный особняк. С этими людьми ему было скучно — сплошные разговоры о прошлых временах, о прежних роскошных свадьбах да о том, какой предприимчивый был дон Пепе Себальос. Все они пострадали от Революции, все вздыхали о былом, многие переселились в Мехико. Родольфо предпочитал беседы о ценах на хлопок, о превосходных португальских сардинах, которые доставлял дон Чепепон Лопес, да о памятных партиях в домино, игранных с другими коммерсантами в погребке в саду Единения. В шесть вечера он запирал свое заведение и отправлялся туда. Вскоре он, не связанный семьей, единственный обитатель дома, начал приглашать в каменный особняк робеющих от такой чести собутыльников. Можно себе представить, что сказала бы донья Гильермина при виде этой мужской компании в ее французской гостиной. Они курили сигары. Пили пиво. Толковали о рыночных ценах. Божились, что повесят какого-то плута за задницу. Но благодаря одному из них — тому самому Чепепону Лопесу, поставщику вин и консервов. — Родольфо познакомился с той, что стала затем его женой и матерью его сына. Аделина Лопес умом не блистала, но была хорошего роста, со скромными манерами, большая охотница справлять девятидневные моленья, причащаться в первые пятницы и запираться у себя для благочестивых размышлений в великий пост. Родольфо уже видел ее во время концертов, которые три раза в неделю устраивались в саду Единения. Мужчины и дамы прохаживались там двумя встречными потоками. Но флегматичный Родольфо обычно сидел на скамейке, глядя на гуляющих и ковыряя в зубах зубочисткой. По правде сказать, эта девушка и не влекла его и не отталкивала, не вызывала в нем никаких чувств. Проводя полдня в магазине, полдня в компании друзей и иногда посещая публичный дом молодой коммерсант был вполне доволен жизнью. Не будь Чепепон так заинтересован пристроить свою дочурку в знаменитом доме на Спуске к саду Морелоса. Хайме Себальос никогда бы не родился. Сперва юная Лопес стала чаще захаживать в магазин, и Родольфо, любитель поболтать, попался на удочку ее рассуждений о святости домашнего очага и о пользе для будущих матерей воспитания в благочестивом духе. Затем молодого толстяка стали приглашать на экскурсии в компаниях невысокого пошиба: Валенсиана, пещеры Города Слоновой Когти. Аделина то испуганным шепотом отнекивалась, то разрешала неловкому и конфузливому кавалеру прикоснуться к себе. Когда же наконец друзья в одну из пятниц увидели, что они вместе входят в иезуитский храм, все убедились, что дон Чепепон выиграл сражение.

Были и неприятности. Жених написал о предстоящей свадьбе своей сестре Асунсьон Балькарсель, и та ответила, что ей неизвестно, кто такие эти Лопесы, но мужу ее, мол, удалось узнать, что происхождения Чепепон весьма сомнительного. Это предупреждение не возымело действия, тогда Асунсьон снова написала, что, мол, дочь этого дона Безродного не будет спать в постели ее матери. Все дело было в том, что жаждавший стать тестем Себальоса Чепепон Лопес когда-то в юности был простым учеником в магазине тканей того самого дона Хосе Луиса Регулеса, который едва не разорил дядюшку Панфило своей конкуренцией. У молодого Чепепона родилась внебрачная дочь, он ее удочерил, и она-то была та самая Аделина, которая теперь намеревалась обесчестить ложе красного дерева Маргариты Мачадо и Гильермины Монтаньес. «Но ведь наш дед Ихинио тоже начинал учеником в магазине», — говорил себе Родольфо. В декабре 1926 года он и Аделина обвенчались, и в каменном особняке уже не слышался смех веселых партнеров по домино. Родольфо был очень доволен своей декларацией независимости, но вскоре ему довелось снова ощутить бремя семейной традиции — прямодушие деда Ихинио, героизм дяди Франсиско, неподкупность дяди Панфило, аристократизм Гильермины, энергия Пепе Себальоса, — когда в следующем году чета Балькарсель переехала в Гуанахуато и потребовала, чтобы молодая пара освободила дом предков. Хорхе Балькарселю дель Мораль было поручено президентом Кальесом[33]провести детальное исследование экономики их провинции. Положение обязывало его вести открытый образ жизни. Балькарсель, который в двадцать лет бежал, напуганный топотом копыт революционной кавалерии, вступил затем в London School of Economics.[34]Двадцати девяти лет он вернулся в Мехико с ореолом знатока новейших достижений науки. Когда генерал Кальес приступил к реорганизации финансовой жизни страны, Балькарсель оказался нужным человеком. И вот новоиспеченный экономист в брюках гольф и в клетчатом кепи заявил толстяку коммерсанту, что тот должен уступить ему отчий кров.

— Характер его профессии позволяет ему проживать в верхнем этаже магазина, где жил дядя Панфило. Мне же, по роду моих занятий, необходим большой дом.

Это сказал Балькарсель, и отныне его голос будет голосом повелителя.

— Нет, мы не согласны, — осмелилась возразить Аделина. — Вы, должно быть, еще не знаете, что мы, Фито и я, поддерживаем отношения с лучшими семействами Гуанахуато. У нас бывают гости, как и при жизни Гильермивы, да, да!

Как прошел первый год супружеской жизни Аделины и Родольфо? Родольфо, женившись, видимо, счел своим долгом по возможности поддерживать стиль жизни истинного Себальоса. Брак всегда ведет к переменам в духовном облике: в случае Родольфо Себальоса единственно вероятной переменой был переход от благодушного, беспечного, бездеятельного существования к жизни — как бы это сказал он сам? — более серьезной, более степенной. В него никогда не верили. Он не мог получить юридическое образование. Мать отстранила его от управления поместьем. Теперь он покажет, что способен быть таким же образцовым главой семейства, как его отец. Это преображение стоило ему не слишком большого труда: если Родольфо был внуком Маргариты жизнерадостной, он также был сыном Гильермины чопорной. Надо признать, что Аделина со своей стороны сделала все возможное, чтобы направить его по этому пути. Поведение этой женщины было своего рода самоубийством: она стремилась войти в лучшее общество, ради чего Родольфо должен был вести светский образ жизни, но именно из-за этого становилась со временем все заметней вульгарность самой Аделины. Она не понимала, что залог ее счастья был, наоборот, в том, чтобы Родольфо продолжал жить по-прежнему, беспечно, безалаберно. Она была бы идеальной женой любителя домино. Но именно Аделина заставила Родольфо закрыть двери дома для его давних партнеров. Аделина ограничила шумные визиты дона Чепепона, теперь он приходил только на воскресный обед. Аделина уговорила мужа отпереть большую французскую гостиную, она же составляла списки гостей из высшего круга. Она потребовала, чтобы Родольфо взял в магазин приказчика, а сам сидел в помещении наверху, названном «конторой». Она же, наконец, согнала с уст коммерсанта неизменную его улыбку. Но, увы, появляясь в субботние вечера перед неумело подобранным обществом из представителей старинных семейств, Аделина давала мужу возможность сравнивать. И не то чтобы манеры гостей были чрезмерно изысканны, просто всякий раз оказывалось, что Аделина стоит еще на ступеньку ниже весьма среднего провинциального уровня. Все говорили приглушенным голосом, Аделина — крикливым. Все были неискренни, Аделина тут переигрывала. Все были набожны, Аделина — вульгарно набожна. И все обладали минимумом знаний общеизвестных вещей, у нее же не было и этого минимума. Пошли толки: безвкусица, отсутствие такта, плохое воспитание. И Родольфо, намереваясь возродить традиции дома, должен был выслушивать эти упреки. По мере того как осуществлялись планы жены, чувства мужа остывали. Начались пререкания, упреки, ссоры, слезы.