Книга Египетские приключения - Оливия Кулидж

К часу дня становилось жарче, и воздух тяжелел от полуденной жары и запаха кипящего мяса. Сенмен все чаще стирал пот с лица, а те, кто закончил обедать, располагались на полуденный отдых прямо в столовой, удобно устроившись на полу вдоль стены. Теперь слуги могли задерживаться у столиков с опоздавшими и фактически оттеснили одного нерасторопного цирюльника прежде, чем он успел дотронуться до остатков обеда, оставленных ему клиентом. Сенмен со своими близкими друзьями обычно обедал поздно, а затем в мгновение ока избавлялся от оставшихся посетителей.

– Прошло время золотых дел мастеров, – решительно сказал морщинистый, темнокожий человек, когда владелец столовой пододвинул скамейку и с жадностью начал есть полуостывшее мясо. – Когда-то люди нашей профессии жили зажиточно, пока богачи не скупили ремесленников, изготовлявших для них ювелирные изделия. А сейчас мы проводим все свое время на улицах в поисках заказов, и когда мы получаем их, то нам приходится делать грубые изделия за мизерную плату.

– Если хочешь, давай поменяемся профессиями, – предложил красильщик, протягивая свои морщинистые руки, покрытые несмываемой фиолетовой краской, от которых шел ужасный запах гнилой рыбы. – По крайней мере, от вас люди не отворачиваются, когда вы проходите мимо.

– И вы не работаете день и ночь, чтобы не умереть с голода, – вступил в разговор сапожник. – Если хотите знать, я затянул зубами так много узлов из кожаных полосок на сандалиях, что даже тушеное мясо Сенмена имеет вкус ужасно выделанной кожи.

– Ну а не думаете ли вы, что это так привлекательно часами обслуживать посетителей в нестерпимой жаре, – парировал Сенмен.

– А вот писец, – сказал пожилой маленький золотых дел мастер, возвращаясь к начатой теме. – Конечно, больше чем десять лет в школе, где ничего не зарабатывают и хорошо едят, – это огромная жертва. Однако подумайте о результатах! У меня есть дядя, который работает учетчиком одного из больших зернохранилищ и живет богато, и все потому, что он научился читать и писать.

– Но таких же дядей немного, – заявил каменщик с воспаленными глазами и мозолистыми руками, к нему обращался золотых дел мастер. – Мне кажется, он мог бы послать тебя в школу, и ты бы тоже стал писцом.

– Мог бы, – согласился золотых дел мастер, подмигнув, – если бы тогда не обнаружилось, что он украл восемь тысяч бушелей[1]пшеницы из зернохранилища и продал их. Всему виной этот случай, а то я также мог бы стать великим человеком.

– Сын моей сестры – писец, – сообщил Сенмен, отодвигая остатки тушеного мяса. – Он ведет счета своего хозяина-плотника и должен был жениться на моей дочери. Но, как ни странно, несмотря на его превосходные перспективы, она даже не смотрит на него.

– Туи даже не смотрит на него? – воскликнул потрясенный сапожник, всплеснув от удивления длинными, худыми руками. – Сын вашей собственной сестры и в самом деле писец?

– Выпори ее плетьми, – кратко посоветовал каменщик.

– Порол, – ответил Сенмен, – а она вылила в пиво какую-то отраву и испортила его. Дешевле оставить ее в покое.

– И зачем только мы пили это вино, – сказал красильщик, уныло покачав головой, недовольный качеством вина. – Да… Сегодня молодые люди не имеют никакого уважения к старшим.

– У Туи, наверно, есть другой возлюбленный, – предположил сапожник, – иначе бы она не поступила так глупо.

– Да у нее их столько, сколько мух в моей столовой! – закричал Сенмен, отгоняя гудящий рой от остатков еды на его столе, как бы в подтверждение своих слов. – Всякая шушера околачивается около моего двора. Давно пора бы уж уладить отношения с Тинро. Он парень постоянный и никогда даже не смотрит в сторону других девушек.

– Да, нехорошо получается, – мудро заметил золотых дел мастер. – А пусть он обратит внимание на дочку плотника для разнообразия.

– А у плотника нет дочки, – возразил Сенмен уныло, – и в любом случае Тинро не тот молодой человек.

– Ну, тогда ему действительно нужна помощь, подберем ему девушку, – сказал, улыбаясь, золотых дел мастер. – Я бы не знал, как это делается, если бы мои пять дочерей не научили меня. Будешь ли ты, Сенмен, кормить меня месяц бесплатно, если я покажу тебе, как заставить Туи изменить свое мнение?

– Договорились, – сказал Сенмен, подсчитывая расходы.

– В таком случае к обеду вместо вина подавай мне пиво.

– Сколько пива?!

– Так ты хочешь все уладить с Туи или нет? – нетерпеливо воскликнул золотых дел мастер. – Заключим пари?

– Заключим! – воскликнул сапожник, протягивая ладонь. – Давайте заключим пари на троих. Тогда у золотых дел мастера будет равный шанс.

Дом Сенмена находился за столовой. Его окна выходили во двор, который раньше принадлежал одной семье, а теперь двором пользовались несколько семей. За столовой располагались булочная и кладовая, от которых тянулся коридор в спальни, расположенные на первом этаже. Днем было прохладнее на верхних этажах, так как через отверстия в крыше дул ветерок. А свет в комнаты проходил сквозь двери затененных балконов, в которых почти не было окон. Здесь, после полуденного отдыха, Сенмен и нашел свою дочь, заглаживавшую складки на полотняных одеждах: сначала она смачивала накрахмаленный материал, затем разглаживала его рукой на дощечках с желобками. Он раздраженно заметил, что работа выполнена только лишь наполовину, в то время как у дочери нашлось время накрасить губы и сделать замысловатую прическу. Более того, сын жившего по соседству булочника (несимпатичный парень с прыщавым лицом, который частенько бывал навеселе) болтался во дворе, вместо того чтобы делать миндальное тесто для пирога, который надо было выпечь на следующий день. Сенмен не мог понять женских вкусов.

Взбудораженный этими тревожными размышлениями, он вышел на балкон и принялся журить свою дочь.

– Я же предупреждал тебя, что Тинро устанет от твоих капризов! – воскликнул он, сорвав парик и зачерпнув воды, чтобы охладить свою бритую голову. – Он уже написал замечательную поэму, посвященную дочери плотника, Тосерт.

– Ну и пусть, – ответила Туи, презрительно качнув головой так, что запрыгало бесчисленное количество глиняных шариков, вплетенных в волосы, которые пышной копной обрамляли ее лицо. – Надеюсь, что для нее Тинро нашел менее скучные фразы, чем те, что он говорил мне.

– Он написал красивую поэму о любви, – возразил ее отец, зная, что на противоположном балконе некрасивые и завистливые дочери булочника подслушивали их разговор. – Что касается тебя, то каждое слово, я должен признать, соответствует твоему легкомысленному поведению.

– Как посмел Тинро упомянуть мое имя? – воскликнула Туи, топнув ногой. – Я никогда в жизни не скажу ему ни слова.