Книга Записки на табличках Апронении Авиции - Паскаль Киньяр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Аниции Пробе удалось собрать вокруг себя остатки прежнего своего кружка. Она громко возмущалась тем, что африканский наместник Гераклиан держал беженцев взаперти, обирал и всячески оскорблял их. Она объявила, что зять Гераклиана, Сабин, продавал торговцам живым товаром, понаехавшим из Сирии, молодых римских гражданок, в том числе даже помолвленных невест. Аниция Проба повелела возвести виллу в тех местах, которые назвала «святыми» (а именно в Иудее, в Иерусалиме), то есть «в настоящем Риме, а не в том обуянном гордыней Вавилоне, чьи развалины еще дымятся на италийской земле». Мелания Младшая и Пиниан проводили в последний путь Тиранния Руфина в парке Мессины. Затем они посетили монастырь в Фагасте и дом Августина в Гиппоне. Пиниан принял решение стать священником в Гиппоне и начал, вместе с Меланией, искать способ превратить в деньги все их итальянские и сицилийские владения. Отрывок из письма LXI Апронении Авиции — единственный рассказ о потоке беженцев, заполонивших африканское побережье, и основании многочисленных римских колоний в Палестине, особенно после вторжения 410 года, когда из Рима спасались бегством тысячи людей.
В 411 году Апронения присутствовала при продаже внучкой своей бывшей подруге, Мелании Старшей, дворца Валериев, полуразрушенного и разграбленного готами во время прошлогоднего, августовского вторжения. Весь жилой квартал на Авентинском холме сгорел и обратился в руины. Внешние стены терм Деция грозили вот-вот рухнуть. Было решено не восстанавливать поверженный храм Юноны-Владычицы, и христиане среди бела дня разворовывали его мраморные плиты, чтобы сложить из них церковь Святой Сабины. Окружение Апронении мало-помалу тает. Дряхлая, скрюченная ревматизмом старуха с гноящимися глазами одиноко ютится в своих дворцах, вернее, в том, что от них осталось, похожая на черно-пеструю сову, забившуюся в дупло гигантского сухого дерева, где только и есть пищи что мшистая, трухлявая кора.
В декабре 412 года ее старый друг Публий Савфей скончался в окружении своих клиентов, оставшихся приверженцами языческой партии, в роскошном родовом дворце на Целиевом холме. Он был не намного моложе Апронении Авиции. В записи CXXI Апронения дает понять, что он любил ее. Однако пишет-то об этом она сама и, вполне вероятно, выдает желаемое за действительное.
В 414 году Атаульф безумно влюбляется в сестру императора Гонория, Галлу Плацидию, и 1 января сочетается с нею браком в Нарбонне; свадебную эпиталаму им поет Приск Аттал. Весной того же года Апронения Авиция умирает. К моменту ее кончины Симмах уже мертв, Стилихон мертв, Аларих мертв, Августин и Иероним давным-давно перестали писать свои труды от руки; сидя на кафедре, держась все прямее, все величественнее, они неумолчно диктуют мальчику-писцу, тевктеру или вандалу, примостившемуся у их ног.
(листы 482, л. с. — 484, о. с.[53]парижского переиздания сборника Фр. Жюре, Орриан, 1604 г.)
I. Ближайшие дела в VI календы с. г.[54]
Пойти в храм Нумы.
Занавеси для носилок.
II. Вещи, редко встречающиеся
Среди вещей, редко встречающихся, назову я тщательно выверенную книгу.
Человека, способного пренебречь взглядами других людей.
Пинцет для волос, который хорошо выщипывает волосы.
Оконные ставни, не пропускающие дневной свет.
III. Прогулка по острову
Я видела, как проплывают по Тибру баржи, груженные овсом, амфорами, зерном, фруктами. Солнечные лучи пронизывали воду. Краски ее были изысканно красивы, особенно зеленые и голубые блики. Голые ребятишки плескались у берега в кажущемся безмолвии, мы находились слишком далеко, чтобы слышать их голоса, а ветер дул с юга. Неподалеку, на берегу прудика, в тростниках, мальчонка лет пяти, загоревший дочерна, сидя на корточках и выпятив розовый задик, удил на лягушку рыбу. Прикрыв ручонкой стыд, он повелительным взглядом и жестом приказал нам удалиться.
IV. Ближайшие дела
В храм Мира, поклониться праху Тита[55].
Чаша, приписываемая Мию[56].
Тибуртинская дорога.
Вино с виноградников Сетии.
V. Роды Ликорис
Ликорис родила ребенка, который спустя несколько часов умер. Я вместе со Спатале и Нигриной помогала Ликорис разрешиться от бремени. Не люблю родильные покои, где умер младенец. Ликорис велела подать нам сирийского вина. Но и вино не помогло мне избавиться от печали, и она мучила меня до самого обеда; за столом я ела устриц и белые грибы.
VI. Вещь, о которой надлежит помнить
Круглый стол из цитронного дерева у Главка.
VII. Разные виды женщин
Женщины, которые все находят изумительным, потрясающим, невероятным, — отвратительны.
Женщины, которые все находят мелким, банальным, глупым, никчемным, безвкусным, — отвратительны.
VIII. Ближайшие дела
К колоссу Домициана, восседающего на коне.
Просторный плащ с застежкой у шеи.
Партия стволов каменного дуба.
Персики, привитые на абрикосовые деревья.
Мул по цене мальчика-раба.
IX. Кв. Альцимий
Когда-то Квинт любил меня. Мы были молоды. Д. Авиций еще был жив. Альцимий пробирался ко мне тайком, через заднюю дверь, нас ждала целая ночь. На заре он с видимой неохотою вставал, принимался искать свою тунику, говорил, что ему больно расставаться со мной. Он не спешил затягивать шнурки своих сандалий. Наклонялся ко мне, целовал мое лицо и лоно. Я открывала глаза. И с тоской говорила ему: «Уже светает. Поспеши!» Он вздыхал. Его вздох казался мне скорбным эхом реки, протекающей через Эреб, царство мертвых. Он выпрямлялся и продолжал сидеть на ложе. Завязывал шнурок. Потом, вновь наклонившись, шепотом поверял мне на ухо новое зародившееся желание или доканчивал какой-нибудь рассказ, начатый ночью. К рассвету он совершал короткое омовение, ополаскивая водою рот и член, протирая глаза. Я на цыпочках следовала за ним к дверям. С минуту мы стояли, прислонившись к створкам и глядя друг на друга. Он говорил о том, как ему тяжело будет провести вдали от меня целый день. Жаловался, что даже краткая разлука для него непереносима. Мы четыре или пять раз повторяли час нашей следующей встречи. Я клала руку ему на плечо. Касалась губами его губ. Он переступал порог и тут же скрывался из виду. В полумраке я возвращалась к постели. Садилась. Вновь переживала сладость прошедшей ночи. Завидовала себе самой. Сидела, опершись локтями на колени и чувствуя себя влажной, пахучей, всклокоченной. Я была счастлива, но проливала слезы под крик петухов и звон ведер на дворе. Мне приятна была эта смутная тоска, это изнеможение, эти смешанные запахи и это подобие глубокой, всепроникающей печали, не всегда отличимой от сердечной боли и рожденной самым полным утолением желаний.
