Книга Жена лекаря Сэйсю Ханаоки - Савако Ариеси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Откуда Каэ знает Оцуги?
– Каждая женщина в округе знает Оцуги и восхищается ею. Ни для кого не секрет, что, хотя Оцуги и выросла в богатой семье, она никогда не жаловалась на нынешнюю бедность. Только благодаря ей Ханаока так любят и ценят в этих краях. Моя молодая госпожа вся дрожит от мысли, что Оцуги выбрала ее в жены своему сыну, бедняжка боится, что никогда уже не обретет своего счастья, если не выйдет за Умпэя.
И хотя Тами немного преувеличивала, она определенно сумела уловить настроение Каэ.
Рассказ служанки озадачил Садзихэя, его даже затрясло от волнения. И все-таки отцовский инстинкт никак не давал ему расстаться с дочерью. Вскоре он начал злиться на жену, подозревая ее в тайном сговоре с дочерью и служанкой.
– С чего ты взяла, что Оцуги настолько хороша? – сухо спросил он супругу. – Можешь ли ты представить себе, чтобы какая-нибудь другая женщина осмелилась высказать мне столь смелые идеи?
– Скорее всего, она надеялась избежать недоразумений, которые могут возникнуть из-за разницы в нашем общественном положении, поэтому и решилась побеседовать с вами напрямую. Разве вы не сказали, что она сама на это намекала?
– Оцуги говорила так, будто врачевание – самое важное ремесло в мире. И это недобрый знак для такой здоровой семьи, как наша.
– О, когда людям нездоровится, они возлагают надежды только на лекарей и сразу признают, что врачевание – действительно важное ремесло. Но стоит им поправиться, и они начинают возносить хвалу богам и бодхисаттвам, а не исцелившим их снадобьям. Не говоря уже о том, как легко они забывают тех, кто поставил их на ноги!
Со времени смерти старика инкё все Имосэ пребывали в добром здравии, так что это было не самое удачное время напоминать Садзихэю о лекарях. А потому он, вполне естественно, счел высказывания Оцуги о значительной роли врачей в жизни общества сильно преувеличенными. Однако его жена продолжала настаивать на том, что медицина приносит много пользы, что в критических ситуациях без нее не обойтись и так далее.
Спор затянулся, и Садзихэй чувствовал себя все более и более неуютно. По тяжким вздохам, которые время от времени вырывались из груди его жены, он догадался, что она, должно быть, снова думает о трудностях, выпавших на ее долю в доме Имосэ. Долгие годы она прислуживала его родственникам, надутым гордецам, которые носились со своими традициями и положением как курица с яйцом. Она уважала старинные обычаи Имосэ и во всех ситуациях старалась вести себя хладнокровно, но давалось это нелегко, поскольку ей постоянно надо было придерживаться чужих строгих правил. Когда она только-только переступила порог этого дома невестой, ей даже дышать было трудно в покоях, наполненных мрачными призраками прошлого. Однако в определенном смысле она жила так, как Оцуги описывала будущую жизнь Каэ, – вела размеренное защищенное существование в семействе с его раз и навсегда установленными порядками.
Госпожа Имосэ, которая сейчас от всей души желала родной дочери обрести как можно больше свободы и стать счастливой, даже не подозревала, что уже долгое время сама подавляет свою невестку. И хотя она плохо знала семью Ханаока, судя по характеру Наомити и тому впечатлению, которое сложилось у нее от его маленького домика, у Каэ имелись все шансы по крайней мере не задохнуться там. Похоже, никто не будет слишком сильно на нее давить. И вот, исходя их своего опыта и помня о том, что на карту поставлено благополучие дочери, госпожа Имосэ пришла к выводу, что ни в коем случае не должна отступать, поэтому с новыми силами принялась убеждать мужа в своей правоте.
– Что же касается предполагаемого жениха, он – гордость и радость лекаря Ханаоки. О нем часто говорят, и многие полагают, что из него получится отличный врач. У его отца немало весьма сомнительных качеств, но сейчас речь идет не о нем, а о его сыне.
– Ходят слухи, что он глуп, – проворчал отчаявшийся Садзихэй.
– О да. Я тоже это слышала. Говорят, однажды он нашел что-то на безлюдной дороге и простоял там почти целый день, дожидаясь, когда растеряха явится за своей собственностью. А еще говорят, что он никогда не ходит на праздники, кто бы его ни приглашал. И что лазит по горам, а возвращается обратно с травами, вместо того чтобы принести домой дров для очага.
– Разве нормальные мужчины так себя ведут? Неужели ты хочешь выдать Каэ за такого недоумка?
– Народ постоянно хвалит одних и ругает других. Вы ведь знаете, что лекарь Ханаока сам научил своего сына читать и писать, поэтому Умпэй не ходил в школу. Как же в таком случае можно судить о его умственных способностях? Некоторые утверждают, что он далеко не дурак, даже напротив – необычайно умен.
– В любом случае он был странным ребенком.
– Дыма без огня не бывает. Во всех слухах есть доля правды.
– Это точно.
Но жена не собиралась сдаваться:
– Если человек одновременно и глуп, и умен, вполне возможно, что он станет великим мудрецом. Не забывайте, какая мудрая у него мать.
Садзихэй не сразу нашелся с ответом. Тем временем жена воспользовалась возможностью подвести итог своим размышлениям:
– Я признательна Ханаока за это предложение хотя бы потому, что на Каэ обратила внимание женщина рассудительная и дальновидная.
Садзихэй не желал и дальше выслушивать разглагольствования жены. В конце концов, в ответ на все ее попытки выразить благодарность семье Ханаока, он придумал один весьма убедительный довод, после чего заговорил более спокойным тоном:
– Ну разве это не смешно, если задуматься? Предполагаемый жених только что отбыл в Киото и, по словам Оцуги, вернется не раньше чем через три года. Разве кто-то может заглянуть так далеко в будущее? Вдруг его увлечет городская жизнь и он передумает возвращаться в деревню? А если вернется, ты хоть понимаешь, сколько тогда будет Каэ? Двадцать четыре!
Поскольку Умпэй уехал на вполне определенное время, Ханаока, по мнению Садзихэя, вряд ли пошлют к нему невесту на оставшийся срок. Он прекрасно понимал, что его жену очень волнует возраст Каэ и что ей хотелось бы выдать дочь замуж в этом году, а потому последний довод не должен был вызвать никаких возражений. И дабы как можно скорее разрешить запутанный спор, Садзп-хэй послал за старостой деревни Хираяма и передал ему официальный ответ семейства Имосэ семейству Ханаока, подробно обосновав свой отказ.
Староста Хираямы почувствовал себя неловко, как будто ответственность за поведение Оцуги лежала лично на нем, и поспешил доставить послание. Однако невозмутимая Оцуги без промедления вручила тому же посыльному свое письмо к Имосэ, в котором говорилось следующее:
«С вашего позволения, мы будем рады принять у себя молодую госпожу Имосэ до окончания этого года, дабы она могла привыкнуть к жизни в доме лекаря и по возвращении Умпэя встретить его в качестве равноправного члена семьи Ханаока. Возможность взять на себя проведение предварительной брачной церемонии и сделать жителям деревни соответствующее объявление доставит нам величайшее удовольствие».