Книга Был у меня друг - Валерий Шкода

– Правда, – придавая голосу наигранно равнодушный оттенок, согласился Максим, – но только учитывая то обстоятельство, что она одна на две тысячи сексуальных пистолетов, никого, кроме нее, не видящих месяцами. – Он усмехнулся, пытаясь мысленно сравнить Катю со своей Маринкой, образ которой в последнее время являлся еженощно.

– Ты хочешь сказать, что Катя так себе? – удивленно вскинул выгоревшие брови белорус. – Ну, уж не криви душой, братуха, зыркал ты на нее с глубо-о-ким интересом, – делая ударение на «о», протянул Алексей.

– А на кого еще тут зыркать? На тебя, что ли, или, может, на Чайку? – кивнул Максим в сторону показавшегося на горизонте «ветерана». – Уж по сравнению с вами Катя действительно Софи Лорен.

– Мне тоже кажется, что Катя суперстар, а ты, Макс, просто выеживаешься, – вмешался в разговор Кирилл. – Можно подумать, если бы она сейчас подошла к тебе и сказала,… – тут Кирилл выпятил обветренные губы и фальцетом пролепетал: – «Ну-ка, дорогой Максюша, загляни ко мне после отбоя на огонек, поболтаем за жизнь, чайком побалуемся», – то ты бы ей ответил: «Извини, дорогая, но после отбоя солдаты должны спать, и не видать тебе рядового Веденеева, как своих красивых ушей».

Леха с Кириллом залились дружным смехом, а Максим, распаляясь, принялся объяснять:

– Вот вы, балбесы, ржете как жеребцы, а что я вам сказать хотел, так и не поняли. Если бы она меня позвала, то я бы и секунды здесь с вами не сидел, но не потому, что Катя суперстар, а потому, что выбора у меня нет. Вот если бы ее поставить в ряд с другими девчонками, которых я знал до службы, то тогда я не уверен, что она займет первое место. Вот о чем я, а вы, остолопы, сразу ржать, – почему-то разозлился на друзей Максим.

– Ты чего кипятишься? – перестав смеяться, похлопал друга по плечу Гарбуль. – Мы ведь так, смеха ради. А если серьезно, то лично мне сейчас не до Кати. До кровати бы доползти после отбоя, и то хорошо. А о чем ты говоришь, я прекрасно понимаю. Когда я в университете на первом курсе учился, нам препод по зарубежке рассказывал про английских моряков дальнего плавания, которые месяцами в море без заходов в порты болтались. Ну так вот, этих моряков по возвращении на берег даже свидетелями в суд не допускали некоторое время, считая их недееспособными, и при необходимости прощали им мелкие административные нарушения. Полгода им давали на адаптацию к обычной жизни. Так вот, мы вроде тех моряков от обычной житухи напрочь оторваны. Нам Бабу-ягу покажи, так и та за Василису Прекрасную сойдет.

– А нам после дембеля сколько дадут на адаптацию к жизни? – почесывая затылок, прервал друга Кирилл.

Скрутив из трех пальцев комбинацию, Леха молча показал ее другу.

– Негусто, – вздохнул Кирилл и добавил: – А я, когда домой приду, наверняка разбушлачусь по полной программе и в итоге разорюсь на штрафах или из милиции не вылезу. Погулять ведь мы совсем «не любим». И неужели, мужики, нам никто скидки не сделает, что мы в Афганистане два года парились?

– У нас не Англия, – подытожил Леха и кивнул в сторону приближающегося младшего сержанта Чайки. – Гляди, «ветеран» наш идет. Похоже, по нашу душу, опять щас припахает, птаха пернатая, – раздраженно сплюнул он на землю.

– Всем шнурам строиться! – с добродушной усмешкой шутливо скомандовал младший сержант, деловито подойдя ко взводной палатке. – По какому поводу балдеете? Или заняться вам нечем?

– Да сколько же можно чем-то заниматься! – раздраженно возмутился Максим. – После караула еще не отошли толком, а завтра на войну, сухпаи получить надо, РД собрать, оружие получить… Отдыхать-то когда?

А про себя подумал: «Ну откуда же ты взялся на нашу голову, хрен бесчувственный? Сам же был шнуром, понимаешь ведь, как мы измотаны, пожалел бы хоть немного…».

Но ошибался Максим в Егоре, не видел он его настоящего лица, глубоко скрытого за черствой «ветеранской» маской. Если бы он мог хоть на секунду заглянуть в душу к этому с виду равнодушному к чужому страданию девятнадцатилетнему воину, то, к немалому своему удивлению, Максим обнаружил бы там полное искреннего сочувствия сердце. Никто из ребят и представить не мог, какими усилиями дается Егору роль строгого «ветерана» ДШБ. Ведь совсем еще недавно он и сам был необстрелянным шнуром, замученным бессонницей и моральным давлением «небожителей». И поэтому внутренние терзания нынешних салаг ему были знакомы не по захватывающим книжкам отмазанных от армии авторов.

Но деваться Егору было некуда. Жесткие, передающиеся из уста в уста неписаные десантные законы не давали ему права на внешнее проявление своего сострадания. Строгая солдатская иерархия требовала от него только одного – жесткого прессинга в отношении молодежи.

Салагам нельзя давать расслабляться. История бригады знала случаи шнуровских бунтов, когда доведенные до морального исступления молодые солдаты, чувствуя слабину верховной власти, поднимали свои потрескавшиеся, покрытые мозолями руки на, страшно даже сказать, – на самих дембелей! Поэтому нельзя давать молодым много свободы, меньше у них тогда будет вольных мыслей в голове. «Вот когда я стану дембелем, – думал про себя Егор, – а вы «ветеранами», вот тогда будет все по-другому, потерпите немного…».

– … Когда отдыхать-то? – повторил свой риторический вопрос Максим.

– А ты зачем мне жалуешься? Я тебе не начпо, иди ему поплачься; может, в хлеборезку тебя переведет, – обнажив белые зубы, улыбнулся Чайка и, выдержав загадочную паузу, тихо добавил: – Или в музыканты.

– Ты это о чем? – удивленно переглянувшись с ребятами, спросил Максим.

– А ты вроде как не понимаешь? – пытливо сузил свои глаза младший сержант.

Максим, оторопев от внезапного жизненного виража, на несколько секунд задумался: «Во дает! Он что, мысли мои утренние прочитал?»

– Ты, Егор, что-то хочешь мне сказать, наверное? – интуитивно чувствуя в Чайке благовестника, осторожно спросил он.

– Сейчас начальника политотдела встретил в штабе, тебе велено после ужина явиться в клуб, к командиру музыкального взвода капитану Сверчкову, – пытаясь придать своему тонкому голосу официальный оттенок, сказал младший сержант.

Кирилл изумленно присвистнул от этого сообщения, а Алексей округлил впавшие глаза и посмотрел на Максима так, словно у него в одночасье выросли рога.

– Ни фига себе! Значит, в музвзвод решил слинять?! – удивленно сглотнув, произнес белорус. – А чего молчал-то?

– Хочешь – верь, хочешь – нет, первый раз об этом вместе с тобой услышал, – растерянно пролепетал Максим и покраснел, а покраснел потому, что солгал. Откуда «дует ветер», он знал. В памяти всплыл двухмесячной давности разговор с начальником политотдела бригады.

Они тогда только прилетели в Афганистан и находились в учебном центре, расположенном в окрестностях горы под названием Снайпер. Здесь молодые солдаты должны были в течение нескольких недель привыкнуть к своеобразному климату высокогорья, разреженному воздуху, показать, кто на что способен в боевой и физической подготовке, а после этого рассосаться по различным подразделениям бригады. Самых выносливых и крепких – в разведку, остальных кого куда. Были в бригаде и танкисты, были и артиллеристы, были просто стрелки, а еще минометчики, пулеметчики, гранатометчики, самоходчики, реактивщики, зенитчики, снайперы, химики, связисты, саперы, механики, операторы-наводчики, санинструкторы, взвод материального и десантного обеспечения, ремонтники, киномеханики, писари-комендачи, банщики, повара, хлеборезы и даже пожарные, обслуживавшие единственную на всю часть красную, как положено, пожарную машину. Был еще и музыкальный взвод.