Книга Наглядные пособия - Уилл Айткен

Нет, не банк. Длинный, узкий садик — ну просто куда угодно сад впихнут! — раз этак в двадцать протяженнее в длину, нежели в ширину. Шофер ведет меня по песчаной петляющей тропинке, по низкой каменной плите-мостику через озерцо с карпами. Тут вам не привычные золотые, белые и пятнистые карпы, куда там! — рыбы, что шевелятся в темно-зеленых глубинах, — темно-фиолетовые. Мы идем по мостику, карпы плывут за нами вслед — много, не сосчитать. Ветерок всколыхнул бамбуковые листья высоко у нас над головами. Впереди расстилается легкий туман. Из тумана встает сводчатый коридор: ряды массивных бамбуковых стволов, закрепленных крест-накрест. Водитель останавливается у арки и поклоном приглашает меня войти. Я оглядываюсь через плечо. Он поднимает руку в прощальном жесте. Прохожу под скрещенными шестами. Чувствую себя словно в старом фильме: сад по-прежнему отлично виден, вот только поделен бамбуковыми шестами на кадры длиною в фут каждый. В конце сводчатого прохода — серебристые двери лифта. Ищу кнопку. Кнопки нет. Двери открываются, внутри тоже ни одной кнопки. Двери закрываются. Лифт идет вниз.

Долгий, долгий спуск. Звякает колокольчик, двери расходятся — передо мной девочка-подросток лет пятнадцати-шестнадцати, черные волосы выкрашены в медно-красный цвет, прихотливо изодранные джинсы, футболка с английской надписью через всю грудь («БОГАЧИ СОСУТ МОЙ ЧЛЕН, ЖАГАЛА СРАМУ»[14]). В ушах, в губах, в носу, в щеках и языке — английские булавки и прочие, менее опознаваемые металлические предметы. Мне страх как хочется напомнить бедному ребенку, что на дворе 1985 год, панк приказал долго жить… но, может, это только в моем мире так.

Интонации у нее — как есть калифорнийские.

— Хай, меня зовут Сьюки. Ма сейчас будет. — Девочка ведет меня по слабо освещенному коридору со стенами из толстого зеленого стекла. Сквозь них легко просматриваются другие комнаты, и еще прозрачные стены, и еще. Коридор поворачивает налево, Сьюки отпирает узкую металлическую дверцу со скругленными углами и высоким порогом, в точности как на корабле.

— Вы пока заходите, переодевайтесь. Я пойду гляну, куда она запропастилась.

На низкой скамеечке — прямоугольный кусок ткани. С этой штукой я сталкивалась во всех здешних гостиницах: юката или легкий хлопковый купальный халатик; очень подозреваю, что местные, с их страстью к обертыванию, в нем еще и спят. Мужчины в них даже по коридорам отелей разгуливают, если надо, скажем, дойти до комнаты с торговыми автоматами, купить сигарет, или там баночку «Саппоро»[15], или «Пот Покари»[16].

Складываю старые тряпки — кофту и рубашку — аккуратной стопочкой, надеваю юката. Дверь вновь отворяется, входит миссис Анака, за ней — Сьюки. Все кланяются друг другу. Да, я уже познакомилась со Сьюки, да-да, и Сьюки уже познакомилась со мной. До чего же в это время года жарко и влажно! Только и мечтаешь, что о дожде. В Хартфорде, Херефорде, Хэмпшире холодно, хмуро и худо[17]. Теперь Сьюки изъясняется этаким высоким, жеманным голосочком — точно такое же мягкое сопрано слышишь по громкоговорителю в метро, в универмагах и в супермаркетах, и даже в городских автобусах («Следующая остановка — Киотский университет»).

— Мы так рады, что вы смогли к нам присоединиться, — щебечет Сьюки, явно искренне. Миссис Анака энергично кивает.

— Как вы вовремя подгадали, — говорю я миссис Анака. — От меня уже пованивать начинает.

— Повоннивать?

— Пованивать, — поясняет Сьюки.

Пантомима с обнюхиванием подмышек. «Пованивать».

— Мы вас отмывать, — с улыбкой возвещает миссис Анака, — внутри и снаружи.

Меня вводят в узкую комнатушку с зеленым мраморным полом. По одной из стеклянных стен струится вода.

Сьюки развязывает пояс моего юката. Миссис Анака, крутнув меня на месте, сдергивает халатик и вешает его на серебряный крючок у двери. В свою очередь разоблачаются и они. Сьюки худенькая, как мальчишка. У миссис Анака одна грудь вислая, на месте второй — идущий наискось шрам. Она открывает небольшой шкафчик, извлекает графинчик с амбровым маслом и две пары губчатых рукавиц. Сьюки подводит меня к низким серебряным поручням, вделанным в пол, и показывает, как на них опереться. Ее мать прыскает немного амбры мне на шею и плечи и принимается втирать ее при помощи рукавиц, так что вскоре весь мой торс покрыт благоухающей пеной. Тем временем Сьюки зашла сзади и сходным образом обрабатывает мне спину и ягодицы. Чувствую себя машиной в автомойке с полировкой.

Покончив с ногами, они помогают мне подняться и подводят к водопаду. Вода — не слишком горячая, не слишком холодная — норовит сбить меня с ног. Вступаешь под эти струи — точно занавес отдернули, выходишь — и оказываешься в новом мире, таком необозримо-огромном, словно и стен никаких нет, только стремительный водный поток. Рядом со мной появляются миссис Анака и Сьюки; шрам-полумесяц миссис Анака влажно поблескивает. Огромные золотистые камни сжались, припали к земле, будто львы на теплом песке. Между ними — недвижные синие озера.

Сьюки и миссис Анака берут меня за руки и подводят к ближайшему бассейну. На плоском камне — громадный фаянсовый кувшин и три деревянные коробочки без крышек, такие маленькие, что в ладони поместятся.

Я недоуменно гляжу на воду: над ней курится пар.

— Секрет в том, чтобы войти сразу, — шепчет Сьюки.

— Думаешь, будто умирать, — хихикает миссис Анака.

Сьюки опускается на колени на камень и соскальзывает в воду: тело гладкое, точно у выдры, — даже ряби не всколыхнуло.

Миссис Анака тыкает меня в живот.

— Теперь вы.

Сейчас-сейчас. Сьюки улыбается мне снизу вверх; лицо ее раскраснелось от испарины.

— Думать, что холодно. — Миссис Анака резко меня толкает.

Жар обдирает мне тело, вода такая горячая, что кожа ничего не чувствует. Вулкан внутри меня наполняется бурлящей лавой. Вода доходит мне до шеи. Я открываю рот, чтобы закричать. Вместо крика — нездешний мелодичный вздох, что срывает губы с растворяющегося черепа, высвобождает нечто такое, про что я и думать не думала, будто оно заперто в клетке.