Книга Викинг. Последний Конунг - Тим Северин

И он растворился в толпе.

Мы заняли свое место, окружив Михаила Четвертого, а он сидел на великолепном гнедом скакуне, одном из лучших в королевских конюшнях. Я вспомнил, что Роман слыл великим ценителем лошадей и выстроил замечательный конный завод, хотя сам был слишком хвор, чтобы наслаждаться верховой ездой. Теперь мне пришлось согласиться, что молодой Михаил, хотя и происходил из плебейской семьи, выглядит в седле воистину по-царски. Возможно, именно это и разглядела в нем Зоэ с самого начала. Хафдан рассказывал мне, что стоял в карауле, когда Зоэ впервые встретила своего будущего любовника.

– Только полный болван мог не заметить, как она на него смотрит. Она не могла оторвать от него взгляд. Орфанотроп представил его. Он привел Михаила в императорскую приемную и подвел его прямиком к двойному трону. Старый Роман был довольно любезен, но Зоэ смотрела на молодого человека так, словно хотела тут же его съесть. Он был хорош, это правда, свежее лицо, румяные щеки, и краснел он, как девушка. Уверен, что орфанотроп знал, что делает. Сам же все и устроил.

– Неужели все видели, а Роман даже не заметил? – спросил я.

– А старик тогда почти и не смотрел на императрицу. Куда угодно, только не на нее. Как будто само ее присутствие причиняло ему боль.

Я размышлял об этом разговоре на обратном пути в Большой Дворец. Мы вошли в обширный внутренний двор, и ворота за нами затворились. Наш новый басилевс спешился, подождал, пока придворные и чиновники строились в два ряда, а потом прошел между ними под рукоплескания ликующей свиты прямо во дворец. Я отметил, что басилевс не воспользовался охраной, и это казалось весьма необычным. Еще более странным было то, что придворные, нарушив строй, едва ли не толпой поспешили во дворец вслед за басилевсом. И Хафдан, к моему удивлению, припустился за ними, вопреки всем установлениям. То же сделали и другие гвардейцы, тогда и я стал проталкиваться и протискиваться вперед – все мы уподобились толпе зрителей, выходящих с конного ристалища по окончании состязаний.

Творилось что-то невообразимое. Вся казенная чопорность и щепетильность придворной жизни вдруг исчезла. Толпа министров, придворных, советников, даже священников – все ввалились в большой Триклиний. Там на возвышении сидел наш новый молодой император и улыбался нам. По обе стороны стояли два раба с сундучками в руках. Вот одни раб поднял свой сундучок, и поток золотых монет полился на колени императора. Михаил схватил полную горсть монет и швырнул их высоко в воздух над толпой. Я разинул рот от удивления. Сверкающий ливень золотых монет, каждая ценой в шестимесячное жалованье работника, пролился в протянутые руки. Немногие были пойманы налету, но большая часть упала на мраморный пол с отчетливым звоном. Люди ползали, подбирая монеты, а тем временем император зачерпнул с коленей еще горсть, и вновь золотой дождь пал на головы. Тут-то я понял, почему Хафдан, нарушив все уставы, ринулся вперед. Начальник моего отряда пробился туда, где золотая дуга была самой густой, и ловил золотую добычу.

Я тоже присел и начал подбирать монеты. Но в то самое мгновение, когда мои пальцы ухватили первый золотой, мне в голову пришло, что самое разумное, что могу я сделать, это под каким-нибудь благовидным предлогом, не привлекая внимания, выйти в отставку из дворцовой гвардии, пока еще не поздно.

Глава 2

Мысль о том, что Роман был убит, грызла меня в последующие недели. Я размышлял о возможных последствиях моего невольного участия в цареубийстве и принял кое-какие меры для собственной безопасности. Я ел только общую пищу, приготовленную дружинными поварами, и выходил из казармы только по делам службы или в обществе двух-трех товарищей, да и посещал лишь те места, каковые, по моему убеждению, были безопасны. Мои товарищи, проведай они о моих страхах, начали бы презирать меня за трусость. По сравнению с другими известными мне городами – к примеру, с Лондоном – Константинополь был городом замечательно спокойным и благоустроенным. Градоначальник-эпарх содержал отряд хорошо обученных стражников, а множество городских служащих присутствовали на рынках, следя за честностью торговцев, чистотой и пристойностью поведения. Только по ночам, когда улицы отдавались на откуп ворам и проституткам, мои товарищи отягощали себя оружием для самозащиты. Но я не чувствовал себя в безопасности. Коль скоро меня необходимо заставить молчать о том, чему я был свидетелем в императорской купальне, значит, нападение произойдет тогда, когда я меньше всего жду этого.

Единственным человеком, кому я признался в своих страхах, была моя подруга Пелагея. Она держала хлебный ларек на Мессе, и я навещал ее дважды в неделю, дабы поднатореть в разговорном греческом, ибо язык, заученный мной в ирландском монастыре, устарел и был ближе – такое вот совпадение – к языку, принятому при дворе императора, чем к языку простых людей. Бойкая, проницательная женщина с темными волосами и желтоватой кожей, что было присуще коренным жителям этого города, Пелагея преподала мне урок того, как витиевато мыслят в Византии – а это нередко позволяет извлечь выгоду даже из несчастья. Она завела свое дело спустя несколько дней после того, как ее муж, пекарь, сгорел во время пожара, начавшегося от печи для выпечки хлеба, давшей трещину. Городской закон запрещал ставить пекарни вблизи городских строений, иначе мог бы выгореть весь квартал. Зола на пожарище еще не остыла, когда Пелагея отправилась к другим пекарям, соперникам ее покойного мужа, и добилась их сочувствия. Она упросила их поставлять товар в ее ларек с немалой скидкой, и к тому времени, когда я познакомился с ней, успешно приближала тот день, когда станет богатой женщиной. Пелагея снабжала меня всеми городскими сплетнями о дворцовых интригах – именно об этом больше всего любили поболтать ее покупатели, да к тому же – и это куда важнее, – ее сестра была швеей императрицы Зоэ.

– Никто не сомневается, что Зоэ приложила руку к смерти Романа, хотя менее вероятно, что она же подстроила то, что случилось в бане, – сказала Пелагея.

Мы встретились в просторных комнатах ее квартиры на третьем этаже. К удивлению таких, как я, выходцев из стран, где даже двухэтажные здания редкость, здесь, в Константинополе, множество домов имели по четыре и даже по пять этажей.

– Сестра говорит, что в покоях императрицы запросто можно добыть какие угодно яды. Их даже не держат под замком ради безопасности. У Зоэ страсть придумывать новые духи и притирания. Говорят, это осталось у нее с той поры, когда она хотела омолодиться и зачать ребенка. У нее целая рать служанок, и все они перетирают, смешивают и перегоняют разные снадобья, и иные составные части их уж точно ядовиты. Одна девица упала на днях в обморок только оттого, что вдохнула пары какой-то смеси.

– Значит, ты думаешь, что Зоэ могла быть отравительницей, но несчастный случай в купальне подстроила не она? – спросил я.

– Трудно сказать. Коль императрица и вправду задумала разделаться с Романом, чтобы править империей от имени своего бывшего любовника, то она промахнулась. Михаил, как рассказывает сестра, ведет себя так, словно он один за все отвечает. О государственных делах с ней даже не советуются – обо всем заботится его брат, орфанотроп. Стало быть, коль скоро Зоэ не имеет никакого отношения к этому убийству, она вполне может выдвинуть обвинение против нового басилевса, чтобы низложить его. В любом случае, тебе-то грозит настоящая опасность. Если только начнется разбирательство, следственная палата будет вызывать свидетелей смерти Романа, а там свидетелей допрашивают обычно под пыткой.