Книга От полуночи до часа кошмаров - Вольфганг Хольбайн

Видение никуда не делось. Перед глазами стояла та же картина, даже более красочная и подробная. Моя фантазия, потрясенная увиденным, взялась работать заодно со зрением, вмиг дорисовав те подробности, которых я не заметил за короткие мгновения этого кошмара. Мало того, в этот момент что-то мягкое и теплое шлепнулось мне на лицо и стекло по щеке вниз. Крошечные осколки кости разлетелись, подобно заряду из духового ружья, и один из них вонзился мне в левую тыльную сторону кисти. Боль была не сильная, не сильнее укуса пчелы, но само сознание, что это чужая плоть, еще недавно бывшая живой, было настолько мучительно, что я уже не мог дальше этого вынести. Флеминг все еще стоял на дощатом помосте в десяти метрах от меня, спина была еще прямой, как это ни абсурдно, а руки его были слегка выставлены вперед и покачивались, словно у пугала, двигающегося на ветру. Голова отсутствовала. Из перебитых шейных сосудов брызгала кровь, как из перебитого водяного шланга, а некоторые нервные волокна, хотя и не получали больше команд, продолжали поддерживать руки, которые почему-то еще не опустились вдоль тела, а наоборот, подрагивали и делали попытку подняться. И тут…

…тело без головы сделало шаг ко мне и подняло руку, словно указывая на меня.

Это было уже слишком. Может быть, я потерял сознание, однако не знаю, возможно ли это — упасть в обморок и при этом оставаться стоять одновременно. Хотя, пожалуй, это столь же невозможно, как и то, что тело, лишенное головы, шагнуло навстречу и сделало отчетливый угрожающий жест в мою сторону. Наверное, все же мое сознание отключилось на какой-то короткий момент, потеряв контакт с моими мыслями, иначе объяснить все это просто невозможно. К счастью, в этот момент меня окутала кромешная тьма. Ужасные картины пропали, и у меня было чувство, будто я проваливаюсь в бездонную темную пропасть, и в этом падении не было ничего ужасного, наоборот, это даже было в какой-то степени приятно, потому что мне было совершенно все равно, что меня там ожидает. Хуже, чем в действительности, уже ничего быть не могло.

Но и это мгновение покоя довольно быстро закончилось. Крик, в котором соединялись, по крайней мере, несколько голосов, вернул меня к реальности, я услышал приближающиеся ко мне шаги, и кто-то отвесил мне довольно сильный удар, из-за которого я отлетел в сторону, пошатнулся и упал около какого-то стола. Из-за этого удара у меня перехватило дыхание, я шумно втянул воздух сквозь стиснутые зубы и, наконец, открыл глаза. К столу, за которым все еще стояла обезглавленная фигура Флеминга, подбежали Эд и Стефан. Мне повезло: вследствие удара я так перевернулся, что уже не мог смотреть в направлении Флеминга, да и спешивших к нему Эда и Стефана едва видел боковым зрением.

Вероятно, в сторону меня отбросил Стефан. Он мог бы обойтись и без этого, пробежать мимо меня, не трогая, но он принадлежал к той породе людей, которые лучше оттолкнут другого, чем хотя бы чуть-чуть свернут со своего пути. Почему-то эта ничтожная подробность не ускользнула от моего внимания, и я добавил еще несколько минусов к моей оценке этого узколобого Арни. Сзади меня в зал протиснулись Элен и толстушка, а Мария стояла в проеме полуоткрытой двери и испуганно заглядывала внутрь. Скорее всего, она не видела, что произошло, просто она была одной из тех, кто дрожит от страха перед входом в любую незнакомую комнату.

Сам не знаю, почему я пропустил Элен мимо и резко выставил вперед руку, чтобы схватить Юдифь, которая шла вплотную к ней. Мягко, но настойчиво я попытался, взяв ее за плечи, отвернуть лицом к двери, чтобы избавить от созерцания этого ужасающего зрелища.

— Что такое? — недовольно промолвила она, инстинктивным движением пытаясь вырваться. Она была неожиданно сильна, что меня удивило, но я автоматически стиснул свои объятия.

— Не смотри туда, — быстро сказал я. — Не надо! — Горло сжимало спазмом, я с трудом выдавил из себя эти несколько слов. Истерика потихоньку проходила, но вместо этого внутри меня нарастала ужасающая дурнота. Я почувствовал, что меня вот-вот вырвет. Боже мой, его голова взорвалась у меня на глазах. Это ужасно!

Юдифь оставила попытку вырваться, однако попыталась повернуть голову и посмотрела в направлении, в котором убежали Эд и Стефан. Когда она повернула голову обратно ко мне, она выглядела еще более смущенной, чем раньше. Вероятно, два добрых самаритянина закрыли своими спинами обезглавленный труп Флеминга, и Юдифь его не разглядела. Про себя я гадал, кто из них двоих не выдержит первым, представляя, как одного вырвет прямо на его более стойкого соседа.

— Да что происходит? — спросила сбитая с толку Юдифь. На ее лбу между бровями прорезалась недовольная складка. Ее голос окреп. — Что за ерунда?

— Тебе действительно незачем на это смотреть, — устало сказал я. — Это зрелище не для тебя, поверь мне.

Мне становилось все хуже. Я почувствовал, что больше мой желудок не выдержит и вот-вот выплеснет все свое содержимое наружу. Я почувствовал во рту вкус желчи.

Моя слабость подтолкнула Юдифь к действиям, и она снова решила посмотреть в сторону Эда и Стефана, и когда она после этого взглянула на меня, ее взгляд уже не выражал никакого смущения, в нем была ярость. Одним сильным рывком она освободилась и обернулась.

— Сумасшедший! — пробормотала она и убежала.

Я отпустил ее. Мои колени дрожали так, что, попытайся я сделать хоть один шаг, я бы потерял равновесие. Ну что ж, если она так этого хочет, пусть получит свое. В конце концов, я ей не нянька.

Я кинул короткий взгляд на Эда, Стефана и Элен — они стояли рядом, склонившись над трупом Флеминга, который, наконец, упал, так что мне видны были только их согнутые спины. Я повернулся в противоположную сторону и увидел, что Мария уже вошла в залу, сделала несколько шагов вперед, и в двери появился хозяин гостиницы, который все еще держал в руках полотенце и стакан. Он недоверчиво и c подозрением смотрел на происходящее. Похоже, его больше заботила репутация его заведения, нежели что-то еще. Перепуганная, истерическая часть моей личности злорадно усмехнулась, представив себе, какое у него будет лицо, когда он увидит, что сделалось с его драгоценными обоями.

— Что случилось? — пробормотала Мария каким-то серым, бесцветным голосом.

— Это ужасно, — ответил я. — Выйдите, пожалуйста, наружу.

Не дожидаясь следующих вопросов (хотя, по всей видимости, она не намеревалась ничего спрашивать, так как я видел уголком глаза, как она повернулась и, оттесняя Цербера, поспешила к выходу из зала, словно обрадовавшись, что ей наконец-то сказали, что нужно делать), я собрал все свое мужество и обернулся.

В это мгновение Эд выпрямился и повернулся ко мне, мы встретились взглядами. Он выглядел абсолютно бледным, но не особенно испуганным, видимо, он был в глубоком шоке, как и я. Ему нужно было, вероятно, еще несколько секунд, чтобы вообще понять, что он увидел.

В его голосе прозвучали не растерянность или испуг, а скорее злость:

— Черт вас всех побери, да не стойте же, как болваны! Вызовите «скорую помощь»!

— «Скорую помощь»? — мой голос, который я слышал словно со стороны, прозвучал, как визг престарелой истерички. — Какую еще «скорую помощь»? В лучшем случае нам понадобится хорошая уборщица.