Книга Клад под могильной плитой - Леонид Влодавец

А вот поди ж ты: дядя Толя сумел себе тут сказочный терем построить, живет, творит и бабушкам помогает. Потому что у него золотые руки и доброе сердце. И тетя Катя с Зоей от него не отстают, тоже своими руками создают себе красивую жизнь. А смогли бы здесь жить папа с мамой и Сережка? Нет! Даже не потому, что тут нет кардиологического центра, а потому что у них нет таких рук, как у дяди Толи, тети Кати или Зои. Папа вон даже дырку в бетонной стене, чтоб карниз повесить, как следует просверлить не может. А куда уж ему целый дом построить, да еще украсить его так, как это дядя Толя сделал! У мамы тоже с рукоделием плохо. Те же шторы, например, взялась подшивать на машинке — и получилось криво. Тут они бы небось совсем пропали. И он, Сережка, тоже пропал бы, потому что ничего руками делать не умеет.

От грустных мыслей Сережку спасли ужасно вкусные, испеченные тетей Катей в русской печке пирожки с луком и яйцами, с кислой капустой, с черникой прошлогоднего сбора и с мелкими-мелкими рыбками, типа кильки (эти пирожки по местному назывались «меевниками»). А тут еще Зоя напомнила дяде Толе:

— Пап, ты же обещал рассказать им про то, что нам бабушка Марья рассказывала!

— А почему бы тебе самой не рассказать? — улыбнулся дядя Толя.

— Ну, у тебя лучше получится, — протянула Зоя. — Мне так не рассказать.

— Да я, знаешь ли, боюсь, вдруг наши гости напугаются и обратно в Москву укатят! — хмыкнул дядя Толя. — Такая ужасная история…

— А по-моему, — заметила тетя Таня, — ужасней того, что у нас в Москве наяву творится, ничего быть не может. То бандиты в кого-то стреляют, то террористы целые дома с людьми взрывают, на свалках то ртуть находят, то радиацию какую-нибудь, в больницах не то лечат, не то калечат — уж извини, Ваня, к тебе это не относится…

— Да чего там извиняться, — печально вздохнул Сережкин папа, — уж я-то знаю, как у нас со здравоохранением… Мне еще повезло, в центре работаю. А в райбольницах даже на простые кардиографы денег нет.

— Так что рассказывай, Толя, спокойно, — усмехнулся дядя Олег, — нас ничем не напугаешь.

— Хорошо, — прищурился дядя Толя. — Тогда «слушайте и не говорите, что не слышали»! Помните, как в «Ходже Насреддине»?

— Помним, помним! — закивали все, даже те, кто, как Сережка, например, про Ходжу Насреддина не читал.

— В общем, точной даты событий бабушка Марья не знает, так что будем говорить, как в обычной сказке: «Давным-давно…» Итак, давным-давно, в наших местах на Старице стояли три села. Как их называли, Марья точно не помнит, а на старинном чертеже только домики какие-то нарисованы, без названий. Потому что села эти были не простые, а разбойничьи…

— Уже интересно! — воскликнул дядя Витя.

— В те времена по Старице пролегал путь дальше, на север, по нему купцы ездили аж до Ледовитого океана. Летом на стругах — это такое речное судно было, а зимой тоже по рекам, но на санях, дорог-то через леса никаких не было. Ездили они, конечно, за мехами, за моржовой и мамонтовой костью, за рыбой, солью, даже за жемчугом.

— Ты не перепутал? — усмехнулся Сережкин папа. — По-моему, они к Ледовитому океану ездили, а не в Карибское море или в Персидский залив…

— Ничего не перепутал, — уверенно сказал дядя Толя, — здесь в старину в речных ракушках было полным-полно жемчуга. Не такой крупный, как в Индийском или Атлантическом океане, и ценился речной жемчуг не так дорого. Доставался он намного дешевле, чем океанский, потому и прибыль была немалая.

— Давайте не будем его перебивать, — предложила тетя Клава, — а то так все впечатление теряется.

— Так вот, — продолжил дядя Толя, — разбойники эти были очень хитрые и коварные. Если одинокое купеческое судно с грузом шло — или по зиме небольшой обоз, — то они без разговоров нападали, всех убивали, а товар захватывали. Но если целый караван или обоз в несколько десятков саней двигался, а купцы с собой большую вооруженную охрану везли, разбойники поступали иначе. Когда купцы ехали за товаром, они их не трогали, даже встречали хлебом-солью, кормили-поили и в бане парили. Когда же купцы ехали обратно, то их «старые знакомые» встречали вроде бы хорошо, только подсыпали им в питье отраву и умертвляли, а потом тайно хоронили в глухом лесу.

Но разбойники убивали не всех купцов. Находились среди них злодеи и жаднюги, которые договаривались с разбойниками, покупали у них награбленное добро за полцены — разбойникам-то оно даром доставалось! — и везли продавать в города, наживаясь на чужой беде. Эти купцы намекали другим, что, мол, если хочешь благополучно доехать и домой вернуться, то бери с собой три мешка золота или девять мешков серебра — в каждом разбойничьем селе платить дань, откупаться.

— Прямо как рэкетиры! — вырвалось у Сережки, и папа на него посмотрел укоризненно: мол, условились же рассказчика не перебивать!

— Да, похоже! — кивнул дядя Толя и продолжал:

— Купцы, конечно, чтоб жизни свои спасти и товар уберечь, стали платить дань, и потекло злато-серебро к разбойникам ни за что ни про что. Набралось аж сорок сундуков по сорок пудов в каждом!

— Ух, ты! Это ж сколько на доллары будет?! — с усмешкой произнес Степа, и стало ясно, что он всю эту историю воспринимает как детскую сказку.

— В те времена, — улыбнулся дядя Толя, — доллар еще и в проекте не числился.

— Ох уж эта молодежь! — проворчала Сережкина мама. — Все на доллары меряет…

— Время такое! — вздохнул дядя Витя. — Жизнь заставляет.

— В общем, награбили разбойники много, жили припеваючи, в дорогие одежды рядились, ели-пили всласть, но не все коту масленица, приходит, как говорили, и Великий пост. Нашлись купцы, которые решили с разбойниками покончить и пошли к царю с челобитьем, то есть с жалобой. Дескать, бьем челом низко, Великий Государь, наведи, Христа ради, на речке Старице порядок. Мы-де, тебе, царю, подати-налоги платить обязаны, а не этим злодеям-душегубам. Царь — бабушка Марья утверждает, что это Иван Грозный был, — конечно, рассерчал и послал на реку Старицу своих стрельцов и пушкарей с воеводой. Повеление дал: разбойников истребить, села сжечь, а все злато-серебро, меха и иной награбленный товар изъять в доход государства. Воевода посадил свое войско на струги, напал на разбойничьи села, разбойников большей частью перебил, а тринадцать забрал в плен. Но вот золота и серебра, как ни искали, найти не могли. Велел тогда воевода уцелевших разбойников жестоко пытать: на дыбу подвешивать, огнем жечь, пальцы топорами рубить, ногами в кипяток или в кипящую смолу опускать — чтоб сказали, где сокровища спрятаны. Один за другим двенадцать разбойников от мучений умерли, но так ничего и не сказали. Остался один, тринадцатый, который заявил: мол, знаю я, где сокровища спрятаны и смогу показать, если ты, воевода, отпустишь меня живым. Готов, дескать, клятву дать, что разбойничать не буду, а уйду до скончания века в святую обитель — бабушка говорила, что в Соловецкий монастырь к святым отцам Зосиме и Савватию, — там стану грехи свои и товарищей моих усердно замаливать да молиться о душах безвинно загубленных…