Книга Каменный великан - Джеймс Блэйлок

Эскаргот направлялся в библиотеку профессора Вурцла. Он перестал притворяться, что ходит туда за книгами. На Вдовьей мельнице у него была спрятана куча сочинений Дж. Смитерса – все книги Белых гор, полученные у Гилроя Бэстейбла в обмен на китовый глаз, – и он еще не прочитал и половины. Он ходил к Вурцлу в надежде встретить там Лету, вот зачем. И пока без какого-либо успеха. «Нет, вы только посмотрите на меня», – подумал он, рассматривая свое жалкое отражение в витрине Бизла. Будь у него такой вид месяцем раньше, он не стал бы переживать. Даже не подумал бы. Он бы скорее возгордился собой – посмеялся бы над Бизлом, который в своей накрахмаленной рубашке и галстуке обходит на цыпочках лужи и смахивает со стульев пыль, прежде чем сесть. На кого, собственно, человек вроде Бизла рассчитывает произвести впечатление? На покупателей? На старых болванов, которые выражают недовольство по поводу пятен на побитых яблоках и возмущаются ценой сушеной фасоли? Еще месяц назад Эскаргот посмеялся бы над самим собой, когда бы вдруг забеспокоился по поводу своего внешнего вида. Кроме жены, ему было не на кого производить впечатление, а жена… Ну ладно, возможно, он не так преуспел в своих стараниях, как мог бы, подумал Эскаргот, глядя на свое плохо выбритое лицо, отраженное в витрине. Дверь магазина открылась, и широко ухмыляющийся Бизл высунул наружу свою круглую голову с напомаженными светлыми волосами, стоящими дыбом наподобие частокола.

– Теофил, – сказал Бизл. Он продолжал улыбаться, но заметно погрустнел, словно увидел своего друга в не лучшие для него времена или словно совершенно не обрадовался встрече с ним.

Эскаргот скрипнул зубами. Он терпеть не мог, когда его называли по имени, произнести которое правильно, похоже, не мог никто на свете. Однако он заставил себя улыбнуться Бизлу. Он ничего не добьется, если начнет набрасываться на каждого встречного. Кто знает, какие слухи ходят о его стычке со Стоувером, тем более что слухи мог распустить только сам Стоувер. Лета совершенно не походила на любительницу трепать языком, хотя ее версия случившегося была бы ближе к истине.

– Послушайте, старина, – сказал Бизл, криво усмехаясь, – я знаю, это щекотливая тема, но я наблюдал за вами из окна минуту назад, и вы выглядели… вы выглядели… неважно, если вы понимаете, о чем я. – С этими словами Бизл смерил Эскаргота взглядом, словно оценивая покрой его костюма. Эскаргот ждал, несколько озадаченный. – Я хочу сказать, знаете ли, вот что: какая работа поможет вам поправить ваше положение? Уборка помещений? Разноска продуктов? Эту витрину, я сейчас понимаю, не мешало бы помыть. – Лицо у него вдруг просветлело, словно он собирался изречь нечто поистине умное. – Вполне возможно, – закончил он, округлив глаза, – ваше впечатление от увиденного в витрине в значительной степени объясняется загрязненностью стекла.

Эскаргот начал медленно кивать, словно соглашаясь с последним высказыванием Бизла, но потом потряс головой и улыбнулся в ответ. Если уж больше он ничего не может поделать, то по крайней мере сумеет превзойти Бизла по части улыбок.

– Сегодня я не ищу работу, Эвелин. – Он намеренно назвал Бизла по имени, которое звучало в восемь раз глупее его собственного. – Но я буду иметь в виду ваше предложение. Если я встречу каких-нибудь праздношатающихся деревенских пареньков, то отошлю их к вам. Это пятнышко на вашем галстуке похоже на каплю земляничного варенья, верно? Моя жена, будь она трижды благословенна, ежечасно рассказывала мне, какие пятна остаются от всякого рода варений. Сначала замочите галстук в холодной воде – так она посоветовала бы вам. А потом намыльте его мылом и трите о стиральную доску, покуда не сотрете руки по локоть.

Эскаргот приподнял шляпу и пошел прочь, предоставив Бизлу изучать запачканный галстук. Он остался доволен состоявшимся разговором. Разумеется, Бизл желал ему добра. Просто он был туповат – счастливое свойство для человека, который ставит перед собой возвышенные цели. Профессор Вурцл, по крайней мере, не станет бесить Эскаргота указаниями на его плачевное положение. Похоже, Вурцл не меньше его ценил искусство ничегонеделания. Он превратил последнее в предмет исследования. Он срывал с деревьев и кустов листья, когда гулял в лесу, и делал вид, будто целью прогулки является именно сбор листьев. Потом профессор прикреплял к ним бирки и укладывал в ящик, бормоча время от времени о своем намерении открыть музей природоведения. Должность заведующего библиотекой позволяла ему сидеть в мягком кресле и, попыхивая трубкой, читать дни напролет.

Но когда Эскаргот пришел в библиотеку, профессор не читал и не курил. «Он взял сеть и отправился ловить саламандр», – сказал его молодой ассистент. Эскаргот поинтересовался, не видал ли ассистент юную леди, которая очень любит книги Смитерса.

«В течение последней недели – нет, – ответил юноша, ухмыляясь Эскарготу с таким значительным видом, словно они оба знают какую-то забавную тайну. – Ходят слухи, что она покинула городок. Старый Стоувер, говорят, уволил ее, и она вернулась на побережье. Она снимала комнату над таверной и уехала в тот же вечер, когда разругалась с хозяином». Молодой человек фамильярно подмигнул Эскарготу, а потом внимательно уставился на него, словно внезапно заметив что-то, чего еще минуту назад не замечал. Эскаргот резко расправил плечи и искоса посмотрел на паренька:

– Она говорила, что возвращается на побережье?

– Откуда мне знать? – спросил паренек, перегибаясь через стойку, чтобы взглянуть на ботинки Эскаргота. – Мне она ничего не говорила. Хотя это не значит, что не могла сказать. Раньше она мне много чего рассказывала.

– Да неужели, – вяло сказал Эскаргот, тряся головой и направляясь к выходу.

Внезапно он почувствовал, что устал таскаться по улицам в изношенном костюме, не имея никакого другого дела, кроме как вести неприятные разговоры с каждым, с кем он, на свою беду, сталкивался. В этом заключался один из минусов ничегонеделания. Будь он Бизлом, развозящим на велосипеде продукты, он мог бы кричать всякий вздор всем встречным, никого не раздражая. Он пользовался бы уважением, поскольку занимался бы делом. Трудолюбие является добродетелью, праздность почитается грехом. Это была одна из самых непостижимых тайн жизни.

В дверях Эскаргот едва не налетел на профессора Вурцла, которого все уважительно называли «профессором», хотя он закончил университет всего три года назад и никогда, насколько знал Эскаргот, не занимался преподавательской деятельностью. В прошлом Эскаргот тоже посещал университет, по крайней мере некоторое время. Университетское образование придавало… этой, как ее?.. значимости человеку, ищущему богатую невесту. Вурцл держал в обеих руках по жирной саламандре, пятнистой и лупоглазой.

– Вы только посмотрите на эти экземпляры! – радостно прокричал он Эскарготу.

– Да, очень симпатичные.

– Первые в этом сезоне, сэр. Первые в этом сезоне. Такие крупные редко встречаются, во всяком случае к востоку от гор.

– Пожалуй, – согласился Эскаргот, остановившись на мгновение, чтобы полюбоваться животными. Потом, почти шепотом, он спросил: – Вы, случайно, не встречали где-нибудь Лету, а? Темноволосую девушку, которая читает Смитерса?